Фамилия - Страница 6

– Врешь! – замахивается и бьет наотмашь. Моя голова дергается в сторону, и я на секунду теряюсь. Хватаюсь за щеку, отступаю на несколько шагов. Под ногами хрустит стекло, а кожа под моими пальцами пульсирует, но я не выпускаю из вида Германа. Он полон решимости не останавливаться на достигнутом. – Ты хотела запрыгнуть на его член, шлюха?

– Нет… – говорю не для того, чтобы оправдаться. Мотаю головой, когда вижу, как он берет со стола самурайский меч, видимо подарок Сеймура, и расчехляет. Украдкой оглядываюсь, понимая, что он загнал меня в угол и теперь мне не сбежать. Позади стена, сбоку шкафы с книгами, а впереди больной на голову мужчина, жаждущий крови. – Герман, ты все не так понял…

– Просвети меня! – останавливается в шаге от меня и поднимает длинную катану. Я вжимаюсь в стену спиной. Меня бросает в пот и одновременно пробивает дрожь. – Скажи…

Издевательски тянет, аккуратно утыкает кончик меча в мое плечо прямо над бретелькой, скользит сталью по коже, оставляя алую полоску не толще росчерка перьевой ручки. Боль прожигает меня, но я стиснула зубы и не дышу.

– Что же ты молчишь? – давит сильнее, бретелька под натиском его агрессии соскальзывает и рваными краями опадает на лиф платья. – Не реви! Говори!

Я всхлипываю, не в силах понять, что сказать, чтобы он прекратил.

– Я не виновата, что Сеймур на меня смотрел, я не хотела провоцировать его, я просто выполняла твои указания…

– Ложь! – уверенно рвет вторую бретельку, лиф платья ослабевает и скатывается с плеч, наполовину оголяя грудь. Мне хочется прикрыться, зарыдать в голос, но я не двигаюсь, понимая, что любое неверное движение может спровоцировать Германа. – Это ты вертела перед ним хвостом! Собиралась прыгнуть к нему в постель?

– Нет! – вздрагиваю, когда Герман взмахом катаны рвет мое длинное в пол платье снизу, ведя мечом между моих ног. Я дрожу, мне страшно пошевелиться, дышать не могу, настолько парализовало страхом. – Герман…

Острие меча касается внутренней поверхности бедра, и я вздрагиваю и еще сильнее вжимаюсь в стену.

И понимая, что другого выбора нет, я решаюсь на ложь.

– Подумай о ребенке… – шепчу, чувствуя как солоно во рту от слез.

И эти слова как ушат ледяной воды отрезвляют моего хозяина, и он отбрасывает меч на пол. А потом напряженно переспрашивает.

– Ты думаешь, что уже…

Я отрицательно мотаю головой, боясь, что он решит проверить, и наткнется на месячные. Но эта тактика сработала, он сменил гнев на милость, и поэтому продолжаю зарываться.

– Я не уверена, но если месячные не начнутся к утру, возможно, что я… Что мы… – не поднимаю головы, покорно прижимаясь к стене. Всхлипываю, но не решаюсь стереть с лица слезы. – Я не знала мужчин, кроме тебя. И не хочу знать. И если ты хочешь меня наказать – наказывай, но не вреди ребенку… Ведь если я беременна…

– Довольно, – Герман устало меня перебивает и с отвращением цедит. – Иди в комнату, умойся и приведи себя в порядок. Замажь раны. Как только прием закончится, я поднимусь в спальню и снова возьму тебя. Если ты права и ты беременна, я извинюсь за это… Но если нет…

Я торопливо киваю и дрожу. Стоит Герману отступить, я стрелой кидаюсь к двери кабинета. Пулей вылетаю из этого ада, придерживая платье на груди. Мне плевать, что гости увидят слезы, кровь на моих плечах, порванное платье. Я стрелой поднимаюсь на второй этаж и закрываюсь в хозяйской спальне. Дрожу, прижимаюсь к двери спиной и съезжаю на пол.

Если я не сбегу сегодня же, в следующий раз он может не остановиться и просто меня убить. Убить!

Эта мысль прошивает как сквозняк, и я начинаю еще сильнее дрожать, что стучат зубы.

А потом замечаю в стороне окна тень.

Приглядываюсь, моргаю, но тень не растворяется, и даже в темноте комнаты я могу различить в ней силуэт мужчины. Высокого крепкого, до боли знакомого. Он делает шаг ко мне. Я обмираю, всхлипываю, пытаюсь подняться на ноги, но они не слушаются. Слишком много потрясений для одного вечера. Тем временем тень приближается.

