F 20. Балансировать на грани (СИ) - Страница 3

Кто-то играет в бильярд, кто-то прогуливается в саду возле дома, дыша свежим сентябрьским воздухом. Детки хозяйки и гостей заняты веселыми и иногда чересчур шумными играми с парой нанятых клоунов, которые лично меня сначала сильно напугали своей боевой раскраской, неестественно высоким голосом и заливистым громким хохотом.

Прошло два часа.

За это время мне пришлось узнать, что «все врачи-психиатры с отклонениями, поэтому ничего в болезни Олега странного нет», «он задушил/зарезал/пытал/изнасиловал/утопил/ привязывал к батарее/бил свою бывшую жену». Что «над ним издевались в психлечебнице», где он, кажется, тоже кого-то убил. Что чья-то соседка помнила Олега маленьким, а он всегда был очень подозрительным и нехорошим мальчиком, мучил кошек, собачек, стрелял из рогатки в птичек….В общем, личность самая устрашающая, с какой стороны не посмотри.

С ним пытались общаться, знакомиться, заговаривать. Девушки, которых, по всей видимости, притягивали «необычные мальчики» приглашали Олега танцевать, пытались угостить вином или виски, но он лишь равнодушно качал головой, изредка произнося несколько слов. Каждые полчаса он выходил на балкон покурить. В этом случае мужчина стоял отдельно от всех, облокотившись на перила, медленно выпускал густой дым изо рта.

Наслушавшись всевозможных сплетен, я могла думать только о том, что не хотела бы вдруг оказаться на месте Олега. Стало жаль этого несчастного мужчину, вокруг которого вился целый ворох небылиц и жутких историй. Наше общество не любит, когда кто-то выделяется. Или же, наоборот, слишком сильно любит? По сути дела, никто из этих людей Олега не знал, до психбольницы он несколько лет жил в Киеве, а до этого, как я поняла, особо не общался с друзьями Кати. Я тоже его не знала, но, тем не менее, даже мне хватило слухов, чтобы отказать ему в работе, даже не проводя собеседования. Стало стыдно, ведь я оказалась ничем не лучше всех этих людей, тыкающих в него пальцами…

Наблюдая за тем, как Олег в очередной раз идет покурить, я решила составить ему компанию.

Уверенно подхожу и встаю рядом, не имея понятия, как начать разговор. Мужчина быстро посмотрел на меня и вновь перевел взгляд вниз, на играющих в саду детей, кажется, они прыгают в мешках… точнее, падают в мешках, смеясь и крича. Маленькая девочка громко плачет.

Курит Олег очень медленно, аккуратно стряхивая пепел после каждой затяжки в стеклянную пепельницу, которую держит в руке.

— Привет, — наконец, здороваюсь я, пытаясь перекричать ребенка, — меня зовут Аля.

Он вновь смотрит на меня. Хмыкает. Тушит сигарету в пепельнице, которую осторожно поставил на пол у своих ног. Лезет в задний карман джинсов, откуда достает черный потертый портмоне, раскрывает. Расстегивает молнию внутреннего кармана, вынимает сложенный вчетверо и запечатанный в файл лист бумаги. Аккуратно разворачивает и протягивает мне. Все это молча.

Беру из его рук документ, с минуту изучаю заключение врача о диагнозе: «F 20. Шизофрения». Громко сглатываю, так как ни разу в жизни не видела подобных документов и видит бог, видеть не хотела. Возвращаю ему бумагу. Он кивает, также аккуратно, можно даже сказать, трепетно складывает справку вчетверо и убирает в портмоне, который прячет в задний карман джинсов. Достает из другого кармана пачку сигарет, нагибаясь за пепельницей.

Видимо, он решил, что наше знакомство закончилось. Я еще раз нервно сглотнула, поежившись.

— Я хотела попросить у тебя сигарету, — робко произношу, рассматривая собеседника. Как и всегда, я была права, Олег оказался довольно высоким мужчиной, не ниже метра восьмидесяти. Достаточно широкоплечий, его длинные пальцы с коротко, под корень, подстриженными ногтями замирают, открывая пачку.

Мужчина в недоумении смотрит на меня, словно не веря, что я все еще стою перед ним.

— Ты же не куришь, — совершенно искренне удивляется он.

— Почему? — не меньше его удивляюсь я такому ответу, — курю.

