Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Страница 20
В конце лета – начале осени 1941 г. у Рузвельта сложилось и стало расти убеждение в необходимости вести переговоры с Москвой на самом высоком уровне – непосредственно со Сталиным, избегая преград, устраиваемых бюрократией. Рузвельт понимал, что экономическая мощь Соединенных Штатов является его надежным козырем в ведении дел с советским руководителем, который в ней все более будет нуждаться. Еще одним козырем Америки вскоре стал «Манхэттенский проект» – работы по созданию в США атомного оружия. В любом случае, на начальном этапе войны Вашингтон в кратчайшие сроки пришел к ясному пониманию необходимости сотрудничества с Москвой с целью разгрома агрессоров. Кроме того, у него имелся солидный запас возможностей, которые, как тогда казалось, могли воздействовать на будущее поведение Советского Союза в европейских и общемировых делах. Заранее обозначать в этих условиях сферы своих политических, военных и экономических интересов, считали в Вашингтоне, было не в интересах США, поскольку с течением времени американские позиции по отношению к СССР могли оказаться еще более прочными. Преждевременный раздел мира (и в первую очередь Европы) на зоны, блоки и сферы влияния мог осложнить, а то и вовсе поставить непреодолимый заслон проникновению американского капитала в тот или иной район планеты и ограничить выгоды, которые могла бы получать экономика США благодаря политике «открытых дверей». Блоковое размежевание и четкое определение границ влияния было поэтому крайне нежелательно для Рузвельта и могло быть одобрено им только в случае обострения противоречий между западными союзниками и СССР. Последнего следовало по возможности избегать, поскольку это вело к риску эскалации нового силового противостояния.
В августе 1941 Рузвельт и Черчилль подписали Атлантическую хартию, двумя первыми пунктами которой были следующие: «1. США и Великобритания не стремятся к территориальным или другим приобретениям. 2. Они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов»128. Несомненно, что, обсуждая с британским премьером контуры будущего мира, президент стремился к созданию после войны такого порядка, который был бы свободен от страха и насилия, где государства-агрессоры в любом случае были бы принуждены к соблюдению правил цивилизованного существования на планете. Однако оставалось неясным, например, какие намерения в отношении будущих границ России существовали в тот момент у лидеров США и Великобритании. Не была ли Хартия своеобразным сепаратным соглашением, которое, подчеркивая общность военных, территориальных, экономических и, в целом, геополитических целей двух стран, в то же время предоставляло им свободу рук в определении будущего отношения к интересам (в том числе территориальным) других государств? В конце концов, почему, заявляя о своей позиции в территориальных делах, Вашингтон и Лондон (у последнего, кстати, было немало проблем в своих колониях), не только не проконсультировались с Москвой, но даже ни разу не упомянули о ее интересах в процессе обсуждения статей Хартии в бухте Арджентия? Считали ли они, что в будущем СССР уже вряд ли займет место среди мировых держав, либо готовили официальное обоснование для неприятия его требований в случае поражения стран «Оси»? В сентябре 1941 г. Советский Союз заявил, что выражает свое согласие с основными положениями Хартии, хотя это отнюдь не означало, что он согласен на пересмотр своих границ по состоянию на 22 июня 1941 г.
Трехсторонняя встреча в Москве в сентябре-октябре 1941 г. и достигнутые на ней договоренности о военных поставках в СССР открыли новую страницу в межсоюзнических отношениях. 7 ноября Рузвельт официально одобрил распространение закона о ленд-лизе на Советский Союз. Обещание весомой американской помощи свидетельствовало о возросших надеждах Вашингтона на боеспособность Красной армии, что, в свою очередь, должно было дать новый импульс американским аналитическим разработкам о месте и роли России в послевоенном устройстве Европы. Но здесь в дело вмешался очередной военный кризис на Восточном фронте – начало германской операции «Тайфун» с целью взятия советской столицы.
7 октября 1941 г. немцам удалось окружить несколько советских армий под Вязьмой и Брянском, более полумиллиона бойцов РККА оказались во вражеском плену. В обороне Красной армии на московском направлении образовалась 500-километровая брешь, закрыть которую могли пока только немногочисленные резервные части и курсанты военных училищ. Судьба не только столицы, но и во многом страны висела теперь на волоске, и практически все зависело от мужества воинов, вставших на пути моторизованных колонн вермахта и экстренных мер советского правительства по переброске к Москве дополнительных сил.
