Евангелия и второе поколение христианства - Страница 32

Глава 13. Eвангелие от Луки

Как мы не раз указывали, евангельские писания в эпоху, о которой мы говорим, были многочисленны. Большинство этих писаний не носило апостольских имен; это были труды вторых рук, основанные на устных преданиях; они не претендовали на полноту. Единственно Евангелие от Матфея представляется как бы пользующимся привилегией происхождения от апостола; но это Евангелие не было сильно распространено; написанное для евреев в Сирии, оно по-видимому, еще не проникло в Рим. При подобном положении дел, одно из наиболее выдающихся лиц церкви Рима, в свою очередь, предприняло составление текста Евангелия, посредством комбинирования предыдущих текстов, сохраняя, однако, при этом за собой право, подобно предшественникам, вносить дополнения, согласно устным преданиям и своим собственным взглядам. Этим лицом был некто иной, как Лука или Лукан, ученик Павла, присоединившийся к нему, как мы видели, в Македонии, сопровождавший его во всех путешествиях, разделивший с ним плен и игравший большую роль в его корреспонденции. Весьма вероятно, что после смерти Павла Лука остался в Риме, и так как он мог быть очень молодым, когда познакомился с Павлом (около 52 года), то ко времени, о котором мы говорим, он был не старше шестидесяти лет. В подобных вопросах ничего нельзя утверждать с точностью; но, однако, не имеется никаких серьезных возражений против того, что Лука сам написал приписываемое ему Евангелие. Лука не имел той популярности, которая побудила бы воспользоваться его именем для придания авторитета книге, как пользовались именами Матфея и Иоанна, а впоследствии Иакова, Петра и других.

Время, когда было написано Евангелие от Луки, может быть установлено с достаточной достоверностью. Все признают, что оно написано позже 70-го года; но вместе с тем оно не могло быть написано много позже этого года. Иначе предсказания о близком пришествии Христа в облаках, которые автор третьего Евангелия, не колеблясь, выписал из более древних документов, не имели бы смысла. Автор относил возвращение Иисуса к неопределенному будущему; "конец" отодвинут возможно дальше; но связь между гибелью Иудеи и потрясением мира сохранена. Автор передает также утверждение Иисуса, согласно которому слушавшее его поколение не пройдет, пока не исполнится предсказание о конце времен.

Несмотря на крайнюю широту, допускаемую апостольским толкованием речей Господних, нельзя допустить, чтобы интеллигентный составитель третьего Евангелия, умевший вносить изменения в слова Иисуса, согласно требованиям времени, вписал бы в свой текст фразу, заключавшую в себе решительное возражение против дара пророчества Учителя.

Конечно, мы только по предположению связываем Луку и его Евангелие с христианским обществом времен Флавия в Риме. Во всяком случае, можно сказать, что общий характер произведения Луки соответствует подобному предположению. Лука, как мы уже заметили, имел римский ум, он любил порядок и иерархию, он питал большое уважение к центурионам, римским властям и представил их благосклонными к христианству. Ловким маневром ему удается избавиться от необходимости упомянуть о том, что Иисуса оскорбляли и распяли римляне. Между ним и Климентом Римским заметное сходство. Климент часто цитирует слова Иисуса из Евангелия Луки или из предания, аналогичного этому Евангелию. Стиль Луки, его латинские выражения, его общие обороты и его гебраизм напоминают Pasteur Гермаса. Само имя Лукан римское и, может быть, связано клиентством или освобождением из рабства с каким-нибудь Аннеем Луканом, родственником знаменитого поэта; это прибавит еще одну связь с семьей Аннея, которую встречают повсюду, когда разбираются в древней пыли христианского Рима. Главы XV и ХVI Деяний Апостолов дают повод думать, что автор имел сношения, как Иосиф, с Агриппой, Вереникой и маленькой еврейской партией в Риме. Даже злодейства Ирода Антипы он старается смягчить и стремится представить его роль в евангельской истории благосклонной в некоторых отношениях. Нельзя ли усмотреть римский обычай и в посвящении Феофилу, которое напоминает посвящение Иосифа Епафродиту и, по-видимому, совершенно не соответствовало сирийским и палестинским обычаям I-го столетия нашей эры? Вместе с тем, можно видеть, насколько это напоминает положение Иосифа. Лука и Иосиф писали почти одновременно, рассказывая один происхождение христианства, другой еврейское восстание, одушевленные аналогичными чувствами, умеренностью, антипатией к крайним партиям, официальным тоном, большей заботой о защите положения, чем о правде, уважением к римской власти, смешанным со страхом, даже суровость которой они стараются представить извинительной необходимостью, указывая, вместе с тем, что во многих случаях эта власть являлась их защитницей. Это дает нам повод думать, что среда, в которой жил Лука, и та, в которой жил Иосиф, были близки одна от другой и имели между собою постоянное соприкосновение.