— В любом случае, я в этом не участвую, — затягивается и выдает на одном дыхании: — бесплодие, остеопороз, бронхит, эмфизема, ишемическая болезнь сердца, невриты, рак, инсульт и прочее, прочее. Хочешь себе все это? Ради бога! Но без моего участия.

Столь необычный отказ на пару мгновений лишает меня дара речи.

— На самом деле, я не курю, — решаю признаться, оторопело хлопая ресницами, не в силах сдержать потребность оправдаться.

— Я знаю, — кивает мужчина, вновь затягиваясь.

Через минуту поворачивает голову ко мне, его прямые, немного спутанные волосы падают на лицо, наверное, сильно мешая ему, например, есть, хочется убрать их за уши, хотя длины бы скорее всего не хватило, и они бы вскоре вновь закрывали лицо.

— Что-то еще? Хочешь сфотографировать справку? — спокойно спрашивает он ровным голосом.

Большие, широко-раскрытые серо-голубые глаза смотрят в ожидании ответа. Быстрым жестом, словно прочитав мои мысли, Олег убирает волосы со своего лица, позволяя мне убедиться, что он очень симпатичный. Крайне необычное сочетание — правильные, приятные черты лица, не создающие впечатления женской, мягкой красоты, которая сейчас в моде. Ресницы, незаметные издалека, вблизи кажутся огромными, светлая, такая же, как волосы и ресницы, щетина покрывает часть лица, огибая, четко очерченные одинаковые по ширине бледные губы. Он пару раз моргнул, пока я его изучала.

— Я просто хотела извиниться. Недавно Вы получили отказ в работе от нашей компании.

Олег прищурился.

— «Электронный документооборот точка ру» — напоминаю я.

— А, ясно. За последние месяцы я получил столько отказов, что всех и не упомню. А почему ты перешла на «Вы»?

— Привычка. Всегда, когда начинаю говорить о работе, перехожу на «Вы», надеюсь, ты не обиделся.

— Нет, мне все равно. Хотя, на «ты» привычнее. Почему ты решила извиниться?

Кажется, у меня получилось его заинтересовать, потому что Олег развернулся ко мне, опираясь локтем о перилла, и теперь рассматривает меня с нескрываемым любопытством, от кончиков пальцев на ногах, виднеющихся в капельке выреза на туфлях, до самой макушки и обратно. Крайне не уютно от столь открыто продемонстрированной заинтересованности.

— Просто вижу, что ты сегодня звезда вечера. Мне стало не по себе, что невольно стала участницей этого цирка.

Он натянуто улыбается, стряхивая пепел с пепельницу.

— Наш мир представляет собой госпиталь святой Марии Вифлеемской, проще говоря, Бедлам. С единственной разницей, что там устраивали шоу по большим праздникам, в моем же случае — каждый день сплошное шоу. С другой стороны, — рассуждает он, — с другой стороны, я считаю, что в тринадцатом веке смотреть на умалишенных было куда интереснее, по крайней мере, они были закованы в цепи и сидели в клетках.

По его лицу непонятно, шутит он или нет. Олег снова отворачивается, затягиваясь, и выдыхая дым в другую сторону от той, где стою я. Поворачивается.

— Я не думаю, что ты умалишенный…

— Тебе еще раз справку показать? — ухмыляется.

— Зачем ты так? Я хотела поговорить по-хорошему.

Серые глаза впиваются в мои, казалось, они стали еще больше. Затем Олег резко прищуривается:

— Ммм. У парочки сегодняшних гостей — и да, я имею в виду и мужчин, и женщин — я заметил некоторые сексуальные расстройства и склонность к мазохизму. Допустим, почему я на их взгляд подхожу на роль садиста, я могу понять, но зачем это надо тебе — пока постигнуть не получается.

— Спасибо, но я предпочитаю скучный, нудный, но традиционный секс, — помолчала, — я так поняла, что ты уже всем тут умудрился поставить диагнозы?

Кажется, его позабавила эта фраза.

— Моя слава идет впереди меня. Это приятно. Самое сложное в профессии врача, — это научиться не ставить диагнозы себе и своим близким. Эта дурацкая привычка не изживается даже тогда, когда ты перестаешь быть врачом.

— Тебя лишили лицензии?

Кивает.

— Меня много чего лишили, но возможности оказывать людям какую бы то ни было медицинскую помощь — в первую очередь, — о чем-то думает, хмурясь, — если тебе так нужно, чтобы я извинил тебя и твою компанию — можешь считать, что уже сделано.