ЕВРЕИ В РУССКОЙ АРМИИ И УНТЕР ТРУМПЕЛЬДОР - Страница 5

Сыновьями евреев-кантонистов были известные генералы, сыгравшие важную роль в истории Февральской революции 1917 г. — Н.И. Иванов (предпринявший по приказу Императора Николая II безуспешную попытку подавить мятеж в Петрограде в феврале 1917 г., а позднее, в 1918 г., возглавивший белую монархическую Южную Армию) и М.В. Алексеев («дедущка русской армии» и член петербургской «гучковско-гурковской военной ложи», способствовавший отстранению от власти Николая II в феврале 1917 г., а затем принявший участие в выступлении генерала Л.Г. Корнилова против Временного правительства и в организации белой «непредрешенческой» Добровольческой армии).

Известному во второй половине XIX-начале ХХ в. художнику Моисею Маймону (1860–1924), выпускнику российской Императорской Академии Художеств, автору картин «Смерть Иоанна Грозного» (1887 г.), «Александр I у Серафима Саровского» (1904 г.) и «Иван Грозный» (1911 г.), позировал для главного образа его картины «Нападение инквизиции на марранов (испанских иудеев, притворно принявших в XV в. христианство, но втайне продолжавших исповедовать иудаизм — В.А.) за пасхальной трапезой» (1893 г.) русский генерал от артиллерии Н.К. Арнольди, признавшийся Маймону по окончании картины, что и он «еврей, крещеный в кантонистах» (Кандель Ф. Книга времен и событий. Т. 2, с. 323).

Генерал Арнольди заявил художнику, что согласился помочь ему потому, что тот «угадал в нем еврейскую душу, которую», как выразился старый кантонист, «я ношу уже восьмой десяток, хотя вместе с крестом на шее» (М. Бейзер. Евреи в Петербурге, с. 25).

В описываемое время все больше и больше русских образованных евреев, относившихся к религии вообще, и к ее смене — в частности, вполне равнодушно, смотрели на необходимость перемены религии, в сущности, как на маловажную формальность, выполнение которой, однако, освобождало их от всех ограничений, и в первую очередь — от ограничения «черты оседлости» — и потому легко переходили в какую-либо христианскую религию (главным образом — в различные протестантские ответвления христианской конфессии).

Но даже эта смена веры требовалась далеко не всегда! Блестящий командир «дроздовцев» в годы Гражданской войны А. В. Туркул повествует в своих воспоминаниях «За Русь Святую» («Дроздовцы в огне») о своем боевом товарище — офицере Дроздовской дивизии, доблестно павшем в бою с большевиками (о котором соратники узнали, что он еврей, только увидев случайно иудейскую похоронную процессию с малиновой дроздовской фуражкой своего геройски погибшего соратника на крышке гроба). Примеров такого рода можно было бы привести великое множество.

Прежде чем продолжить наше повествование, мы расскажем несколько подробнее о уже несколько раз упомянутой нами «черте оседлости» («тхум-гамойшев»). После «трех разделов Польши» между «тремя черными орлами» (Россией, Пруссией и Австрией) в конце XVIII в., на территории Российской Империи впервые оказались более миллиона подданных иудейского вероисповедания.

С целью разрушения их самоизоляции, прочно установившейся за столетия их проживания в Польше, Императрица Екатерина II уже в 1791 г. начала проводить меры, направленные на уравнение евреев с не-евреями во вновь присоединенных к России областях. В описываемую эпоху все российские подданные, принадлежавшие к т. н. «податным сословиям» (крестьяне, мещане, ремесленники и купцы) не имели права повсеместного поселения и свободного передвижения по территории Империи (в отличие, например, от дворян). Каждый «податной» был «приписан» к местному «обществу» и мог заниматься своим ремеслом лишь в месте своего проживания. В соответствии с этим общим порядком евреи, оказавшиеся российскими подданными после «разделов Польши», были приписаны к мещанским и купеческим «обществам» тех местностей Юго-Западного и Северо-Западного Края, в которых они проживали еще при польской власти и при переходе этих областей к России.

