Факультет судебной некромантии, или Поводок для Рыси - Страница 5

Спортивную одежду выдали только вчера. «Слишком большой наплыв студентов», – сказал завхоз, усиленно глядя в сторону. Я сделала вид, что поверила, – какое мне дело, как он на нас наживается, если вещи я получила пристойного вида и хорошего качества? Для РДиТ в качестве формы полагались плотные темные легинсы ниже колена и нечто, напоминающее скромную темно-синюю тунику. Кроссовки в этом мире заменили мягкими сандалиями на плоской подошве.

Влившись в нестройные ряды одетых в спортивную форму студентов, я без проблем нашла тренировочную площадку. Белоснежный песок, стройные шеренги турников, горизонтальных и вертикальных бревен. Все это опоясывали три беговые дорожки. Дальше виднелись иные снаряды, но рассмотреть лучше не представлялось возможным. Думаю, скоро их удастся даже пощупать.

На песок вышел тренер. Из-за тех самых турников. Он был крут. Именно так я себе представляла отставных вояк. И дело не в коротких седых волосах или шраме, уродовавшем его щеку, нет. Взгляд, выражение глаз – вот что первое производило впечатление. Расслабленная поза, ленивая усмешка в уголках губ – он казался безобидным. Свободные штаны, сандалии, как у нас, и рубаха. И ощущение огромной, жестко контролируемой силы.

Тренер качнулся с пятки на носок и начал зачитывать фамилии. Каждый из студентов делал шаг вперед, замирал и возвращался назад. Я даже не пыталась никого запомнить – «развитие духа и тела» было общим для всех курсов. Единственный, кого я отметила, так это «туалетный шутник» – Виор фон Тьеор.

– Фон Штернберг. – Тренер никак не интонировал наши имена. С такими интонациями произносят «платяной шкаф» или «стул». Неодушевленные, такими были мы для него.

Сглотнув, я сделала шаг вперед. Тренер демонстративно осмотрел меня, будто просканировал. На дне серых глаз таилась скука. Готова поспорить, он рассмотрел нас всех, еще пока мы неуверенно строились, ожидая его появления. Осмотрел и сделал предварительные выводы.

Трех девиц он отправил переодеваться и заплетаться. А я пылко возблагодарила свою первую учительницу по физкультуре – неопрятную, пьющую бабищу, которая, однако, требовала чистоплотности и аккуратности от своих учениц. Она-то и приучила меня носить туго заплетенную косу.

Четверых парней он отправил на турники – на личном опыте изучать, отчего нехороши крупные кольца на РДиТ. И, как человек, имеющий призвание истинного преподавателя, запретил снимать украшения до конца занятий. «РДиТ» тренер произносил с оттяжкой, раскатывая «р» и проглатывая остальные буквы.

– Первый курс. Добро пожаловать. Ко мне обращаться – «тренер Зур». Люблю вас, желторотиков, ничего не знаете, не умеете, а гонору на миллион. Вот чем гордитесь вы? Штернберг!

– Носом, тренер. Прекрасная форма носа. Тренер, через полгода…

– Как сменишь фамилию, так и я сменю обращение. Здесь тебе не подружкин клуб. Кто-то еще чем-то гордится? Испугались. Только одна девка среди вас смелая?

– Этой все нипочем, верняк, – мерзко хохотнул туалетный шутник.

– Тьеор, отвечайте за себя, – почти нежно проворковал тренер. И его изуродованное шрамом лицо заставило шутника передернуться.

Я присмотрелась к студентам: кто посмеялся искренне, а кто вымученно улыбнулся. Подпевалы добровольные и недобровольные. Вон тот худой парнишка в заношенной форме – явно предыдущая жертва фон Тьеора. Ну уж нет, самая противная рыба в этом аквариуме – я. А значит, и плавать вы будете по моим правилам.

Жизнь вносит свои коррективы. Расставив нас на беговых дорожках, тренер Зур отдал приказ бежать. Первое занятие – вводное, по его результатам нас распределят по группам. И вот здесь меня ожидал сюрприз. Я помню одышку – в мои четырнадцать лет в нашем городе открылся «МакДак», гори он в аду синим пламенем, и спустя полгода мне пришлось сбрасывать радостно нажранные килограммы. Тогда у меня тряслись жиры, руки, ноги, темнело в глазах и клокотало в груди. Но сейчас я всех этих симптомов не ожидала.

