Евангелие отца - Страница 14

- Ты испугался, Дайс. Ты теряешь Веру. Вера не требует ни подтверждения, ни доказательств – тебе ли этого не знать. Откуда ты знаешь, что речь идет о тайне. Хакеры, хулиганы, да кто угодно…. Среди наших Братьев возможно кто-то…

- Ну же, договаривай! Что же ты? – Ледуайен смотрел Джонатану прямо в глаза. – Предатель? Хулиган? Авантюрист? Псих? Веришь ли ты сам в это, Великий Мастер?

- Хорошо, Дайс. Пусть так. Что было в первом письме и сколько было писем за эти два года? – Тиз почувствовал, что сейчас вдруг появилась злость на старого Ледуайена. Куда-то ушло беспокойство, и он позабыл на время о письме.

- Я не скажу тебе всего, Джонатан. Я расскажу про письмо, которое пришло за месяц до моего ухода с поста Великого Мастера Я покажу его тебе. – Ледуайен достал из внутреннего кармана пиджака еще один сложенный листок и протянул его Тизу.

Джонатан развернул листок.

Все владеющие землями, привилегиями, замками или каким бы то ни было имуществом, принадлежащим ордену Храма, независимо от государства, известности или достоинства, даже если это - понтифики, должны отказаться от них в пределах месяца после запроса магистра и членов ордена Госпиталя, или любого из них, или их поверенных. Все должно быть полностью и свободно передано ордену госпитальеров.

PRO FANUM

- Что это значит? Опять кусок из буллы Климента V? Какого черта? Они не знают другого документа?

- Прошу тебя! Текст буллы писал не слабый Папа. Кто стал бы его именем приказывать нам что делать? Это значит только то, что они требуют вернуть им все, чем мы владеем. И это не пресловутая Тайна или артефакты – это власть и деньги, на которых и построена наша власть. Я повиновался и оставил наше Общество на тебя, хотя этого делать было нельзя, не будь этого письма. Ты слишком предан вере, а она-то тут как раз не причем. И, поверь мне, и черт здесь не причем: ты сам знаешь, что совпадений не бывает. Не тот случай. И дело не только в том, что они знают, кто мы – просто пришло время и что-то произошло – иначе бы они не раскрылись. Ставка в этой игре не мы – ставка выше. Боюсь я, Джонатан, другого. Кажется, маски сняты, и встретиться придется глаза в глаза, и назвать друг друга по имени.

- Значит, ты хочешь сказать, что в нашем Обществе предатели?

- Что с тобой, Великий Мастер! О чем я тебе говорил все это время? Нет ни предателей, ни преданных: наступило время Истины, о которой мы так долго мечтали. А вот хорошо ли это? Хороша ли будет Истина? Я хочу сказать, что пришло время вспомнить еще одно значение слова «pro fanum» - «неверующий» или «богохульный». Нам объявили войну, Джонатан, и на этот раз враг сильнее нас. Ибо мне кажется, что именно он и знает Истину, а мы играли в его пьесе. И его имя не Иисус.

Гл. 11

Я получил бы восемь тысяч за два месяца стояния в черном костюме при температуре плюс сорок градусов. Минус три тысячи, которые я не получил, потому что из этих восьми недель три я уже не стоял. Таким образом, пять тысяч за тупое времяпрепровождение, ненависть к морю и год сытой жизни в Танжере впереди. Неплохо. Плохо только то, что из Танжера придется уезжать – хозяева не любят, когда их покидают без предупреждения, обижаются и могут сделать а-та-та. Куда? Пока не скажу – не знаю. Маленькие человечки в черных костюмах, прилипших к потному телу, тоже должны попытаться подумать.

И вот еще что я вам скажу – Сицилия – это не солнечная Италия. Тем более, ночью, когда я совершенно мокрый. Тем более, в августе. Именно таким я выбрался на берег. Наверное, пропахну рыбой. Точно пропахну.

Склады, телеги, старые велосипеды без колес, луна, и очень скользко. Мне пришлось спуститься по трапу с другой стороны яхты, плыть долго. Так долго, что я вероятно еще очень не скоро захочу купаться в море. Путь к причалу был скушен – что об этом говорить? Плыть в темноте не меньше пары часов (стояли на рейде) и все это время держать свою одежду и документы в руке над головой – это, наверное, было похоже на высадку союзников в Нормандии. Слава создавшему Средиземное море! Оно сравнительно маленькое и доплыть до нужного берега можно, если заранее зайти в рубку и посмотреть: где Израиль, а где Италия.

