Евангелия и второе поколение христианства - Страница 12

Огромная опасность для христианства, заключавшаяся в заботах о генеалогии царского потомства, не нуждается в доказательствах. Своего рода христианское дворянство было на пути к образованию. В политическом отношении дворянство почти необходимо для государства. Политика имеет дело с грубой борьбой, придающей ей более материальный, чем идейный характер. Государство непрочно до тех пор, пока некоторое количество семейных родов, благодаря традиционным привилегиям, не станут считать своим долгом и выгодой заботиться о делах государства, представлять его защищать его. Но в деле идеи рождение не при чем: каждый имеет значение постольку, поскольку послужил раскрытию истины и поскольку совершил добра. Учреждения, имеющие целью религию, литературу, нравственность, погибают если в них преобладают соображения семейные, сословные и наследственность. Племянники и двоюродные братья Иисуса погубили бы христианство, если бы церкви Павла не были бы уже довольно сильны, чтобы явиться противовесом этой аристократии, имевшей стремление признавать только себя достойной, а всех других обращенных, как бы посторонними. Стали появляться претензии такие же, как у Алидов в исламизме. Исламизм, несомненно бы погиб, благодаря смутам, вызванным семейством пророка, если бы результат борьбы в первом столетии егира не отодвинули на второй план всех близких к личности основателя. Настоящими наследниками великого человека являются те, которые продолжают его дело, а не кровные родственники. Считая предание об Иисусе как бы своей собственностью, маленькая группа назарян, несомненно заглушила бы его; родные Иисуса были бы забыты в глубине Hauran. Они потеряли всякое значение и оставили Иисуса его настоящей семье, единственной которую он признавал: "слышавшим слово Божье и соблюдавшим его". Многие места Евангелия, изображающие семью Иисуса в неблагоприятном свете, могли явиться результатом антипатии, которую претензии на благородство desposyni не замедлила вызвать к себе.

Глава 4. Отношения между евреями и христианами

Частые сношения церквей Ватанеи и Галилеи с евреями несомненны. Это именно к иудео-христианам относилось часто употребляемое в талмудических преданиях выражение миним, соответствующее слову "еретик". Минимы изображаются чем-то вроде чудотворцев и духовных докторов, исцеляющих больных именем Иисуса и помазанием святым елеем. Известно, что это одно из предписаний святого Иакова. Подобный способ излечения и заклинания бесов был сильным средством для обращения неверных, особенно когда дело касалось евреев. Евреи присвоили себе вышеупомянутое чудесное средство, и до третьего века еще встречались еврейские доктора, лечившие именем Иисуса, чему никто не удивлялся. Вера в повседневные чудеса была сильна, и Талмуд даже предписывает читать особую молитву, когда с кем-нибудь произойдет "особенное чудо". Лучшим доказательством веры Иисуса в свою способность производить чудеса может служить то, что его родные и несомненные ученики его имели как бы своей специальностью производство чудес. Правда, пришлось бы признать Иисуса, если следовать тому же способу рассуждения, узким евреем, но это именно то, что нам противно.

Иудаизм заключал в себе два направления, создававшие два совершенно противоположные отношения к христианству. Закон и пророки по-прежнему оставались противоположными полюсами еврейского народа. Закон приводил к той странной схоластике, называемой Галаха, из которой получил свое начало Талмуд. Пророки, псалмы, поэтические книги вызывали пламенную народную проповедь, блестящие грезы, беспредельные надежды; то, что называли агада, слово, одновременно охватывающее страстные сказки, как Юдифь, и апокрифические апокалипсисы, волновавшие народ. Поскольку казуисты Явнеи относились пренебрежительно к ученикам Иисуса, постольку агадисты были им симпатичны. Агадисты совместно с христианами питали отвращение к фарисеям, любовь к мессианским объяснениям книг, к произвольным толкованием, напоминавшим свободное обращение с текстами средневековых проповедников, и веру в будущее царство потомков Давида. Агадисты, подобно христианам, старались связать генеалогию патриархальной семьи со старой династией. Как и христиане, они пытались облегчить тяготы Закона. Их система аллегорических толкований, превращавшая свод законов в книгу моральных предписаний, являлась открытым отрицанием докторального ригоризма. со своей стороны галахисты считали агадистов (христиане, по их мнению были агадистами) людьми легкомысленными, чуждыми единственно серьезному познанию, познанию Торы. Таким образом, талмудизм и христианство становились двумя антиподами морального мира. Ненависть между ними разрасталась с каждым днем. Отвращение, которое вызывали в христианах хитроумные изыскания казуистики в Явнее, отмечено в Евангелиях огненными чертами.

