Евреи, которых не было. Книга 1 - Страница 19

Но никому из греков не приходило в голову написать трактат и доказать: раз мир порожден водой — значит, должна победить морская партия! Или — если мир состоит из земли, то и деньги надо потратить-в интересах партии эвпатридов. Их партии были очень прагматичными и существовали независимо от споров про то, как и из чего возникла Вселенная. Греки отделяли материальное от идеального.

Иудейские же партии были идейными. Если Бог сказал так и мы правильно поняли слова Бога, переданные через пророка, — ничего не поделаешь, надо переделывать и весь материальный мир. Вот в чем были новаторами иудеи времен вавилонского плена — они изобрели феномен идеологии. А где идеология — там и раскол, вплоть до гражданской войны, потому что люди всегда принимают разные идеологии.

При этом пророки, плохо знавшие историю, последовательно считали племенную жизнь, когда «все были равны», неким утраченным идеалом. Классовое же общество и все с ним связанное — своего рода «повреждением нравов», возникшим из-за того, что иудеи слишком уж контактировали с иноплеменниками и что-то от них перенимали. В результате отказ от того, что несут другие народы, и восстановление первоначальной чистоты иудаизма часто казались иудеям способом вернуться в племенной рай, где никто не будет мешать им быть равными, никто никого не будет эксплуатировать, никто не будет плохо себя вести. В XX веке почти так же думали немецкие национал-социалисты, стремившиеся вернуться к простоте нравов древних германцев, неукоснительно помогавших друг другу и не стремившихся к личному успеху.

Эти два «изобретения», идеологизация общества и вытекающие из этого расколы, эти попытки вернуться в потерянный рай красной нитью проходят через всю историю еврейского народа.

Второе изменение состоит в том, что исчезло племенное деление. Еще перед пленением оно было чем-то совершенно реальным, а тут «вдруг» исчезает. Все объяснимо: племена изначально очень близки друг к другу, и это сближение только растет. В плену, в общей беде, в неустройстве никому уже нет дела до племенной принадлежности.

Точно так же и на Руси племенное деление окончательно исчезает после нашествия монголов. До XIII века оно есть, с XIV века появляются народности, племенного деления уже не знающие.

Но и это еще не все.

Стоило иудеям вернуться в Иудею, они не только стали строить жилища и вырубать кустарник, которым заросли их поля. Они захотели отстроить храм. И тут-то выяснилась любопытная подробность… Читатель не забыл, надеюсь, что к северу от Иудеи, на землях бывшего Израильского царства, обитала небольшая народность самарян. Ближайшие родственники иудеев по крови, они и в культурном отношении были очень к ним близки. Правда, признавали они священными не все книги Библии, да и в те, которые признавали, внесли изменения. И поклонялись Яхве они тоже со многими языческими обычаями.

Так вот, после возвращения иудеев из плена, самаряне хотели тоже участвовать в восстановлении храма. Они хотели строить Иерусалимский храм вместе с иудеями, чтобы он был общим для них храмом. Так вот: правитель Зерубавель и первосвященник Иешуа категорически отказали самарянам в праве восстанавливать храм. Они — только полуевреи! Не им принадлежит священный храм!

Понимать это «полуевреи» можно двояко: с точки зрения культуры. Мол, самаряне исказили веру в Яхве, они «неправильные иудаисты». А можно понимать и с племенной, генетической точки зрения: самаряне по крови «не чистые».

Вскоре мы увидим, что имелось в виду. Пока же отметим главное: вернувшиеся из плена вовсе не считали самарян дорогими соотечественниками. Прошли времена, когда цари Иудеи и Израиля произносили речи в духе: «Твой народ мой народ, твоя страна — моя страна».

И более того: оставшиеся в Иудее тоже не воспринимались, как дорогие сородичи. «Только „иудеи“ — потомки переселенцев в Вавилонию, видимо, включив в свой состав… довольно заметное число прозелитов иного этнического происхождения, сохранили и обозначение „евреи“» [26, с. 277].

То есть этноним «еврей» относился теперь уже только к вернувшемуся из плена! Остальные же должны были или влиться в состав нового этноса, или влиться в состав других народов, или исчезнуть с лица земли.

