Факелы на зиккуратах (СИ) - Страница 8

Его семинары были очень посещаемы. Фабиан пришел за пятнадцать минут до начала действа, но ему уже не досталось стула. Он безропотно встал у задней стены.

Ваан Лорман был одет в темно-синий сюртук, который при скудном освещении мог сойти за черный. При ярком – за благородный синий, и Фабиан не мог не оценить изящества задумки. Ваан Лорман с режиссерской чуткостью стал у окна – как раз за ним было темно. Лорман глядел в него, и его губы были трагично сжаты.

Фабиан следил за минутной стрелкой над кафедрой. Ровно в восемь Лорман повернул голову к аудитории и скорбным голосом поприветствовал присутствующих. Хотя, кажется, так пренебрежительно его манерность воспринимал только Фабиан. Остальные восхищались Лорманом, гордились знакомством с ним, обсуждали его слова, статьи, стихи.

Лорман начал говорить. О преемственности поколений. О взаимной ответственности, об уважении, о почтении молодости к опыту, а старости к свежему азарту. Он приводил примеры, личные и коллективные, ссылался на самые разнообразные источники – от литературоведческих до социологических. И все это, задумчиво глядя в окно. Фабиану хотелось спросить: а как же Торнтон?

Семинар закончился, присутствовавшие выходили неспешно, горячо обсуждая происходившее. Фабиану приходилось двигаться в этом унылом потоке с этой унылой скоростью.

– Мой дорогой Фабиан, – обратился к нему ваан Лорман. – Я рад видеть вас на моем семинаре. Но сегодня вы удивительно молчаливы.

– Весь наш легион не отличается разговорчивостью, господин ваан Лорман. По причинам очевидным, – ровно ответил Фабиан, дерзко глядя ему в глаза.

– Да, – грустно сказал ваан Лорман. – Печалью полна наша жизнь. В наших силах прекратить ее, но не остановить.

– Мы всегда можем изменить ее, – угрожающе произнес Фабиан.

– Браво, Фабиан! Великолепная жизненная философия!

– Благодарю вас, господин Лорман, – натянуто улыбнулся Фабиан.

Он больше не ходил на семинары Лормана.

========== Часть 3 ==========

В связи с некоторыми обстоятельствами жизни Фабиана куратор четвертого легиона Эрдман настоял на еженедельных консультациях Фабиана с психотерапевтом. Фабиан сопротивлялся до последнего, пытаясь привлечь все аргументы, которые казались ему значимыми: у него не было кошмаров, он отлично успевает, активен во внеучебной жизни, показатели учебно– и социопсихологических тестов на высоком уровне, он заслуженный лидер, да и просто: ему это не нужно, он отлично себя чувствует, зачем еще и психотерапевт?! Эрдман настаивал. Фабиан возражал. Он уже начинал злиться. Судя по всему, и у Эрдмана закончились аргументы вкупе с терпением. И поэтому он рявкнул: «Выполняйте». Фабиан плотно сжал губы, вытянулся и замер. По канонам он должен был отреагировать банальным «Есть!». Но чего каноны не прописывали, так это паузы между приказом и этим убогим дежурным ответом. И Фабиан молчал.

Эрдман смотрел на него и ждал. Было понятно, что Фабиан не ослушается. Тот знал цену субординации. Недаром был старостой, недаром не колеблясь выдвинул свою кандидатуру на пост капитана школьной сборной, недаром входил в совет самоуправления и поддерживал нынешнего его президента. Ситуация была сложной, неустойчивой, преподаватели школы между собой посмеивались, что Равенсбург-не-президент куда опасней Равенсбурга-президента, потому что его желание быть наверху и только там было очевидным. Фабиан не скрывал его, но и не тыкал им в глаза. И было в нем что-то, тихо мурлыкавшее: это еще что, то ли еще будет. Фабиан был хорошим лидером, агрессивным, неуступчивым, но старался оставаться справедливым. И с вышестоящими ладил, хотя ни на куратора, ни на школьное руководство не смотрел снизу вверх – исключительно глаза в глаза. Кто его знает, может, Эрдман смотрел на будущего Верховного Консула. Но до этого еще дожить надо, а пока Фабиан – всего лишь подросток, который раз за разом оказывается в крайне неприятных ситуациях. И этот подросток, которому Эрдман хотел помочь, стоял, вытянувшись, в двусмысленно почтительной позе, смотрел на него полыхавшими глазами – и молчал. Эрдман ждал. Фабиан процедил наконец: «Есть». Эрдман посочувствовал психологу.