Недостаток талмудического изучения был в том, что он вызывал самоуверенность в учениках и возбуждал у них презрение к профанам: "Благодарю тебя, Бессмертный, мой Бог", говорил учащийся, выходя из дома обучения, "за то, что по твоей милости я посещал школу вместо того, чтобы, как другие, таскаться по базарам. Я встаю в одно время с ними, но для изучения Закона, а не для суетных дел. Я тружусь, как и они, но имею в виду будущую жизнь, тогда как они достигнут лишь могилы". Вот что так сильно оскорбляло Иисуса и составителей Евангелий и внушило им такие прекрасные изречения, как: "не судите, да не судимы будете", и притчи, в которых простосердечный человек предпочитался заносчивому ученику. Они, как и св. Павел, смотрели на казуистов, как на людей, единственным делом которых было содействию проклятию возможно большого числа людей преувеличением обязательств до размеров, невыносимых для человека. Иудейство, имея своим основанием тот будто бы выведенный из опыта факт, что человека судят в этом мире соответственно его достоинствам, старалось непрерывно осуждать, так как только при этом условии могло проявиться правосудие путей Господних. Фарисейство имело уже глубокие корни в теории друзей Иова и у некоторых псалмопевцев. Иисус, отвергнув приложение правосудия Бога в будущем, сделал бесполезными этих беспокойных критиков поведения других. Царство небесное исправит все; Бог пока дремлет, но положитесь на него. Благодаря отвращению к лицемерию, христианство пришло даже к парадоксу предпочтения открыто-порочного мира, но склонного к обращению, буржуазии, кичащейся своей внешней добропорядочностью. Многие из черт легенды, легенды, зародившихся или развившихся под влиянием Христа, проникнуты этой идеей.

Между людьми одного племени, находящимися вместе в изгнании, признающими одни и те же божественные откровения и расходящиеся между собой только по одному вопросу современной им истории, возникновение споров было неизбежно. Многочисленные следы этих споров находятся в Талмуде и в связанных с ним писаниях. Наиболее знаменитый ученый, чье имя, по-видимому, связано с этими спорами, был рабби Тарфон. До осады Иерусалима он выполнял священнические обязанности; впоследствии он любил вспоминать о храме, особенно о том, как присутствовал на эстраде священников при совершении торжественной службы в Судный день. В этот день первосвященнику разрешалось произносить неизреченное имя Бога. Тарфон рассказывал, как, несмотря на все усилия, он не мог ничего уловить, - пение других священнослужителей мешало слышать.

После разрушения святого города он был одним из светил школ Явнеи и Лидды. С тонким умом он соединял ничто гораздо более важное, любовь к ближнему. В голодный год, он, как рассказывают, обручился с тремястами женщинами для того, чтобы он в качестве будущих жен священника имели право пользоваться священными приношениями. Конечно, по прошествии голода, он более не считался с этими обручениями. Многие изречения Тарфона напоминают Евангелие. "День короток, работа длинна, рабочие ленивы; жалование велико, хозяин торопит". "В наше время", прибавляет он, "когда говорят кому-нибудь: вынь соломинку из глаза твоего, слышится ответ: "Вынь бревно из своего". В Евангелии подобная реплика приписывается Иисусу, делающему замечание фарисею; это дает повод думать, что дурное расположение духа вызвано у Тарфона полученным им от какого-нибудь мин подобный ответ. Имя Тарфон, действительно, было знаменито в церкви. Во втором веке св. Юстин, желая в одном из диалогов представить еврея, спорящего с христианином, выбрал нашего ученого защитником еврейской тезы, представив его под именем Трифона.