Вот третье изменение: вернувшиеся в Иудею обнаружили, что они не похожи ни на самарян, ни даже на тех иудеев, которые оставались в своей стране, не пройдя вавилонского плена. Вернулся какой-то другой народ.

Что характерно, иудеи диаспоры принимали очень активное участие в жизни Иудеи. Один из них, Эзра, жил в Вавилоне, но очень сокрушался об упадке религиозной жизни в Иудее. Так сокрушался, что поехал в Иудею, стал там первосвященником и стал проводить широкие реформы. Например, вот такие: «Эзра требовал, чтобы иудеи, которые имели иноплеменных жен, немедленно развелись с ними. Многие поспешили исполнить это требование: иноплеменницы были отпущены и возвратились к своим родным» [4, с. 206]. По некоторым данным, иудеи «добровольно изгнали 113 иноплеменных жен из общины» [29, с. 43].

Некоторые евреи, с которыми я обсуждал эти события, высказывали уверенность: женам евреев предложили гиюр! Выгнали только тех, кто отказался… Правда, вот источника, где бы это описывалось, мне никто не смог указать. А если даже это и правда — почему женщины должны были отказываться от своей веры? Потому что евреям приспичило? Да, это серьезная причина.

Мне, впрочем, не удалось выяснить, что думали об этом брошенные, как ветошь, иноплеменные жены. Не менее интересно, что думали на этот счет дети и внуки этих женщин. Что, спокойно смотрели, как их маму или бабушку «отпускают», чтобы она «возвратилась к своим родным»? Трудно представить себе, чтобы во всех случаях этот разрыв живого тела народа проходил с идиллическими улыбками всех участников событий.

Но, во всяком случае, мы знаем, что думали соседи иудеев: «Это (изгнание иноплеменных жен. — А. Б.) навлекло на иудеев ненависть соседних племен. Моавиты, аммониты и самаряне стали беспокоить своими набегами жителей Иерусалима и разрушали город» [25, с. 206].

Позже второй великий реформатор религиозной жизни, Нехемия, тоже очень заботился о том, «чтобы дурные священники были удалены от храмовой службы. Один из главных священников Менаша, женившийся на дочери начальника самаритян Санбалата, был изгнан из Иерусалима (около 430 г.)» [25, с. 208].

О том, что думала про это жена Менаша, и даже как ее звали, я не могу ничего сказать. Я даже не знаю, уехал ли Менаша из Иерусалима вместе с женой, и если да — мои ему и ей поздравления. Но опять же — позиция иноплеменников известна: начальник самаритян (тесть Менаши? Не знаю, не знаю…) «построил для своего племени особый храм на горе Гаразим, близ города Сихема, и назначил Менашу первосвященником в этом храме. С тех пор самаритяне все более отдалялись от иудеев в своих верованиях и образе жизни» [25, с. 209].

При этом был сам Нехемия виночерпием у персидского царя и приехал в Иудею, как официально посланный царем Артаксерксом пеха — то есть наместник. Вот вам мораль: жить в диаспоре можно, делать карьеру при дворе оккупантов — дело хорошее. Но жениться на иноплеменницах — ни-ззя!

Позже Нехемия боролся еще с тем, что богатые иудеи в голодные годы обращали в рабство задолжавших им бедняков. Соплеменник не должен кабалить другого соплеменника! Нехемия добился своего, и даже позже, когда иудеи все-таки обращали в рабство других иудеев, раба-иудея даже клеймили особым клеймом и обращались с ним не как с другими.

Вообще-то, у ученых есть длинное, но не очень трудное слово для обозначения такого рода явлений: этноцентризм. То есть система представлений, когда в центре Вселенной для племени становится оно само.

Долгое время ведь вообще иноплеменник не считался человеком, а иностранные языки — членораздельной речью. Самоназвание чукчей — «луораветлан» буквально и означает — «настоящие люди». Все остальные, что русские, что иудеи, — люди, соответственно, не настоящие. Самоназвание «славяне» прямо происходит от представления, что есть люди, владеющие словом, умеющие говорить. А остальные, соответственно, «немцы», то есть немые.