Ежедневник на этот год - Страница 2

Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в ларце, ларец на дубе на семи цепях, окруженный недреманной стражей.... Как проникнуть туда без заветного ключа, как усыпить бдительных сторожей, как добыть то, что считается самым главным, самым сокровенным? Я не знаю ответа на этот вопрос, не знают его и другие. Мир ищет этот вековой дуб с недреманной стражей, а, быть может, дуб этот давно уже рухнул от старости и стражи разошлись по своим делам: кто домой, кто на заработки, кто куда. Сказка кончилась, не успев как-то толком начаться.

А может и не было никакой сказки.

Мужчина отошел от меня на порядочное расстояние, что ж, тем лучше. Я быстро догнал его, он не оглянулся даже, погруженный полностью в свои мысли. От быстрой ходьбы адидасовская ветровка задралась, под ней показался широкий пояс, на который обыкновенно деловые люди вешают различную электронику навроде пейджера или электронного секретаря. Выходит, что и "мой" из таких. Очень похоже. Уж больно хорошо "упакован". Надо будет получше рассмотреть... потом, как-нибудь потом, если будет интересно, в конце концов, после всего этого еще и ... Ладно.

За пару шагов мужчина обернулся, на лице его я прочитал легкое удивление - да я все еще был здесь, вместо того, чтобы, оказав ему услугу, раствориться в неизвестном направлении.

- Не подскажете, - спросил я, оглядываясь при этом по сторонам, который час?

Он выпростал из рукава ветровки позолоченные часы, солнце отразилось в них, на миг ослепив нас обоих. Этого мне было вполне достаточно. Мужчина был занят часами, разглядывал их, видно, недавно купил и как бы, между прочим, демонстрировал, - кажется, это был "Картье", не рассмотрел, не успел приглядеться, - мне, незнакомцу, поинтересовавшемуся у него временем, что за прибор служит ему: дорогая и прекрасно отделанная вещь немалой цены.

Он хотел сообщить мне требуемое, когда его судьба уже решилась, чтобы произнести слова, необходимые в этой ситуации, он открыл было рот, когда я резким, почти неуловимым движением схватился за концы легкого шелкового шарфа, лениво полоскавшегося на ветру.

И с силой сдавил, потянув в разные стороны. Кашне вмиг превратившись в удавку, захлестнуло его шею и начало сдавливать со всех сторон. Я тянул что есть силы, слова, что так и не были произнесены удавливаемым, перешли в хрип; он вскинул руки, защищаясь, слишком поздно, пальцы лишь бессмысленно хватались за кашне, ползли по нему не встречая сопротивления.

Резким движением я намотал на костяшки пальцев конец шарфа и вновь с усилием потянул. Хрип начал слабеть, мужчина попытался перехватить мои руки своими слабыми руками; в этот миг у него откуда-то сбоку раздался переливчатый визг - затарахтел пейджер.

Мы оба вздрогнули и драгоценные мгновения были потеряны нами обоими. Я замер, он тоже, только новый сигнал вывел нас из состояния прострации. Кашне еще глубже врезалось в шею, послышался треск рвущейся материи, поздно, слишком поздно, мужчина отпустил меня, глаза его, изумленно раскрытые, распахнулись еще шире, рот замер в задохнувшемся крике, он покачнулся и стал заваливаться на меня. Не выпуская кашне из рук, продолжая усердно давить, я опустил его, кажется, уже мертвого на землю.

На всякий случай сдавил еще сильнее - кашне порвалось в моих пальцах, судорожно вцепившихся в него, не выдержало моего бессмысленного уже усилия.

Если бы шарф порвался раньше, мне пришлось бы душить собственными руками. Жуткая сцена - давать лишние секунды жизни, надежду, безнадежно умирающему.

Лежащий на земле признаков жизни не подавал. Я поднес зеркальце какая предусмотрительность, вообще-то оно предназначалось для другого, но пригодилось и теперь - приблизил к раскрытому в агонии рту мужчины и подержал несколько минут.

Оно так и не запотело. Пульс... я боялся касаться, но все равно придется проверить его... на шее, где же еще. А для этого надо будет снять остатки кашне. И... куда его... в карман, потом, по дороге выбросить, не носить же вечно с собой.