Упомянутый Феофил, однако, неизвестен; возможно, что это имя только фикция или псевдоним, для обозначения одного из могущественных адептов римской церкви, может быть Клеменса. Маленькое предисловие точно устанавливает намерения и положения автора:

"Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, - то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен".

Из этого предисловия не вытекает непосредственно, что Лука пользовался "многими" повествованиями, о существовании которых он говорит. Но чтение его книги устраняет в эхом отношении всякое сомнение. Многие места у Луки буквально совпадают с Марком, а вследствие этого с Матфеем. Лука, несомненно, пользовался текстом Марка, мало отличавшемся от дошедшего до нас. Он, можно сказать, включил его почти целиком в свое Евангелие, за исключением VI, 45-VIII, 26, и рассказа о Страстях Господних, которому он предпочел более древнее предание. Во всем остальном буквальное совпадение, во встречающихся же различиях легко видеть, чем, имея в виду своих читателей, руководствовался Лука, внося поправки в имевшийся у него оригинал. В соответственных местах находящихся во всех трех текстах (Луки, Марка и Матфея) замечается следующее: дополнительные подробности, внесенные Матфеем в текст Марка, отсутствуют у Луки; там, где, по-видимому, Лука прибавляет дополнительные подробности к Матфею, они имеются у Марка. Отсутствующие же места у Марка пополнены Лукой по другим документам, чем у Матфея. Иначе говоря, в местах, общих всем трем текстам, Лука сходен с Матфеем, поскольку этот последний сходен с Марком. У Луки нет нескольких мест, имеющихся у Матфея, и трудно понять, почему он их не поместил. Речи Иисуса у Луки отрывочны, как и у Марка; было бы непонятно, почему Лука разбил бы на части длинные речи Иисуса, помещенные у Матфея, если бы он знал текст последнего. Правда, Марк вносит чрезвычайно много logia, которых нет у Марка, но, очевидно, он имел их в другом расположении, чем Матфей. Наконец, легенды о детстве и генеалогии обоих Евангелий совершенно несходны между собою. Как мог бы допустить Лука такое очевидное противоречие? Это дает право заключить, что Лука не знал Евангелия от Матфея; а те писания, о которых он говорит в предисловии, могли носить имена апостольских учеников; и ни одно из них не носит такого имени, как Матфей, так как Лука точно различает апостолов, свидетелей, действующих лиц евангельской истории и создателей ее традиции, от составителей, которые только на свой страх записали предания, не имея на то никаких полномочий.

Несомненно, рядом с книгой Марка, Лука имел перед собой и другие повествования того же рода, из которых он заимствовал немало. Большой отрывок от IX, 51 до ХVIII, 14, например, скопирован из бывшего у него документа, так как в этом отрывке замечается большой беспорядок; сам же Лука излагает гораздо лучше известные ему устные предания. Высчитали, что около третьей части текста Луки нет ни у Матфея, ни у Марка. Некоторые из Евангелий, потерянных в настоящее время, из которых заимствовал Лука, имели очень определенные черты: "те, на которых упала башня Силоамская" (XIII, 4), те, "которых кровь Пилат смешал с жертвами их" (XIII, 1). Многие из этих документов были только переделками еврейского Евангелия, сильно проникнутого эвионизмом, и, таким образом. приближались к Матфею. Тем и объясняется аналогичность некоторых параграфов, не имеющихся у Марка, с Матфеем. Большинство первоначальных логий находится и у Луки, но они расположены не как у Матфея, в виде длинных речей, а разрезанные и приспособленные к частным случаям. Лука не только не имел нашего Евангелия от Матфея, но и не пользовался ни одним из тех сборников речей Иисуса или большим последовательным рядом изречений его, внесенных, как мы уже указали, в Евангелие Матфея. Если же он имел такие сборники, то пренебрег ими. С другой стороны, Лука приближается к еврейскому Евангелию, особенно в тех случаях, когда оно превосходит Евангелие от Матфея. Может быть, он имел в руках греческий перевод еврейского Евангелия.