В конце октября 1941 г., после того как в Москве было введено осадное положение, иностранные посольства, находившиеся в столице, были эвакуированы в Куйбышев. Туда же переехала и дипломатическая миссия США во главе с послом Л. Штейнгардтом, предварительно уничтожив многие бумаги, касавшиеся, в том числе, оценок потенциала Советского Союза. Тем не менее, и в этих сложных условиях посольство продолжало аналитическую работу, восстанавливая необходимые данные и пересылая их в Вашингтон. Несмотря на кризисное военное положение, одной из самых насущных задач американской разведки того времени стало получение реальной информации об масштабах эвакуации промышленности СССР. Ясность в этом вопросе могла содействовать составлению более точных прогнозов, касающихся эффективности дальнейшего сопротивления Красной армии. Одни данные говорили за то, что Советам так и не удалось эвакуировать свои важнейшие военно-промышленные предприятия на восток, и вскоре страна окажется перед лицом тяжелейших трудностей в деле оснащения своих войск. Другие источники, напротив, доказывали, что советское руководство не только справилось с перемещением огромной массы промышленного оборудования в безопасные районы, но и способно теперь быстро наладить производство на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. Более того, подчеркивалось, что еще до войны во внутренних регионах СССР была создана достаточно мощная экономическая база, потенциал которой был недооценен как немцами, так и англо-американскими союзниками. Так, в бюллетене под названием «Россия в войне» Американо-российского института, занимавшегося культурными связями между США и СССР, а также изучением различных аспектов жизни в Советском Союзе, утверждалось, что важнейшие машиностроительные предприятия, располагавшиеся в Одессе, приднепровских городах, в Харькове, Азове и в Донбасском регионе были «более или менее полностью эвакуированы». Этот бюллетень был получен в Управлении военной разведки США 6 ноября 1941 г.129
9 ноября 1941 г. из Куйбышева в Вашингтон пришло еще одно обнадеживающее сообщение, согласно которому Красная армия постепенно оправляется от понесенных потерь и, самое главное, намерена продолжать ожесточенную борьбу. Посол США Л. Штейнгардт направил в Государственный департамент – для сведения К. Хэлла, С. Уэллеса и передачи самому Рузвельту – телеграмму, в которой излагал информацию о своей беседе с заместителем наркома иностранных дел СССР В.Г. Деканозовым.
Основной текст послания предваряло замечание Штейнгардта о том, что «Деканозов, возможно, является наиболее (чем кто-либо еще в советском правительстве) доверенным лицом Сталина». В процессе разговора это «лицо» высказало послу следующие соображения:
«1. Для немцев станет невозможным захват Москвы и Ленинграда этой зимой, если русские силы смогут удерживать эти города еще в течении 30 дней. 2. В течение последней недели германский нажим усилился на определенных направлениях, но ослаб на других. 3. Немцы столкнулись с серьезными транспортными трудностями, вызванными как погодными условиями, так и продолжительностью кампании… 5. Этой зимой советское правительство столкнется с серьезными продовольственными трудностями… 7. Русские армии столкнулись с тяжелым недостатком материального обеспечения. Советские офицеры полагаются на поставки из Соединенных Штатов. По этому вопросу ими выражается сейчас определенное нетерпение… 8. Даже по масштабам СССР людские потери Красной армии чрезвычайно велики. Однако остаются еще огромные резервы, которые в настоящее время направляются на формирование новых армий. Но эти армии не смогут проявить себя с лучшей стороны, если им не будет доставлено необходимое материальное обеспечение… 11. Военной индустрии Советского Союза нанесен серьезный удар. Выпуск продукции сейчас упал до самой нижней точки. Однако советское правительство продолжает перебазировать свои военные предприятия на восток, и можно рассчитывать, что часть из них заработает уже через три месяца или даже меньше… 12. Из состава русских войск на Дальнем Востоке было взято и отправлено на фронт значительное количество военных материалов. Однако те войска, которые остаются на Дальнем Востоке, способны вести жесткую оборону против любой атаки со стороны Японии…» Со стороны Деканозова было выражено также сожаление по поводу позиции, занятой Великобританией, и ее нежеланием произвести «диверсию» (т. е. хотя бы ограниченную десантную операцию в Европе. – М.М.). Им было отмечено, что «Россия сражается с противником вот уже пятый месяц, но Красная армия по-прежнему одна несет всю ношу вооруженной борьбы… Тем не менее, – заключал Штейнгардт, – суть высказываний Деканозова сводилась к следующему: советское правительство определенно намерено продолжать войну, независимо от того, какие от Советского Союза потребуются еще жертвы»130 (см. док. № 4).