Да пульса нет, теперь, когда выяснилось, что я имею дело с трупом, меня охватила дрожь.

Словно в лихорадке я прыгал на месте, сжимался, дергался, пытался изгнать ледяной холод из тела, но озноб не проходил; минут десять, наверное, я бестолково топтался у трупа прежде чем снова смог придти более-менее в себя и попытаться совершить осмысленные действия.

Что теперь? Понятное дело, что рано или поздно его найдут. Господи, как же не хочется шарить по карманам в поисках документов, удостоверяющих личность покойного, - рано или поздно его найдут, может, завтра, может, через день. Дабы иметь фору перед органами дознания, которым какой-нибудь невинно гуляющий в том же самом месте прохожий, натолкнувшийся на неподвижно лежащего с открытым ртом и вылезшими из орбит глазами мужчину среднего возраста, не преминет сообщить об обнаруженной странности. Они моментально прибудут на место, переполошат весь город - полагаю, для них убийство будет все же событием в их умиротворенной вялотекущей жизни, когда на вопрос: что нового? - неизбежен ответ: ничего. А тут готовая детективная история да еще неизвестно с каким концом.

Газетчики точно будут в восторге. Если этот человек - ах, как не хочется обыскивать его карманы! - ну, да и не надо, за меня это сделает милиция, это их прямая обязанность, - так вот, если он и впрямь окажется местным "белым воротничком", если я положил кого-то из чиновничьей, коммерческой, финансовой братии, пускай и урюпинского масштаба, шуму все равно будет немало. Еще больше, если найдут подозреваемого.

И совсем иное - меня.

Подобная перспектива едва ли может устраивать надо что-то предпринимать и как можно скорее. Но спокойнее, спокойнее, главное - не оставить следов, тех, что могут вывести...

Лучше сразу к делу.

Странное состояние - еще секунду назад я кипел, был полон решимости, планы громоздились один на другой, грозя перехлестнуться через порог сознания, во мне все кипело и чего-то жаждало, а теперь... внезапная пустота, слабость, вялость, полное отсутствие какого бы то ни было желания что либо предпринимать. Должно быть, обратный эффект после пережитого, адреналин схлынул, оставив меня наедине с самим собой, наедине с человеком, который перестал быть всего несколько минут назад. По моей вине, что ж, это дело второе, но ведь делать-то что-то надо.

Я стер холодной липкий пот с лица и присел на корточки. Пару раз глубоко вздохнул, выдохнул. Еще раз.

Вроде полегчало. Так.

Господи, кашне, совсем забыл о нем!.. Нет, не забыл, просто, просто...

Что-то не так. Неладно что-то в Датском королевстве. Шутка, правда, даже кривой усмешки не вызвала, скорее, наоборот. Не до острот сейчас, все же надо снять кашне. Осторожно и спокойно... надо и все тут!

Я коснулся рукой шеи мужчины и замер. Снова дрожь, ее только не хватало, но на сей раз недолгая. Где-то через пять минут я снова был в норме. Только слегка кружилась голова и мутило от вида лежащего рядом тела.

Как-никак первый раз в жизни. И все прошло без сучка без задоринки. Меня охватила странная эйфория... да я же совершеннейшим образом забыл о самом главном. Кашне, будь оно неладно, кашне!

Узел долго не хотел поддаваться, пальцы холодные, липкие от пота, дрожат, не хотят слушаться, черт знает что такое. Хорошо хоть голова ясная, я соображаю, что делаю. Так, еще немножко отпустить, узел ослабел совсем, теперь надо продеть конец шарфа в петлю, еще раз... ну вот, можно праздновать маленькую победу. Кашне в моих руках.

Я торопливо засунул его в карман пиджака, нет, не торчит. Не видно, что у меня там, только неясно выпирает и все. А может во внутренний... нет, не влезет, да зачем, я же все сделал правильно, правильно. Так как должно быть, не знаю, что еще сказать по этому поводу... Господи, я уже разговариваю сам с собой.

Все же местные газеты будут в восторге. Но что же делать мне с мертвецом, лежащим подле моих ног? То ли стащить с тропинки в кусты, то ли оставить как есть, во всяком случае, по моим представлениям, здесь и так достаточно глухое место. Редко кто пройдет этой тропой до конца. Здесь она заросла так сильно, едва видать.