Факультет чудаков - Страница 12

— Совершенно исключительный экземпляр. Орган партии социалистов-революционеров.

— Значит сокращенно: эсэров, — сказал Крапивин, для того чтобы что-нибудь сказать, и без интереса наклонился над газетой. На него глянули:

Крапивин выпрямился. Он зевнул, стараясь скрыть от приятеля зевок ладонью.

— С каких пор вы ударились в политику. С тех пор, как я вас помню, вы были аполитичны.

— Кто вам сказал, что я ударился в политику. Просто я интересуюсь некоторыми вещами. Совершенно исключительный материал. Не правда ли? Статьи, разоблачающие рабоче-крестьянский режим.

— И ничего они не разоблачают, ваши статьи. — Крапивин зевнул вторично, на этот раз явно. — И никого и ничего. Это «арабские сказки». И, как всякие сказки, их забавно читать.

— Я ничего не могу понять, — удивился приятель. — Как же так? Выходит — мы поменялись местами. Вы — за. Я против.

— Ха-ха! — Крапивин громко захохотал бутафорским смехом. — Хо-хо! Я — за них. Я — за большевиков. Я — комсомолец. Крапивин, видите ли, член комсомола с 1915 года. Хо-хо-хо! Вы, коллега, высказываете иногда остроумные вещи. Хо! Однако хватит. Я пришел к вам сообщить одну интересную… Хо-хо! Нет, скажите правду — вы серьезно меня приняли за этого, как их, за сменившего вехи. Хо! Хо! Я вам расскажу одну историю.

Внезапно над ними нависли рыжие усы длинного библиотекаря. Раздался каркающий голос.

— Гражданин, здесь нельзя ни шуметь, ни разговаривать.

— В читальне никого, кроме нас и вас, нет. Кому мы мешаем?

— Гражданин, здесь нельзя разговаривать и шуметь.

— Я охотно вам верю, — сказал Крапивин и нахально прищурился. — Но я одного не могу понять. Будьте любезны объяснить.

— Что?

— Кто вас сделал?

— Как так? — удивился библиотекарь.

— Для чего, — повторил Крапивин, — и зачем?

— Знаете, гражданин, — наконец понял тот, — вы нахал.

— Здесь нельзя ни шуметь, ни разговаривать — передразнили они его и вышли из читальни.

— Я хочу вам сообщить, — начал Крапивин, — нечто такое, что повернет нашу жизнь. Мы снова будем подниматься (до сих пор мы спускались) по лестнице. По лестнице судьбы. Я сообщил, и раскаиваюсь, свою мысль Замирайлову. Он отказался. Разумеется, он поступил как трус и семит. Я не сомневаюсь, что он еврей, этот Замирайлов. Видите ли, его восстановили в правах студента. Он учится. Мне рассказывали — ему помогла… эта, с которой он одно время крутил… Ну знаете, этакая стриженая комсомолочка.

— Да, ведь они же все стриженые, как овцы.

— Хвалю за сравнение. Я хочу вам сказать… Впрочем, ответьте вперед — как вы относитесь к физической работе.

— С детства, — ответил «приятель», надевая пальто, — с детства я занимаюсь по утрам гимнастикой.

— Оставьте вы себе свою гимнастику. Я вас спрашиваю о настоящей физической работе. Дрова рубить, например.

— Короче — я отношусь к физической работе, — сказал «приятель», — как всякий интеллигент. Уверен, также относитесь к ней и вы. Замирайлов, другой, третий. Я только не понимаю, зачем это вам? Вы хотели что-то мне рассказать относительно лестницы, кажется.

— Лестницы судьбы. Нет, сначала вы ответьте, — настаивал Крапивин с непонятным упрямством, — как вы относитесь к физической работе?

— Я уже вам ответил: никак.

Они дошли до ворот университета. Висели объявления: «Все в смычку». «Все в Мопр». «Студентам Арапову и Никитину предлагается получить ордера на кожаные подошвы». «Студентам Великанову и Незабудкину — заплатить членский взнос в кассу взаимопомощи». Студенты Кисель и Киссельман уведомлялись, что они исключены из университета.

— Итак, вы не желаете отвечать на мой вопрос. В таком случае мне нечего вам сообщить.

