Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Страница 6

В то же время историк М. Макколи говорит о том, что в «постревизионистском» направлении появилась сегодня еще одна ветвь, к которой он относит, прежде всего, работы Дж. Гэддиса и, очевидно, свои собственные¹⁸. Исходя из этой последней интерпретации событий, связанных с ростом напряженности в межсоюзнических отношениях и истоками холодного противостояния двух систем, США и Великобритания нуждались в годы войны в сталинской России для разгрома Германии и Японии и соответственно строили на этом свою стратегию. Действия СССР помогли достаточно быстро добиться необходимой победы при сравнительно незначительных потерях западных союзников. Однако цена за эту стратегию, которую пришлось заплатить Вашингтону и Лондону, состояла в том, что на международной сцене появилось еще более мощное, но менее понятное тоталитарное государство, управляемое из Москвы. Политика США в отношении СССР с весны 1945 г. может быть определена как политика «сдерживания» (термин Дж. Кеннана), направленная на противодействие намерениям СССР переделать мировой порядок таким образом, что он представлял бы для западных интересов такую же угрозу как гегемония Германии и Японии. В ходе войны Рузвельт, Трумэн и их помощники прекрасно осознавали проблему распространения влияния России в Европе. В то же время они безуспешно пытались разрешить дилемму – как, оказывая помощь СССР в разгроме Германии, добиться ее подчинения статьям, изложенным в Атлантической хартии 1941 года.

Говоря об американских оценках России в 1941–1945 гг., М. Макколи, в частности, отмечает, что президент Рузвельт в оценках текущей военно-политической ситуации и роли Америки в будущих международных делах оказался опытным последователем идей Вильсона. Он отстаивал необходимость создания новой организации планетарной безопасности, искореняющей старую систему баланса сил. Благосклонно относясь к требованиям Советского Союза в области обеспечения своих насущных государственных интересов, Рузвельт понимал, что «после разгрома Германии силы Советов могут продвинуться в образовавшийся вакуум и даже достигнуть Атлантического океана». Президент считал, что США и Великобритания не смогут вести новую войну против СССР, полагая, что Советский Союз не представляет непосредственной угрозы для Соединенных Штатов, а мир достаточно велик, чтобы в нем смогли ужиться эти две державы. Рузвельт видел в Сталине союзника и в антиколониальном движении. Одной из своих главных задач он считал привлечение СССР к активной работе в Организации Объединенных наций. Однако он не мог открыто согласиться с требованиями советского лидера в Восточной Европе, поскольку это полностью противоречило бы идеям Вильсона¹⁹. Он оказался в тисках – на международной арене он был готов следовать политике, исходящей из существующих реалий, но у себя дома должен был оставаться четким последователем политики Вильсона. Такое поведение было необходимо, в частности, для миллионов граждан США польского происхождения²⁰.

Рузвельт умер, так и не доведя до конца дело объяснения американскому общественному мнению необходимость уступок Советскому Союзу в Восточной Европе. М. Макколи, вслед за Дж. Гэддисом, замечает в этой связи, что на Сталина следует возложить бóльшую ответственность за начало холодной войны, поскольку в тот период, когда в Белом доме появился новый президент, «именно в силах советского лидера было наладить нормальные рабочие отношения с Соединенными Штатами». Историк добавляет, что ни Сталин, ни Трумэн не хотели начала такого противостояния, но возможно в 1945 году они оба уверовали в то, что именно их системы, в конце концов, окажутся в роли лидеров будущего мира. Плюс к этому на Сталина большое давление оказывала необходимость поддержания своего контроля во внутригосударственных делах, что подразумевало ужесточение отношений с Западом²¹.

В западной историографии не ослабевает интерес к личностям, принимавшим в годы Второй мировой войны важнейшие решения, касающиеся стратегии вооруженной борьбы и характера будущего мирного устройства. Главное внимание приковано, конечно, к Рузвельту, Сталину и Черчиллю. В своем труде «Франклин Д. Рузвельт и американская внешняя политика, 1932–1945: С новым послесловием»²², основанном на большом количестве источников, Р. Даллек попытался доказать, что большинство историков не смогли полностью вникнуть в сущность внешней политики Рузвельта. Исследователи фокусировали внимание на ее недостатках, тогда как оставляли в стороне те сдерживающие факторы, с которыми приходилось иметь дело президенту. Имеется в виду, что Рузвельту всегда приходилось поддерживать баланс и находить компромисс между общественным мнением и направленностью внешней политики. Говоря о механизме принятия им решений в международных делах, Даллек приводит пример, что в предвоенные годы Рузвельт не имел возможности убедить своих граждан в необходимости начать подготовку к войне и оказать помощь потенциальным союзникам. Вместо этого президент вынужден был позволить событиям говорить самим за себя, меняя отношение американцев к происходящему в Европе и Азии.

