Евреи, которых не было. Книга 1 - Страница 44
Но и принятые (если им вообще удавалось бежать) были неравноправными членами общины и лишь постепенно приобретали статус (если приобретали). Нарушать «хазоку», то есть монополию местных на предпринимательство и на работу в выгодных местах, было нельзя, можно было только работать у местных по найму.
Даже в 1648 году, когда евреи побежали толпами от казаков Богдана Хмельницкого, евреи Белоруссии и Литвы приняли их, но уже зимой 1648/49 года многие были вынуждены вернуться — местные общины не дали им более длительной помощи. И во время нового похода казаков в 1649 году они снова попали под удар.
А последних беженцев литовские евреи выслали назад сразу же, как только на Украине закончилась война — в 1667 году.
И даже в самой общине, в самое мирное время, наследовал «хазоку» только один из сыновей. Остальные должны были или искать себе общины, готовые их принять, или… или… страшно договаривать — они были вынуждены выкрещиваться! Те, кого «сперва лишили возможности получить какую-либо „хазоку“ и тем самым заставили покинуть свои общины, затем не приняли их ни в какую другую общину и таким образом вытолкнули из еврейского мира вообще. Именно эти выкресты были самыми опасными для евреев» [56, с. 36].
Вели себя выкресты по-разному, но трудно не согласиться с автором: «Неоправданная враждебность к своим единоверцам и соплеменникам была возведена в ранг закона, который действовал почти во всех ашкеназских общинах в течение многих веков и рассматривался общественным мнением как вполне целесообразный. По сути, это был грех всего нашего народа. И наказанием за него стали все новые и новые бедствия, которые обрушивались на евреев отчасти по их собственной вине: они сами себе создавали врагов, доносы которых приводили к страшным гонениям» [56, с. 37].
Может быть, современные евреи в России все-таки какие-то другие? Ну что ж, раз уж мы о конкуренции в среде самих евреев, то приведу несколько примеров идиллии, царившей в еврейской среде России в начале нашего… нет, увы! Уже прошлого, XX века.
Начнем с того, что с конца XIX века русско-польское еврейство разбрелось по всем видам революционных и нереволюционных партий, от монархистов до анархистов и социал-демократов. Разве что в Союз русского народа их не пускали, но это иудаистов. Однако несколько евреев, выкрестившихся в православие, в Союзе русского народа состояло; один из них с такой очень православной, коренной великорусской фамилией Гендельман проходил по спискам Союза в Ярославле.
В художественной форме это кипение политических страстей лучше всего описал Д. Маркиш в своем «Полюшке-поле»: три брата в семье, и каждый идет в свою сторону, делает свой политический выбор [57].
Художественный вымысел? Да, но на строгой исторической основе. Вот на такой, например: брата Якова Свердлова, Зиновия Свердлова, усыновил еще до революции Горький. Соответственно, носил он фамилию Пешков и стал, войдя в надлежащие годы, убежденным врагом большевизма.
Зиновий Пешков вступил добровольцем в армию Франции и дослужился в ней до генерала. В годы Второй мировой войны стал убежденным сторонником де Голля, был его ближайшим сотрудником. В 1960-е годы выполнял важные дипломатические поручения французского правительства, устанавливал дипломатические отношения Франции с Китаем. Похоронен на русском православном кладбище возле церкви Сен-Женевьев-де-Буа.
Может быть, с точки зрения религии он был и «неправильный» еврей, но обсуждать это я не вижу никакого решительно смысла. Если заниматься не идеологическими заклинаниями, а реальными фактами, если не считать религиозный фундаментализм единственной точкой отсчета, приходится признать: тут трудно вообще определить, к какому народу относится Зиновий Пешков. Он еврей? Русский? Француз? Каждое мнение имеет право на существование. Вот карьеру он сделал блестящую, полностью подтвердив репутацию «гениального от рождения» народа.
