Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Страница 6

— У вас не обрезана крайняя плоть на детородном органе. Что как раз и удивило Сонечку. У евреев и у мусульман она обрезается по традиции. У евреев в младенчестве, у мусульман, кажется, лет в десять. Остальные народы этого не практикуют. По крайней мере, в Европе.

Однако… А мне так показалось, что у Сонечки далеко не академический интерес был к осязаемому воплощению моей мужественности.

А доктор продолжал.

— Вы коммунист, кандидат в члены ВКП(б). Образование у вас среднее специальное. Вы окончили семилетнюю единую трудовую школу, аэроклуб и военное училище летчиков. И, наконец, главное… происхождение… из крестьян. Как вам удалось это, мы уже вряд ли узнаем. Но это настраивает на изворотливость вашего ума и питает надежду.

— А как мне узнать: что такое коммунист?

— Ну, знаете ли… — возмущенному удивлению доктора не было предела.

— В том-то и дело, что не знаю.

— Завтра я, как только откроется библиотека, дам вам устав и программу партии. И маленький такой нюанс — у нас принято в большинстве случаев говорить просто ''партия'' вместо полного названия ''Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)''. Потому как в стране осталась только одна политическая партия. Так сложилось исторически в горниле Гражданской войны.

Доктор встал из-за стола, приоткрыл дверь в кабинет и попросил кого-то в коридоре мне с моего места не видимого пригласить к нему сестру-хозяйку.

— Приготовьтесь к длительным допросам самыми разными людьми, — добавил Туровский, обернувшись ко мне от двери. — И к тому, что всё вами сказанное в разных кабинетах будет перекрестно перепроверяться. Возможно, что и превратно толковаться. Требуйте очных ставок с теми, кто мог бы вас опознать как Фрейдсона.

— Но я не помню никого.

— Хорошо. В ваш полк я сам сообщу, что вы воскресли.

Отвернулся и распахнул дверь.

— Вот, няня, вы-то мне и нужны, — сказал он толстой женщине закрывшей собой весь дверной проем. — В какой палате есть свободные места, но в другом крыле, нежели ранее лежал Ариэль Львович? Но палата должна быть командирской.

— У ампутантов три койки свободные, Соломон Иосифович. На втором этаже, — сообщила та требуемую информацию. — И как раз в противоположном крыле.

— Прекрасно, — улыбнулся доктор. — И белье ему выдайте взамен того, что в морге осталось. То сразу в стирку.

Военврач протянул мне руку для пожатия, я в ответ протянул свою и пожатие состоялось.

— Советую вам хорошенько выспаться. Завтра вам силы понадобятся. Спокойной ночи. И… удачи вам. И терпения. Помните, что терпение это та добродетель, которая позволила нашему народу выжить за две тысячи лет.

Вот практически и весь мой первый день. Да… еще ужином няня покормила. Пшенной кашей с постным маслом в пустой столовой. Выдала она же белье в каптерке — рубаху и кальсоны. Там же я его и натянул на себя, мельком заглянув в зеркало. Отражение мне понравилось. Кроме роста. Мелкая мне тушка досталась. Вот и все, что было до палаты с этими замечательными командирами.

Решив, что если я не хочу попасть в руки кровавой гебни, то отныне мне быть суждено только Фрейдсоном. Вот и буду Фрейдсоном. И даже Ариэлем. Смущает меня только ношение чужих наград за чужие подвиги. Я-то знаю, что я не Фрейдсон. Только вот на самом деле: кто я? Кто бы подсказал.

Все, спи уж, еврей новокрещёный. Рожденный сразу в двадцать четыре года.

И я уснул, так и не вспомнив, что такое ''кровавая гебня''? И почему мне надо её бояться?

Так спал до самого утра без сновидений, хотя заказывал во сне увидеть Сонечку. Но на это госпитальный сервис не раскошелился.

Солнечное утро принесло хорошее настроение и госпитальную услугу в виде лысого как коленка старого хромого парикмахера, который, разведя в стаканчике какой-то мыльный порошок, по очереди побрил всю палату устрашающей опасной бритвой, которую правил на широком солдатском ремне, заранее привязанном к спинке кровати.