— Нет, почему же. Я отвечу, если вы так настаиваете. Я отношусь к физической работе двояко: с одной стороны, положительно. С другой — отрицательно. Скорее положительно. Без физической работы немыслимо существование человеческого общества. Не так ли?

Он не знал, какой из двух ответов требовался Крапивину. Он ждал. Он читал объявления.

Студент Пахомов искал себе компаньона по комнате. Студентка Задова искала себе компаньонку по комнате. Студент Пашковский находился в затруднительном положении: нашедших просил возвратить свой портфель. Студент Петров посылался на курорт. Студент Левоневский приглашался на бюро ячейки — получить выговор за непосещение собраний. Студент Геннадий Гор…

— Вы мне ответьте, — сердито прохрипел Крапивин, — как вы относитесь: отрицательно или положительно. Ответьте, не виляя.

Студент Останин получал ссуду — три рубля. Студент Теплов — ссуду в два рубля.

Приятель рискнул. Положительно, он попал в точку.

— Хорошо, — произнес Крапивин. — Очень хорошо.

Студентке Рыковой предлагалось в трехдневный срок возвратить книги в библиотеку. Студенту…

— Я готов слушать.

…Студенту Геннадию Гор предлагалось зайти к доктору — за очками.

— Вы помните, — начал Крапивин, — совет, который дал мне Лузин: «рубить дрова». Это в качестве эпиграфа к тому, что я скажу. Не пугайтесь. Я нашел средство к восстановлению нас в правах студента. Для этого необходимо поступить на работу. Получить рабочий стаж. И перед нами открыта дорога в вуз. Вы слушаете? Я нашел два места: для себя и для вас. Выбирайте: трамвайный парк или металлическая фабрика?

— Только? — ответил приятель. — И всего? В таком случае вы напрасно отвлекли меня от ежедневных моих занятий в библиотеке. Ваш путь в вуз слишком изъезжен. Меня ждут газеты. До свиданья.

Коля Незабудкин стоял под часами. Он рассматривал какую-то книжку. К нему подошел Ручеек.

— Гуд-бай — поздоровался он. — Я только что начал изучать английский язык.

— А, Ручеек? Давно не видел. Ну как, Ручеек, все течешь, истекаешь рифмами, ямбами?

— Откуда такое? Я же не поэт. Стихов не пишу.

— Разве не пишешь?

— Пишу только прозу. В настоящее время изучаю любопытный материал. Имею доступ в подвалы нашей фундаментальной библиотеки. В недалеком будущем закончу исторический роман из быта студентов восьмидесятых годов.

— Вот как? — сказал Незабудкин. — Интересно. Давай-ка лучше сдавать зачет. Сегодня исключительный день — принимают сразу два профессора.

— Я не готов.

— Не важно. Я тоже еще не занимался. В нашем распоряжении целый час. У меня с собой энциклопедический словарь. Всего не успеем, но кое-что… Оба они экзаменуют очень легко.

— Я еще ни разу не «арапничал».

— А ты попробуй. Какой же ты студент, коли ни разу не был «арапом». Будешь иметь зачет.

— Нет, я не согласен.

— Испугался? В таком случае не мешай мне. — Незабудкин, сев на скамейку, раскрыл энциклопедию, углубился в чтение.

Через час пришли оба профессора и разошлись по разным аудиториям — экзаменовать.

Незабудкин сидел на прежнем месте. На коленях у него раскрытой лежала энциклопедия. Он поспешно дочитывал необходимую статейку:

«К кому же из них, — решал он, — пойти? Один — пожилой (пожилые профессора всегда меньше требуют), другой — молодой. К пожилому».

И он вошел в аудиторию, где принимал седенький профессор. Впрочем, профессор был седеньким только наполовину: бородка черная, голова седая. Профессор сидел странно, не на кафедре, а на скамье, где обычно сидят студенты. В руке он держал бородку и карандаш. Казалось, он готов был подписать зачет не спрашивая. Но он спросил.

— По каким учебникам, — прежде всего спросил он, — вы готовились?

Незабудкин предвидел этот традиционный вопрос и ответ приготовил заранее.

— По вашим трудам, профессор.

— Хорошо, — сказал профессор. — Прекрасно. Но у меня нет книг, тем более учебников, по данной дисциплине. Правда, имеются отдельные статьи, рассеянные в различных иностранных журналах. Данная дисциплина, вы должны знать, новая.