– Кто вы? – хрип дерет горло, во рту пересохло, но я все равно продолжаю. – Не подходите, я закричу…

Вскрикиваю, тень оказывается вплотную ко мне, и рывком поднимает меня с пола. Вблизи у тени появляются очертания и очень знакомые линии. И тень яростно рычит.

– Попробуй только пикнуть! – этот голос я узнала бы из тысячи. Кровь в жилах мгновенно стынет, мои глаза распахиваются, и я в безмолвном страхе смотрю прямо в глаза новенькому рабу из клетки, который едва не придушил меня днем.

Как он выбрался? Как попал в комнату и самое главное, зачем? И откуда у него эта одежда?

– Где его сейф, говори, живо! – встряхивает меня, платье как на тряпичной кукле соскальзывает до талии и собирается на ней комком. Зверь напротив опускает полные ярости глаза на мою голую качнувшуюся от его толчка грудь и сглатывает, а потом вновь обращает взор на мое перепуганное лицо. – Где сейф!?

– К-к-картина над креслом… – сбивчиво произношу, покрываясь мурашками страха. Герман не убил меня, но это сделает этот зверь… Прямо сейчас возьмет и придушит меня голыми руками. Киваю за его плечо. – Кресло в углу…

Он украдкой оборачивается, чтобы заметить, где тот самый угол, а я не раздумывая ни секунду, нащупываю рукой глиняную статуэтку на тумбе и замахиваюсь, безошибочно ударяя зверя по виску.

И начинается настоящий ад.

Статуэтка разбивается о его голову с характерным глухим звуком. Зверь на секунду теряется, я кидаюсь к туалетному столику, помня, что в ящике припрятан пистолет. Пользоваться не умею, но сейчас любое оружие может послужить защитой.

Едва успеваю ухватиться за рукоять пистолета, меня сшибают с ног и кубарем валят на ковролин. Звуки борьбы привлекли бы внимание в любой другой день, но сегодня в разгар приема никто не замечает стука на втором этаже, и никто не слышит моих криков.

Больно ударяюсь плечом о пол, вскрикиваю, пытаюсь ударить зверя, но он сильнее. Пятеро мужчин скручивали его на моих глазах, и я понимаю, что мне с ним не тягаться. Но все равно борюсь. Бью, куда только могу достать, пинаю, царапаюсь – сопротивляюсь пока он с силой не фиксирует мои руки к полу своими. Нависает сверху, рычит в ярости.

– Прекрати, сука!

И я застываю. Тяжело дышу, смотрю в его глаза и чувствую, что проиграла эту битву. Порезы от катаны жжет, из них сочится кровь. Тяжесть мужского тела парализует, а понимание того, что я практически обнажена под ним, отрезвляет и заставляет нервно сглотнуть.

– Если ты дернешься, я пристрелю тебя… – произносит шепотом, потому что мы оба слышим звук шагов в коридоре. Я мысленно молюсь, чтобы это были охранники, которые убьют этого зверя. Вздрагиваю, когда в дверь ударяют один раз, после короткой паузы ударяют еще один раз, а потом резко дважды. Зверь надо мной рычит. – Порядок, все под контролем.

Он обращается к невидимому человеку за дверью, но смотрит на меня.

Шаги в коридоре удаляются, и я понимаю, что этот раб действовал не один. У него есть сообщники. И это пугает и одновременно обнадеживает. Если охрана у Германа упустила это, значит и мой побег возможно удастся… Осталось только дать этому зверю все, что он хочет и пусть проваливает.

– Попробуй только дернуться, – цедит сквозь зубы, и в последний раз окинув мое лицо и обнаженную грудь взглядом, медленно разжимает пальцы, которыми прижимал мои запястья к полу. Чувствую, как ладони покалывает от резкого притока крови и как немеют пальцы. Зверь выпрямляется и встает на ноги. Его огромная фигура кажется еще больше, когда я на полу у его ног. Темная водолазка-свитер облизывает его торс и накачанные руки. Такие же темные брюки под вид военных штанов с карманами обтягивают крепкие бедра. Зверь выпускает обойму, проверяя наличие патронов в пистолете, который без труда у меня отобрал. Я суетливо сажусь, натягиваю платье на грудь, понимая, что глупо было надеяться, что смогу с ним тягаться. Попытка удрать тоже была глупой.