Евангелие от Ивана - Страница 69

Иван Петрович выключил кино и сказал:

— Разумеется, не сделаю. Если вдуматься, то это единственное стоящее дело, которое можно отнести на мой счет после возвращения с того света. Помог униженным и угнетенным, обворованным и оскорбленным. И горжусь этим. Как ты даже в мыслях допустил, что я мог поступить иначе? Неужели ты, мой двойник, так и не узнал меня как следует?

Собеседник вздохнул тяжело и продолжал выговаривать Ивану Петровичу:

— Полагаешь, что ты наказал Зло? Если бы так… Сейчас беглецов преследует другая смена охраны. Тетка твоя, Мокрина Ивановна, попадет им в лапы и вскоре умрет в подвалах ведомства Сучкарева. Василий Филимонович Триконь вернется в Москву. Поскольку его уволили из милиции, пойдет ночным сторожем в магазин. На пару с бывшим майором Семиволосом. Спустя два месяца их убьют грабители. Ромка вместе с женой и ребенком доберется до Абхазии, будет воевать за ее независимость, потом окажется в Нагорном Карабахе, где его и убьют. От шальной пули погибнет и его молодая жена. А Ваню, твоего внучатого племянника, купит семья из Нью Голд Орды. Он забудет родной язык. Станет Джоном, не помнящим своего родства. Его воспитают в духе ненависти к своей Родине, фактически он станет ньюголдордынским янычаром.

— Картина впечатляет. Но пусть умрут свободными и непокоренными, чем будут прозябать в постыдном рабстве.

— Ты свой выбор сделал.

— А почему ты в своем обзоре не упомянул друзей моих заклятых — Около-Бричко, Варварька?

— Извини, ошибку исправляю, — и двойник предложил взглянуть на Лобное место.

Иван Где-то повернул голову к храму Василия Блаженного. В лучах утреннего солнца он был особенно величественным и прекрасным. Залюбовался им, однако надо было смотреть на Лобное место. Там стоял огромный столб из серого гранита. Подошел ближе. «Волей граждан России на вечные времена предаются позору», — было начертано на его основании. Обошел Столб позора и прочел выбитые на нем черными буквами имена: «Ленин (Ульянов)… Свердлов… Троцкий (Бронштейн)… Берия… М. Дойчев… Бобдзедун… Мордарь… Купон Первый… Чмочкевич… Чумейко-Чумайс… Около-Бричко… Грыбовик…»

— А почему Джугашвили нет?

— Большинство россиян на референдуме оценило его деятельность положительно.

— Вот уж поистине: чем больше людей на тот свет отправил, тем больше слава и величие государственного деятеля! Помилуй, а где мы находимся: в Москве или опять в Лимитграде?

— Москва побеждает в себе Лимитград. Не желаешь ознакомиться с предысторией Столба? Посмотри небольшой видеосюжет.

Иван Петрович в тот же миг оказался на площади перед знакомым зданием. «Да это же Вискули в Беловежской пуще!» — узнал он печально знаменитый особняк.

Вошел внутрь. Там звучали суровые слова.

Беловежский международный трибунал, основываясь на прецеденте Международного военного трибунала в Нюрнберге… опираясь на собранные неопровержимые доказательства, обвиняет… в подготовке и осуществлении заговора по уничтожению суверенного государства… в циничном попрании принципа нерушимости европейских границ, сложившихся в результате второй мировой войны… в жестоком обращении с населением бывшего Союза Советских Социалистических Республик… разграблении общественной и частной собственности… установлении для миллионов сограждан системы рабского или неоплачиваемого труда… в разжигании кровопролитных межэтнических конфликтов… геноциде народов…

На подиуме судьи в черных мантиях. Справа за кованой решеткой обвиняемые — практически весь августовский президиум, который на радостях в Лимитграде бацал «Мурку». Никто из подельников больше не защищал Бобдзедуна бронежилетом.

— Вы настаиваете, что это ваша настоящая фамилия? — спрашивал председательствующий одного из обвиняемых.

— Да, ваша честь, настаиваю.

— Извините, однако эта фамилия на родном языке одного из судей означает мошенник, жулик, плут, — объяснил судья.

— Но это моя родная фамилия!

— Защита протестует против попытки со стороны суда нанести оскорбление обвиняемому! — воскликнул один из адвокатов.

