Файл №220. Розыгрыш - Страница 2

— Джерри, ужин стынет.

Вглядываясь, она остановилась у самой воды.

И закричала.

Полицейское управление Гибсонтона 8 октября, 12.20

— Господи, — потрясенно проговорила Скалли, взглянув на протянутую Молде-ром фотографию. — Что это с ним?

Фотография упала на стол.

Запрокинутое, все в пятнах и коросте мертвое лицо мистера Глэйсбрука производило и впрямь жуткое впечатление.

— Ничего особенного, — мягко ответил Молдер. — И ничего сверхъестественного. Ихтиоз.

Получилось так, что Скалли смогла приехать лишь полчаса назад. Молдер, принесшийся в Гибсонтон на рассвете, уже немного вошел в курс дела — и теперь выступал в непривычной и даже несколько неприятной для себя роли лектора, чуть ли не экскурсовода.

На самом деле лекции в их тандеме обычно читала именно Скалли. Это был ее удел — раскладывать, расчленять и разъяснять факты. На долю Молдера выпадали только сомнения.

И странные фантазии, никогда не подтверждавшиеся — но загадочным образом всегда помогавшие раскрывать, или, во всяком случае, распутывать дела.

Скалли качнула головой и снова вгляделась в фото — теперь уже без мороза по коже.

— Врожденное заболевание, характеризующееся постоянным слущиванием кожного покрова в виде чешуи, — сказала она, и на какой-то миг все встало на свои места. — Похоже, очень острая форма.

— А дети совершенно нормальные симпатяги. Четыре года и семь лет. Впрочем, тебе еще предстоит увидеть миссис Глэйсбрук…

— А что с ней?

— С ней борода.

— То есть? Фокс, ты можешь выражаться яснее?

— Могу, — Молдер чуть улыбнулся и протянул Скалли следующую фотографию. — Вот так выглядит рана.

Скалли снова вздрогнула. Чудовищное отверстие с рваными, будто жеваными краями заполняло весь кадр.

— Куда его?..

— Верхнее подреберье, немного слева.

— Такое впечатление, — чуть вопросительно произнесла Скалли, подняв на Молдера неуверенный взгляд, — что его пытался прогрызть насквозь, скажем, крокодил…

Молдер отрицательно качнул головой.

— Орудие неизвестно, — сказал он. — Возможно, зубы. Возможно, мачете. Возможно, буровая коронка. Ни на что по-настоящему не похоже… Никакие органы не удалены. Ничего не отгрызено и не съедено. Сексуальные мотивы отбрасываем. Каннибализм отбрасываем, извращение отбрасываем. Но тогда — что остается?

— Почему вызвали нас? — спросила Скалли. — Я не спрашиваю, почему ты все это отбросил… хотя, возможно, спрошу еще. На извращение, прямо скажем, весьма похоже, весьма — если бы не путаница с орудием. Но прежде всего мне хочется знать — почему вызвали нас? Почему не разбирается местная полиция? Молдер с грустью покивал.

— Я знал, что ты это спросишь.

— Тогда отвечай как по писаному. Не тяни.

— Потому что это сорок восьмой случай за двадцать восемь лет.

Несколько мгновений Скалли молчала, продолжая глядеть ему в лицо. Потом сказала лишь:

— Понятно.

В голосе ее была безнадежность. Почти тоска.

— Когда Армстронг гулял по Луне, уже пять таких вот фото пылилось у нас в архивах, — сказал Молдер. — И никогда ничего. Ни единой зацепки. Ни единой крепкой версии. Ни разу никто не был даже задержан по сколько-нибудь обоснованному подозрению.

— Влипли? — предположила Скалли с грубоватой прямотой, которую иногда, в исключительных случаях, позволяла себе. Она была уверена, что Молдер кивнет и скажет подавленно: «Да, влипли». И они начнут работать — хладнокровно, дотошно и профессионально, и без малейшей увлеченности, и без малейшей надежды на успех. Как высококлассные, но лишенные эмоций машины. Честно говоря, для разнообразия ей хотелось бы поработать именно так, хотя когда-то именно подобная рутина внушала ей ужас. Но, работая с Молдером, она уже давно успела соскучиться по тоскливой рутине, по работе, которую, как все нормальные люди, можно делать от звонка до звонка, а, едва вечерний звонок затих — забыть до утра и быть свободной, быть собой, быть женщиной.

Но Молдер смущенно улыбнулся, как мальчишка, которого застукали на краже конфеты, и сказал негромко:

— Интересно…

С ним все было ясно. А значит, и со мной все ясно, подумала Скалли безнадежно. Звонка не будет. Может, неделю, может, две.

