Евангелия и второе поколение христианства - Страница 50

Благодаря этим раздорам и противоречиям, христианская теология развилась. Личность Иисуса и странные комбинации человека с божеством, которые вынуждены были придумывать, послужили основой для ее теории. Далее мы увидим гностицизм зарождающимся, благодаря течению идей вполне подобных, и в свою очередь стремящимся разделить единство Христа; но ортодоксальная церковь останется твердой в отрицании подобных измышлений; существование христианства, основанного на реальности личных действий Иисуса, зависело от этого.

Иоанн, несомненно, имел утешение при виде этих заблуждений, плодов духа, чуждого галилейской традиции, в верности и преданности окружавших его учеников. На первом плане был молодой азиат, по имени Поликарп, имевший всего около тридцати лет в период крайней старости Иоанна и который, по-видимому, уверовал в Христа еще в детстве. Крайнее уважение, с которым он относился к апостолу, побуждало его смотреть на Иоанна любопытными глазами юноши, в которых все увеличивается и преображается. Живой образ старца запечатлелся в его уме. И всю свою жизнь он говорил о нем, как о небесном видении. Главная его деятельность была в Смирне, и нет ничего невероятного в том, что Иоанн послал его туда стать во главе уже древней церкви, как то утверждает Ириней.

Благодаря Поликарпу, воспоминания об Иоанне в Азии, a оттуда в Лионе и Галлии стали живой традицией. Во всем, что говорил Поликарп о Господе, о его доктрине, о его чудесах, он ссылается на личных свидетелей жизни Иисуса. Он обыкновенно выражался так: "это я слышал от апостолов". "Я, которого наставляли апостолы и который жил вместе со многими, видевшими Христа... и т. д. Способ Поликарпа выражаться давал повод думать, что он, кроме Иоанна, знал еще других апостолов, например, святого Филиппа. Но гораздо вероятнее, что здесь некоторая гипербола. Выражение "апостолы", несомненно, означало Иоанна, которого к тому же могли сопровождать некоторые галилейские ученики, нам неизвестные. Можно также понимать под этим, если угодно, пресвитера Иоанна и Аристиона, которые, согласно некоторым текстам, были непосредственными учениками Господа. Что же касается Кая, Диотрефа, Димитрия и благочестивой Кирии, о которых послание Presbyteros'a говорит, как о членах кружка эфесян, то было бы рискованно очень много останавливаться на этих именах и обсуждать существа, которые, как говорит Талмуд, "никогда не были созданы", а обязаны были своим существованием только искусству подделывателя или, как Кирия, недоразумениям.

Ничего нет более сомнительного, как все то, что относится к этому одноименному с апостолом Presbyteros Ioannes, бывшему приближенным Иоанна в его последние годы, который, согласно преданиям, наследовал ему в управлении церковью Эфеса. Его существование, однако, представляется вероятным. Титул пресвитер могло быть название, которым его отличали от апостола. После смерти апостола его еще долго могли называть только пресвитер, опуская его собственное имя. Аристион, которого весьма древние сведения помещают рядом с пресвитером, как весьма авторитетного хранителя преданий и которого смирнская церковь также приписывает себе, тоже загадка. Все, что можно о нем сказать, это то, что в Эфесе около конца первого века была группа лиц, выдававших себя за последних непосредственных свидетелей жизни Иисуса. Папий их знал или, по крайней мере, близко с ними соприкасался и собрал их предания.