Сбросив темп, я пыталась обуздать дыхание. В груди кололо. Но не совсем так, как прежде, в прошлом. Как будто кости норовили распасться на отдельные половинки. Ну уж нет, с этими симптомами я буду разбираться позже.

Но «позже» наступило раньше – тренер приказал отжиматься, три подхода по десять раз. На втором подходе в глазах потемнело.

Я лежала под открытым небом. Облака застыли в мертвой неподвижности. Да и солнце какое-то слишком уж лучистое. Щурюсь, силясь рассмотреть получше.

– Очнулась, красавица? – низкий, рокочущий голос исходил из низкорослого, тощенького тельца. Широко распахнув глаза, я смотрела на бородатую тетку. Причем борода у нее была весьма странная – не грубая, как обычно у мужчин. Нет, это были мягкие, шелковистые волосы. С вплетенными цветочками и бусинками.

– Д-да, – выдавила я.

– Такую маленькую и хрупкую гномку испугалась? – хохотнул тренер. Он сидел с правой стороны от моей постели. За его спиной, скрестив на груди руки, стоял мой декан.

– Что случилось?

Неужели я позорно рухнула в обморок?..

– Мордой в песок ты рухнула, – рыкнула гномка, будто прочитав мои мысли. Несоответствие ее голоса и тела сведет меня с ума, если я задержусь здесь. – Как можно, имея такой анамнез, так бездарно тратить драгоценное здоровье?

– Гномы все делают на совесть, – усмехнулся тренер.

– Какой анамнез? Я полностью здорова. И справку в деканат сдала, со всеми документами.

– Подтверждаю, – кивнул оборотень, – я лично визировал документы студентки фон Штернберг.

– Вы издеваетесь, что ли? – поинтересовалась гномка. И я поняла, что к ее голосу мне придется привыкнуть, зато ни с кем не перепутаю. – Здесь латок с полсотни.

– Чего? – переспросила я. – Объясните, пожалуйста, подробней.

– Кости ломала? – тяжко вздохнув, спросила гномка.

– Да, – уверенно кивнула я и тут же замерла. Это я в прошлом вся ломаная-переломаная после аварии лежала. Без надежды на исцеление. Огромное спасибо за депрессию двум молоденьким медсестричкам, они обсуждали меня при мне же. Так я и узнала, что надежды нет и не предвидится.

– Руки и ноги, – удовлетворенно кивнула гномка, и я расслабилась. У меня-прошлой был раздроблен позвоночник. И ноги. Руки остались целы, но не двигались.

– И? – поторопила я целительницу.

– Во время последней войны были изобретены «латки». Ими закрывали открытые раны, сращивали кости. Но это временное. Как заклеить рваный сапог – все равно придется покупать новый. Так и здесь, все равно требуется полноценное врачебное вмешательство. Сеансы массажа, мази и притирания, зелья. Ну скажите, какая нужда заставила вас использовать это зверство в мирное время? В вашем-то возрасте?

– «Женщина, берущая на себя обязанности второй жены, должна быть всегда доступна супругу, невзирая на время и место. Исключение составляет лишь угроза жизни означенной женщины», – мрачно процитировал оборотень. – До этого места романтичные дурочки не дочитывают. Останавливаются на обязанностях мужа – содержать, баловать. Дарить подарки. Еженедельные и ежемесячные.

Повисшую тишину можно было есть ложкой – противная и тягучая, она сигаретным дымом разливалась в воздухе. Я глубоко вдохнула, собираясь ляпнуть хоть что-нибудь в свое оправдание. Не хотела Лаура золота. Любви дурочка хотела.

Но тут я зашлась истерическим чихом.

Рыжий аллерген запрыгнул на постель. Басовито мяукнув, кошак начал укладываться на моих коленях.

– Кыш, Герик.

– Герик? – переспросила я.

– Аллерген, – улыбнулась гномка, а я хихикнула. – У многих людей аллергия на кошек, а у гномов – нет. И у меня нет.

Я немного зависла на этой фразе. Она ведь гномка, зачем так подчеркивать? Или полукровка? И не хочет иметь ничего общего с людьми?

– Я оставлю студентку фон Штернберг до утра. И каждый вечер, за час до отбоя, ко мне. Эту неделю ночуешь здесь. Латки довели твои кости до весьма плачевного состояния, то, что можно было выправить за пару дней, теперь растянется на неделю.