Своим Указом 1791 г. Императрица Екатерина Великая подтвердила этот порядок и даже распространила его, а тем самым, и право поселения российских евреев — на территории вновь образованных, после успешных войн с турками и крымскими татарами, Екатеринославского наместничества и Таврической области (лежавших далеко за пределами территорий еврейских поселений в Речи Посполитой)! Так возникла пресловутая «черта оседлости» для российских евреев, причем основная цель екатерининского Указа заключалась именно в том, чтобы подтвердить для евреев права, равные с правами остального населения присоединенных к России территорий (А. Гольденвейзер. «Книга о русском еврействе», Нью-Йорк, 1960 г.).

Справедливости ради следует, однако, добавить, что в своем Указе Императрица, снисходя к ходатайству московских купцов, опасавшихся конкуренции со стороны еврейского купечества, особо оговорила, что евреи не имеют права записываться в купечество во внутренние российские города и порты».

Из-за этой оговорки «черта оседлости», задуманная как мера уравнения евреев в правах со всем населением Российской империи, превратилась в меру ограничительную.

Конечно «черта оседлости», при наличии определенных средств и связей, переступалась на удивлением легко (даже не вступая в конфликт с буквой закона), но все же формально она существовала и вызывала острое недовольство всех евреев (независимо от того, распространялась ли она лично на них или на их родственников) — не зря ведь сказано, что «ничто так не оскорбляет человека, как несправедливость».

Не следует, конечно, забывать, что ограничения «черты оседлости» никогда не распространялись — не говоря уже о евреях не-иудейского вероисповедания (которые, как нам уже известно, в царской России и «евреями»-то не считались! — и, кстати, о караимах! — на многочисленные категории евреев иудейского вероисповедания, а именно:

1) на евреев — купцов I и II гильдии (т. е. на самых состоятельных);

2) на евреев — выпускников университетов, других высших и средних учебных заведений;

3) на евреев — дантистов, аптекарей, фельдшеров, механиков, винокуров, пивоваров и, говоря словами екатерининского указа «вообще мастеров и ремесленников»;

4) на евреев — приказчиков купцов I и II гильдии. Причем число таких «приказчиков» не было ограничено законом (место «приказчика» можно было попросту купить).

В свете вышеизложенного, представляется совсем не удивительным, что к началу ХХ в. в Российской империи не было ни одного города, в котором не проживали бы евреи, Наличие богатейших еврейских общин в обеих столицах — Санкт-Петербурге и «первопрестольной белокаменной» Москве — строивших там такие роскошные здания, как, например, Московская хоральная синагога — лучшее доказательство того, как легко было при желании переступить «черту оседлости». Другое дело, что для этого, как уже говорилось выше, надо было иметь связи и средства — чтобы платить, как минимум, рубль в месяц швейцару собственного дома, чтобы он не донес в полицию (таких проживавших в столицах евреев называли «швейцарскими подданными»).

Поэтому в еврейских общинах крупных городов России не было тех многочисленных евреев-бедняков, которые преобладали в «черте оседлости». Оставаясь формально не упраздненной, но реально непреодолимой лишь для бедноты, «черта оседлости» имела значение не практическое, а психологическое, постоянно питая среди российских евреев антиправительственные настроения, находившие живой отклик как в российской либеральной печати, так и в мировой прессе, и усердно раздуваемые тайными и явными ненавистниками исторической России.

Тем не менее, в Русско-китайской и Русско-японской войнах евреи в составе российских войск по-прежнему участвовали в немалом количестве. По цифрам, приведенным в «Новом Времени» (от 10 марта 1906 г.) число их достигало 20 000 человек, по другим сведением — 30 000, не считая более чем 3000 евреев-врачей (Восход, 1905, № 3). В некоторых ротах евреи составляли 10 и более процентов, что объяснялось следующим обстоятельством: при доукомплектации полков до численности военного времени их пополняли евреями, «как людьми трезвыми и исполнительными» («Будущность», 1904, № 5). Российская печать не раз отмечала мужество, проявленное воинами из евреев «на сопках Манчжурии».