И СПИДа не боятся, пронеслось в голове. Стоп! Что такое СПИД?

Хорошо побрил. Гладенько. Без порезов. Под байки из ранешних времен. Как он брил Шаляпина и прочих знаменитостей начала века. Мне как новичку достался рассказ об организации цирульного бизнеса при ''проклятом царизме''. С ходу ляпнув мыльным помазком меня по губам (наверное, чтобы я не имел возможности возразить) старик-парикмахер, намыливая мои щеки рек свой мемуар.

— Дело свое я вел на Трубе[10]. Основная моя публика была артистической не носящей на лице никакой растительности, а посему вынуждена бриться ежедневно. Мамант Дальский, к примеру, брился даже дважды в день, так быстро у него отрастал волос. Утром он брил себя сам, а вот к вечеру, приуготовлявшись к сценическому гриму, особенно к роли Отелло, он уже требовал квалифицированной услуги. Двойной компресс… вежеталь… бриолин… Последние сплетни ''от брадобрея''… Мамант у меня не столько брился, сколько расслаблялся перед спектаклем. На каждую премьеру он обязательно оставлял мне контрамарку, не то, что Шаляпин, который вечно вместо шестидесяти пяти копеек норовил всучить мне полтинник. Жадный был человечешко и большой матершинник. А вот цирковые с Цветного бульвара ко мне не ходили, хоть и рядом совсем, скопидомничали и сами брили друг друга. Да и грим у них грубый такой можно и на щетину класть. А без грима там только Дуров выступал со зверушками. Бог с ними… Потому, как главный мой доход был не с мужчин, а с женщин, ибо мало кто умел, как я, хорошо брить ноги. С утра у меня был дамский прием, мужской только с обеда. Я даже специально держал работницу, которая пока я трудился над дамскими ножками, делала клиенткам жуткие увлажняющие маски на лицо — как взглянешь, так вздрогнешь. Женщине что надо? Кроме услуги она желает, чтобы ее выслушали. Так, что место бойкое было. Там же на Трубе при втекании на площадь Рождественского бульвара с одной стороны бульвара стоял Богородице-Рождественский женский монастырь, с другой стороны, прямо визави, был дом свиданий для благородной публики (там сейчас Дом политпросвещения). Так вот прежде чем заголяться перед любовниками в этом доме светские львицы чистили свои перышки у меня в заведении. Улучшали так сказать свой товарный вид. И не только их ноги требовали моих умелых рук. Я вам авторитетно скажу, товарищи средние командиры, что хуже женских волосатых ног есть только женская волосатая грудь. Приходилось мне и такие перси выбривать. А что делать? Женщинам всегда хочется быть красивыми не только на взгляд, но и на ощупь. Особенно перед романтическим свиданием. И нет таких затрат перед которыми бабы остановятся в достижении желаемого. Ну, вот… Теперь и вас, молодой человек, можно выпускать на свидание, ибо мужчина, который чуть симпатичней обезьяны уже красавец. Особенно если он с положением. Как говорил Козьма Прутков: ''Если хочешь быть красивым — поступай в гусары''.

— Это у кого же из артисток была волосатая грудь? — полюбопытствовал Коган.

Брадобрей усмехнулся и тайком от политрука подмигнул мне.

— Когда работаешь с людьми, то главное держать язык за зубами и хранить случайно доставшиеся вам частные тайны. Поэтому даже простое бритье у меня стоило не шестнадцать, а шестьдесят пять копеек.

— А как же сплетни, как обязательная приправа к бритью? — удивился Раков.

— Одно другому не мешает. Сплетни на то и сплетни, что это субстанция общедоступная в отличие от тайны, — ответил парикмахер, как отбрил.

Мда… очень конечно занимательная и познавательная информация. Но чем она мне может помочь в обещанных мне доктором ''крысиных бегах''?…или тараканьих? Было о чём подумать после ухода словоохотливого цирюльника. Особенно, о том, как он со своей повышенной болтливостью умудрялся хранить тайны.

Пока все тихо. Но ведь только-только завтрак развезли. Манная каша сладкая на молоке, хлеб, масло сливочное и чай с колотым сахаром. Нам, как лежачим, с доставкой в палату.