В другой своей работе «Потерянный мир»: лидерство во времена ужаса и надежды, 1945–1953» Р. Даллек поставил перед собой задачу не обвинять тех или иных лидеров в скатывании к холодной войне, а «подчеркнуть их просчеты и необдуманные действия, которые вызвали продолжительные распри и страдания». На основе же изучения прошлых ошибок предложить затем «альтернативы, которые могли бы быть применены для более широкой международной гармонии»²³. Тем не менее, автор явно ангажировано относится к действиям Советского Союза и обвиняет прежде всего Сталина в начале послевоенной конфронтации: «отказываясь от предположений, что более сговорчивые действия по отношению к Западу могут привести к долгосрочным хорошим отношениям, Сталин помог погрузить мир в новый виток напряженности и конфликтов, которые грозили миру даже большими разрушениями, чем перенесенные во Второй мировой войне»²⁴. Основную вину советского лидера Р. Даллек видит в желании ввергнуть планету в привычную систему противостояния. И если Рузвельт желал видеть будущий мир единым, а сферы влияния считал неизбежным злом, «реальностью, которую пока нет надежды отменить», то Сталин, «независимо даже от ошибок своих западных партнеров, разжигавших его недоверие, был именно тем человеком, кто уверовал, что в послевоенный мир – это продолжение традиционного соперничества между великими державами, то есть то, что стали называть холодной войной²⁵.

В трудах У. Кимболла, посвященных Рузвельту, Черчиллю и их отношениям со Сталиным, четко прослеживается тенденция заглянуть в глубинные мотивы принятия лидерами Большой тройки важнейших внешнеполитических решений. В работе «Жонглер: Франклин Рузвельт как государственный деятель военного времени»²⁶ историк исследует проблему видения президентом структуры послевоенного мира, разбирая в подробностях характер тех задач, которые он ставил во время Второй мировой войны, суть его далеко идущих политических целей. Исследователь также считает, что в свете происходящих в мире изменений внешнеполитические суждения президента, которые считались мало практичными в годы холодной войны, могут теперь оказаться востребованными. В труде «Сплоченные в войне: Рузвельт, Черчилль и Вторая мировая война» У. Кимболл разбирает непростые отношения между руководителями двух государств, имевших много противоречий, но объединенных общей целью борьбы против агрессоров. Он справедливо критикует Черчилля, который своей оппозицией быстрейшего вторжения в Европу через Ла-Манш, создал много трудностей во взаимоотношениях со Сталиным не только для себя, но и для Рузвельта. Черчилль поддерживал инициативы президента по созданию ООН, послевоенному сотрудничеству великих держав, но ни в коем случае не желал осуществления всего этого за счет ослабления Британской империи и удара по ее интересам на европейском континенте. В то же время Рузвельт понимал, что Москва не потерпит никакого солидного британского присутствия в Восточной Европе. Кимболл замечает, что еще до Ялтинской конференции 1945 года Черчилль с тревогой заключил, что президент США действительно верит, что может вести дела со Сталиным и доверять ему и поэтому согласится на уступки в Польше, Чехословакии и других странах. Не в последнюю очередь в связи с этим, во время переговоров в Москве со Сталиным в октябре 1944 г. и дискуссий вокруг т. н. «процентного соглашения» по Балканам «Черчилль стоял твердо относительно Греции, поскольку считал, что статус Британии как великой державы должен быть подвергнут испытанию»²⁷. Можно согласиться с присутствием в поведении Черчилля сильных имперских устремлений, которых Кимболл не находит в действиях Рузвельта, желавшего, по мнению историка, на протяжении всей войны, прежде всего, сохранения Большого союза. Однако нельзя не отметить, что и для Великобритании, и для США Греция, равно как и Турция, стали вскоре важнейшими опорными пунктами и зонами военно-политического присутствия в непосредственной близости от советских границ и путей выхода ВМФ СССР из Черного в Средиземное море.