Но тогда уж и я тебя погоняю, Фокс. Как Бог свят, погоняю.

— Началось в Орегоне. Потом — Монтана, Айдахо, Мэн… легче перечислить штаты, где этого не случалось. Последние пять лет — шесть случаев во Флориде. Логики ни малейшей, жертвы бывали и белыми, и афро, и из индейцев пару раз… один пуэрториканец… Мужчины и женщины. Старые и молодые. Состоятельные и нищие. Никогда ни следа ограбления. Никогда ни следа каких-либо сексуальных домогательств. То есть вообще ни малейшего мотива. В то же время нет никаких оснований полагать, что это вытворяет какой-то зубастый зверь. Какой? Как? Один-единственный не известный науке зверь бегает по всей стране, от Пасадены до Бангора? Или Штаты кишат представителями не обнаруженного до сих пор вида хищников? Бабочки и червячки, понимаешь, все уже пересчитаны и чуть не ли не окольцованы поголовно, а зубастые зверюги-людоеды никак не смогли привлечь внимания зоологов.

— Мутанты?

— Чуть ли не по всему материку сразу?

Скалли понимающе кивнула: действительно, невероятно. Ей и в голову не пришло напомнить напарнику, что оперировать масштабами материков было все ж таки не вполне правомерно, ведь на материк затесались по крайней мере еще и Канада с Мексикой; то были мелочи. Округляем. От Пасадены до Бангора — чем не материк?

— Гуманоиды? — позволила себе слегка пошутить Скалли, потому что ей показалось, будто Фокс начинает впадать в некий пафос. Пафос загадки века.

— Несколько негуманные гуманоиды, тебе не кажется? — и Молдер щелчком подбросил фотографию раны поближе к ней.

— Негуманный гуманоид, — медленно произнесла Скалли, будто пробуя это словосочетание на вкус — Вообще-то звучит не более нелепо, чем, скажем, бесчеловечный человек.

— Браво, — от души сказал Молдер и улыбнулся ей с такой искренней и обаятельной теплотой, что она, несмотря на все его задвиги, в который раз порадовалась тому, как лихо и, похоже, бесповоротно свела их деловитая судьба.

— Может быть, какие-то религиозные дела? — боясь расчувствоваться и потому чуть суше, чем следовало бы, спросила она.

— Была такая версия. Культовое нанесение несовместимых с жизнью увечий и все такое. Но не удалось откопать ни единого культа, в ритуальную практику которого входили бы подобные жертвоприношения. И ни одна секта никогда не признавала, что это дело рук ее приверженцев. Если и культ — то абсолютно неизвестный и абсолютно закрытый. Понимаешь, ни один серийный преступник не работал так долго и так интенсивно. И ни одна из известных культовых организаций не числит среди своих обязательных церемоний подобного… подобных действий. Вот потому — не местная полиция.

Он помолчал. Скалли, задумчиво щурясь, смотрела в окно, сквозь которое валил в комнату ослепительный и тяжелый, будто раскаленный металл, полдень Флориды.

— Что скажешь, Дэйна? — тихо спросил Молдер.

Скалли перевела взгляд на рассыпанные по столу фотографии. Снова взяла ту, с мертвым запрокинутым лицом в пятнах.

— Скажу… — медленно произнесла она. — Что я скажу? Вот представь себе, Фокс — всю жизнь прожить таким, как он… Ведь это ужасно.

Молдер кривовато усмехнулся. Поднялся.

— Через полчаса похороны, Скалли. Я обещал быть.

— Я с тобой.

— Тогда… тогда — держи себя в руках.

— А что такое?

— Думаю, нам предстоит увидеть самое странное шоу на свете.

Гибсонтонское кладбище 13.47

Осень совсем еще не чувствовалась в этих благословенных широтах. Во всяком случае, не чувствовалась для северян. Возможно, местные жители назвали бы день прохладным, потому что безоблачное небо исходило не тягучим тяжким зноем, а ласковым, мягким теплом, которое еще немного скрадывал ветер с океана. Во всяком случае, можно было ходить в нормальном костюме и не мечтать немедленно раздеться до купального минимума. Приветливый свет благословлял чуть всхолмленную равнину, почти еще не тронутую ржавчиной увядания; городишко прятался за могучими платанами, неторопливо начинавшими сбрасывать листву, а слева, поодаль, ярче неба сверкал необозримый и безмятежный голубой простор залива.