Как по-итальянски будет: как доехать до аэропорта? «Скузи. Прего. Аморе мио» - все. Иссяк. Лучше бы это была Франция – Лазурный берег или Монако. Там люди говорят хоть и по-французски, но это больше похоже на человеческий язык. Мне с детства мяукать трудно – у меня была собака.

Вон, там, под фонарем сидит человек – подойду и спрошу.

- Скузи, сеньор. Где здесь аэроплано, прего. (В запасе осталось только «Аморе мио», но, кажется, сейчас не стоит это говорить).

При этом я расставил руки и стал ими совершать движения, по моему разумению крайне похожие на высший пилотаж или хотя бы сильную турбулентность. Я даже немного подпрыгивал для пущей убедительности и немного гудел. Судя по глазам ошалевшего старого итальянца, я был похож скорее на уволенного за пьянку сумасшедшего орнитолога, чем на самолет. Словом, редко выпадает на долю сторожа такие увлекательные встречи. Пьяные матросы, бывает, выползают из моря, рыба тоже, бывает, выпрыгивает, местные жители кого-то топят – это нормально. Но, чтобы орнитологи! Они – редко. Сегодня хорошая ночь. Завтра он расскажет друзьям, что из моря вылез голый сумасшедший псих, и долго летал вокруг него, и ему больше никогда не нальют перед сменой выигранный в нарды стакан кьянти.

Я еще немного погудел и полетал, но, видя, что реакция не та – итальянец не подхватывает игру, махнул рукой ему на прощание и пошел вдоль набережной, напевая случайно пришедшую на ум песенку итальянских коммунистов «Бандьера росса».

Было уже 3 часа ночи. Кажется, я просох. Стоит одеться, чтобы не вызвать обвинений в недостойном орнитолога поведении. Хотелось пить, но это я могу сделать в аэропорту, когда найду такси. Оказывается, я знаю еще два слова по-итальянски: аэропорт и такси! Хорошо.

Из-за поворота выехал автомобиль, и я махнул рукой. Растопырив пальцы, я показал все десять, добавил слово доллар, махнул в куда-то вдаль и сказал заветное итальянское слово «Аэропорт». Водитель молча кивнул и я сел в машину.

Минут через сорок тряски в полной темноте, вдали показались огни. И только тут я понял, что сел в полицейскую машину. Водитель был не в форме – она валялась на заднем сидении, а вот между нами лежал симпатичнейший карабин, который и уткнулся мне в бок.

«Американец»? Водитель посмотрел на меня. Да. «Турист»? Опять – да. «Домой»? Черт возьми! Си, сеньор. «Хорошо», сказал водитель и уткнулся вперед. Я бы тоже так сумел поговорить, будь я водителем или полицейским, но слава всем Богам на свете, мы уже подъезжали к местному аэропорту.

Я вылез и вспомнил еще «Милли грация». Кажется, так назывались колготки у последней моей девушки. Стоп. Нет. Грация – это то, что у нее было точно, а милли – это столько, сколько у меня не стало на счету после ее ухода. «Прего», ответил славный парень – сицилийский полицейский, взял десять долларов и вылез вместе со мной. Неожиданность? Но, ничего неожиданного не произошло. Он показал мне на двери зала вылета, нырнул в машину и вынырнул с форменной рубашкой и карабином. Махнул мне рукой и пошел в другую сторону.

В зале вылета немного народа. На маленьком табло было несколько рейсов: в Рим, в Рим (через час), в Рим (еще через час), в Ларнаку, в Мадрид, в Рим (через три часа) и еще в Тель-Авив. Мерси – я выбрал Мадрид, потому что вдруг во рту опять появился отвратительный вкус маринованных детенышей осьминогов в римском кафе, а Израиль вообще не рассматривается – он в моем плане стоит на последнем месте.

Из Италии в Испанию самолет летит минут пятьдесят. И уходят они каждый час, как автобусы. Было четыре часа утра, и я никак не рассчитывал увидеть на борту много пассажиров. В любом случае, есть почти час, чтобы подумать, что делать дальше, съесть сэндвич с тунцом и поспать.