Далее мы увидим, что Евангелие совершенно в новой редакции вышло из этого маленького кружка, который, по-видимому, приобрел доверие старого апостола и считал себя вправе говорить от его имени. He постарался ли кто-нибудь из учеников, окружавших и как бы овладевших старостью Иоанна, использовать богатую сокровищницу, бывшую в его распоряжении? Так могли думать; мы сами одно время к этому склонялись, но теперь мы считаем более вероятным, что ни одна из глав Евангелия, носящего имя Иоанна, не была написана ни им самим и никем из его учеников при его жизни. Но мы продолжаем верить, что Иоанн имел свою особенную манеру рассказывать жизнь Иисуса, вполне несходную с первоначальными рассказами в Ватанее, в некоторых отношениях более совершенную и в особенности в том, что касается жизни Иисуса в Иерусалиме, представлявшую большее развитие. Мы думаем, что апостол Иоанн, который имел характер довольно себялюбивый и еще при жизни Иисуса вместе со своим братом рассчитывавший на первое время в царстве Божием, приписывал себе то же место и в своих рассказах. Если он читал Евангелие Марка и Луки, что весьма вероятно, он должен был убедиться, что там недостаточно говорят о нем и приписываемая ему этими евангелистами роль не соответствует той, которую он играл в действительности. Ему хотелось, чтобы знали о том, что он был особо любимый ученик Иисуса и играл первую роль в евангельской драме. При своем старческом тщеславии он приписывал себе главное значение. Его длинные истории часто имели целью желание изобразить себя любимым учеником Иисуса, который только один в торжественные минуты склонял свою голову к его сердцу, которому Иисус доверил свою мать и что во многих случаях, в которых первую роль приписывают Петру, она в действительности принадлежала ему, Иоанну. Его глубокая старость давала повод к разным размышлениям, его долголетие принимали за небесное знамение. Так как окружавшая его среда не отличалась безупречной добросовестностью и, может быть, была не лишена некоторой доли шарлатанства, то можно себе представить, какие странные измышления бродили в этом гнезде благочестивых интриг вокруг старца, уже ослабевшего умом и находившегося в полном распоряжении тех, которые его окружали.

Иоанн оставался до конца вполне евреем, соблюдая закон во всей его строгости; сомнительно, чтобы Иоанн понимал начавшие уже распространяться трансцендентальные теории о тождестве Ииcyса и Логоса; но, как всегда случается в школах, где учитель уже слишком стар, школа шла своей дорогой, прикрываясь только его именем. По-видимому, Иоанн был предназначен для того, чтобы им пользовались авторы поддельной литературы. Мы уже видели все, что представляется сомнительным в происхождении Апокалипсиса; почти столько же можно привести одинаковой серьезности возражений, как против подлинности этой книги, так и против гипотезы, объявляющей ее апокрифом. Что можно сказать о другом странном явлении, о том, что целая ветвь церковных преданий, александрийская школа, не только отрицала, что автор Апокалипсиса Иоанн, но даже приписывала это произведение его противнику Керинфу? Мы скоро увидим, что подобные же экивоки окружают и другую серию иоаннических писаний, появившихся немного позже. Ясно одно, Иоанн не мог быть автором обеих приписываемых ему серий трудов. Может быть, ни одна из серий не принадлежит ему, но, наверное, обе вместе не могут принадлежать ему.

Произошло сильное волнение в день, когда умер апостол, который в течение многих лет представлял собой всю христианскую традицию и непосредственную связь с Иисусом и зачатками христианства. Все столпы церкви исчезли. Тот, которому, согласно распространенному мнению, Иисус обещал бессмертие до своего возвращения, сошел в могилу. Это было тяжелое разочарование. Приходилось искать оправдания пророчеству Иисуса и прибегать к разным изощрениям. Неправда, говорили друзья Иоанна, что Иисус объявил своему любимому апостолу, что он будет жить до его возвращения. Он сказал апостолу только: "если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?". Туманная фраза, дававшая повод к разным толкованиям и позволявшая думать, что Иоанн, подобно Еноху, Илье и Ездре, будет жить до возвращения Христа. Во всяком случае это было торжественное событие. Никто уже больше не мог сказать: "я его видел". Иисус и первые годы церкви Иерусалима терялись в сумрачной дали. Главное значение перешло к тем, которые знали апостолов, к Марку и Луке, ученикам Петра и Павла, к дочерям Филиппа, продолжательницам его чудесных даров. Поликарп всю свою жизнь ссылавшийся на свою связь с Иоанном. Аристион и Presbyteros Johannes, жившие теми же воспоминаниями, те, кто имели возможность видеть Петра, Андрея, Фому, приобретали важное значение в глазах людей, желавших знать правду о появлении Христа. Книгам, как мы уже говорили двадцать раз, придавалось мало значения. Устное предание было все. Передача учения и передача апостольских прав представлялись как бы связанными с некоторого рода уполномочиванием, посвящением в духовный сан, освящением, первоисточником чего был апостольский состав. Вскоре каждая церковь хотела доказать, что в ней существует непрерывная цепь людей, следовавших один за другим со времен апостольских. Церковное старшинство, представлявшееся чем-то вроде непосредственной передачи духовной власти, не могло иметь перерывов. Таким образом, идея церковной иерархии сделала быстрые успехи. Каждый день епископат укреплялся.