— Помилуйте, где защита усматривает попытку оскорбления, если фамилия с деда-прадеда такая? Протест защиты, если нет иного мнения у членов трибунала, — председательствующий обвел взглядом судей, — единогласно отклоняется.

Иван Петрович вернулся на Красную площадь.

— Опять желаемое за действительное? — с иронией спросил он двойника.

— Это реалии будущего. В соответствии с Божьим промыслом всякое зло неотвратимо получит наказание.

— Извини великодушно, только зачем мне картинки из будущего?

— Подслащиваю пилюлю. Чтобы было не так обидно покидать Землю. Тебя ожидает разговор с тем, чьи полномочия ты узурпировал. Вообще-то общение художников с Богом — дело обычное. Не поминай лихом, — двойник при этом участливо похлопал Ивана Петровича по плечу.

И вновь Иван Где-то оказался на лестнице, застланной чудесной ковровой дорожкой и ведущей в небо. Даже обрадовался тому, что будет идти и идти, поднимая со ступеньки на ступеньку миллионно тонные ноги. Все-таки они полегче, чем жизнь на одной шестой. Будет вечно совершенствоваться и подниматься к духовным вершинам. Ведь для российского интеллигента, а к таковым он себя причислял, более привлекательного занятия и не существовало.

Но не было прежней тяжести в ногах, бесконечности лестницы, своего рода аналога спирали развития. Не было ни облаков, за которыми, казалось ему в первый раз, засияет яркое земное Солнце. Лестница слишком быстро закончилась, и впереди на ее вершине в белой хламиде восседал Саваоф.

— Опять, Иван, к нам пожаловал?

— Не по своей воле, всемогущий и милосердный Боже.

— Но по своему злому умыслу. Давать тебе волю оказалось опасно. Пустил в распыл охрану лагеря и всю стройку, пусть она тысячу раз неправедная. Не прошел главного испытания: не воздержался от применения силового могущества, которым я тебя наделил. А духовным могуществом пренебрег. Не окороти тебя, ты такой тарарам на планете устроишь! Ты же спишь и видишь: обитателей Кремля — под ноготь, Нью Голд Орду — туда же. Суть же моего замысла в том, чтобы Зло само подошло к своему уничтожению. Иначе оно будет выглядеть страдающей стороной, вызывать сочувствие.

— Опять социалистический реализм, — не удержался Иван Где-то.

— Как и встарь — дерзишь, — заметил Саваоф, но миролюбиво. — Русская интеллигенция — этим всё сказано. Откуда у вас блажь на прогресс так называемый? У каждого своя правда, свой поиск и свой модный писк? Все и всё на особицу. Даже мне мозги запудрили — а ведь это оттуда, от Лукавого! Кстати, для интеллигенции, в честь ее особых заслуг в деле сбивания народа с панталыку, черти открыли в аду VIP-отделение. Там грешники из числа неисправимых умников, глупее которых мне нигде не встречались, не только кипят в смоле, но еще и борются друг с другом. Орут, витийствуя, обсуждают и осуждают, шлют заявления, то бишь коллективные доносы, Сатане. А то и попросту, перекрывая кислород, хватают друг дружку за кадык. На потеху обслуживающему персоналу. Может, и твое там место?

— На всё воля твоя, Господи.

— Это лишь кажется, что на всё. Служат Сатане, а на меня уповают. А где твоя воля?

— Сегодня ее проявил, и вот я здесь. На ковре.

— Твоя правда. С волей ты перегнул, дошел до самоуправства. Пришлось остановить тебя — во избежание непоправимой беды. Хотя многое из наблюдений за тобой было интересным. И пригодится в моем хозяйстве. Ты был самым могущественным человеком за всю историю существования планеты. По силе своего духа ты приблизился к богочеловеку! — Саваоф при этом воздел палец ввысь. — Могущество какой-нибудь Нью Голд Орды в этом смысле по сравнению с твоим — тьфу! Мы оценили то, как ты не поддавался многим искушениям. И то, что не стал на родной земле пришельцем, инопланетянином. Но грешил опять, да еще как! Раскрою секрет: никакого суперкомпьютера у тебя не было. «Кобир» был пуст, его вообще не существовало. Ты пользовался не суперкомпьютером, а силой своего духа, мощью человеческого интеллекта.