– Доктор Нусбергер ждет вас через полчаса. – Сухо произнес он.

Фабиан склонил голову и прищурил глаза. Затем он развернулся и пошел к двери. Эрдман мог окликнуть его, потребовать поведения, соответствующего уставу и многого еще, и Фабиан подчинился бы. Казалось, что мальчишка именно этого ждал – слишком неторопливо он шел к двери. Но в его дерзости было нечто привлекательное, нечто, позволявшее ему рассчитывать на понимание. В нем самом угадывалось что-то, делавшее его равным им, взрослым. Некоторые выпускники были куда более детьми, чем этот четверогодок. Поэтому Эрдман молчал.

Выйдя из кабинета куратора, Фабиан не спеша пошел по коридору, глядя перед собой и до боли сжимая зубы. Он не имел ничего против психологов вообще и Нусбергера в частности, более того – именно последний ему даже нравился чем-то, но с каким бы удовольствием Фабиан их всех в резервацию поместил и никогда, просто никогда из нее не выпустил. Он обошел корпус, быстрым шагом зашел в аллею, прошелся по ней немного и сошел с дорожки, чтобы там всласть попинать дерево. Он был зол.

Доктор Нусбергер не был штатным психологом, для рутины вроде составления психосоциальных карт, написания отчетов и прочей шелупони в школе было целых три надежных, работящих и преданных делу и школе, но не отличающихся выдающимися талантами специалиста. Доктор Нусбергер же был заезжей звездой. Вроде даже стоял у истоков реформы этой школы, проведенной пару десятков лет назад. Он не был светской звездой уровня ваан Лормана, но известность и репутация у него были неоспоримые. Доктор Нусбергер появлялся в школе один-два раза в неделю, вел скользкие и запутанные случаи и вроде как изредка контролировал дела учеников. Руководство школы было довольно: крутись как хочешь, а репутация Нусбергера была впечатляющей. Родители были счастливы: за свои денежки они как раз на него и имели право рассчитывать. Довольны были и дети, которые после консультаций Нусбергера если и не чувствовали себя рожденными заново, то уверенней в себе точно. И был Фабиан. Который стоял перед дверью его кабинета и угрюмо смотрел на нее.

Но консультация должна была начаться через полторы минуты. Он и вошел в приемную. Экран интеркома засветился, поприветствовал его, по лицу пробежали теплой волной лучи сканера, и почти человеческий глубокий и теплый женский голос предложил ему подождать. Через полминуты доктор Нусбергер высунул голову из двери.

– Добрый день, Фабиан, рад вас видеть, – радостно сказал он. – Я как раз поставил греться воду на чай.

– Добрый день, доктор Нусбергер, – процедил Фабиан.

– Проходите в кабинет, – ухмыльнувшись едва заметно, произнес доктор Нусбергер.

Фабиан вошел и замер у двери. В кабинете едва улавливался цветочный запах; Фабиан не был уверен, действительно ли цветочный, или это какой-нибудь странный чай так пахнет; он принюхался. Доктор Нусбергер стоял у чайника и задумчиво смотрел на него.

– Разумеется, куда более прилично было бы поместить в приемную помощника, – задумчиво сказал доктор Нусбергер. – Тем более Томас предлагал. М-м, директор. Директор Брускес. Все время забываю, что в вашей славной школе не пристало фамильярничать. Только смысла в человеке в приемной на эти три часа нет никакого. Садитесь, Фабиан, я сейчас заварю чай и приду. И пожалуйста, не садитесь к рабочему столу, лучше в эркер.

Кабинет, в котором обычно обитал доктор Нусбергер, выходил окнами на парк. Он был расположен на первом этаже, совсем невысоко. Прямо за окнами росли кусты шиповника, и у Фабиана создалось странное ощущение защищенности. Он остался стоять; это было непривычно и умиротворяюще. За кустами начиналась лужайка, отграниченная от парка живой изгородью, не очень высокой, но не незаметной. В парке играли младшеклассники; Старшие в это время были либо в библиотеке, либо в спортивном корпусе.