Впрочем, больше всего меня сейчас интересует такой факт: в 1918 году Зиновий Пешков побывал в Москве по поручению своего правительства. По служебным делам он встретился с Яковом Свердловым. Яков пытался обнять Зиновия, а тот резко оттолкнул брата и заявил, что беседовать с ним будет только сугубо официально и на французском языке.
Такого нет даже в «Полюшке-поле».
Больше известно такое событие, как убийство палача Петрограда Урицкого Л. А. Каннигиссером. Каннигиссер тоже не знал ничего про необходимость быть лояльным ко всему еврейству. Этот впечатлительный, по-русски жертвенный паренек был в ужасе как раз от национальности Урицкого. Ему была ненавистна сама мысль, что по этому кровожадному подонку будут судить вообще обо всех евреях, и это был один из основных мотивов его поступка.
И в Ленина, Бланка по матери, ведь стреляла не кто-нибудь, а Фанни Каплан. Еврейка сажала из маузера в еврея, в упор.
Да! А где был любавичский ребе в 1916 году, вы не знаете? А он сидел в тюрьме, чтоб вы знали. Сидел ребе потому, что добрые сородичи и единоверцы написали на него донос: якобы любавичский ребе шпионит в пользу Германии.
И вся эта политическая круговерть, эти доносы друг на друга и выстрелы друг в друга — на фоне таких враждебных друг другу течений, как сионизм, хасидизм, массовая эмиграция в Америку. Сравнить эту круговерть я берусь разве что с ситуацией «перестройки» и начала 1990-х годов, когда евреи опять оказались в партиях абсолютно всего спектра, от еврейской секции «Памяти» до Демократического союза. И опять же на фоне массовой эмиграции и деятельности Симхона по вывозу в Израиль тех, кто еще там пока не оказался.
Ситуации, когда брат идет на брата, были и в самой что ни на есть русской среде. Но степень расколотости у евреев явно куда больше — уже в силу того, что у них не существовало сословий. Русские жили все же компактными группами, внутри которых собирались люди, в чем-то подобные друг другу, и делавшие, в массе своей, похожий выбор. Ну, и ни массовой эмиграции, ни чего-то аналогичного сионизму у нас не было.
— Так что же, — спросит читатель, — еврейской солидарности вообще на свете не существует?!
— Да нет, скорее всего, что-то и когда-то бывает… Но, как гласит поговорка, «слухи о моей смерти значительно преувеличены». Наверное, все решают обстоятельства. И есть, по крайней мере, один очень хороший способ сделать евреев в высшей степени солидарным народом.
— Что, пресловутый антисемитизм? О нем много говорят, но что это такое? И неужели чья-то вражда до такой степени пугает евреев?
— Нет, я имею в виду не просто вражду или неодобрение; этого недостаточно. Бредни Манефона никого не волновали, у нас даже нет никаких сведений, что они вызывали какие-то сильные чувства у евреев — современников Манефона. Нужны крайние формы антисемитизма, надо поставить евреев на грань уничтожения, и вот тогда-то они отвернутся от нас всех и очень полюбят друг друга. Никакие гонения и никакой народ поголовно не истребят — но противопоставить себя всему остальному миру, скоре всего, заставят.
Самое забавное в том, что столкновение с античной культурой поставило «новобиблейский» еврейский народ на грань уничтожения. То есть весь бы он, до последнего человека, вряд ли ассимилировался бы… И не все были способны перенести такой ужас, как превращение избранного Богом народа в какую-то специфическую часть эллинов. В конце концов, и Филон Александрийский, оставаясь эллином, сохранял и предрассудки, и убеждения еврея. Почему бы и нет?
Как ни парадоксально, процесс исчезновения евреев с лица Земли больше всего организовывали цари, относившиеся к ним или равнодушно, или даже заинтересованно. А прервали процесс массовой ассимиляции евреев два царя, которые больше всех пакостили им и, как могли, «боролись» с евреями. Мне трудно сказать — «царя-антисемита», потому что я сам не могу решить, с чем мы тут имеем дело, — с антисемитизмом или с обычнейшим самодурством неограниченного восточного владыки.