Это было в Ленинграде. У нас уже утро - Страница 168

Кабинет Доронина стал походить на командный пункт воинского соединения. Такие же командные пункты мгновенно образовались на рыбозаводах.

Рыбаки по-прежнему ловили в море только камбалу и треску, но весь комбинат жил уже предстоящей путиной.

Температура морской воды всё время измерялась в верхних и нижних слоях. На берегу были установлены гидронасосы. На неводах круглые сутки дежурили лодки. Велась систематическая глубоководная разведка.

На четвёртые сутки после того, как Дмитрий Весельчаков случайно обнаружил сельдь, героем дня стал Антонов. Его сейнер под вечер вышел в море. На глубине шести метров, милях в двенадцати от берега, рыбаки выбросили сети и всю ночь дрейфовали по течению. Сети, поддерживаемые стеклянными наплавами, шли в толще воды. Грузила топили нижние края сети и держали её в вертикальном положении. Сетчатая стена перегораживала море.

Утром, когда сеть выбрали, чуть ли не в каждой ячейке оказалось по крупной сельди!

Антонов поспешил к берегу.

Пока девушки отцепляли и сортировали запутавшуюся в сетях сельдь, весть о первом улове молниеносно облетела комбинат. Немедленно были выставлены контрольные сети и невода. Стало окончательно ясно, что путина начнётся не сегодня-завтра.

В тот же день, когда Антонов привёз сельдь, Доронин распорядился отправить несколько судов на поиски косяков рыбы. Теперь важно было обнаружить не случайную сельдь, а именно косяк и перехватить рыбу по дороге к берегу.

Суда вышли в море поздно вечером: для лова сельди удобнее всего ночное время.

Наступила ночь, но Доронин не мог спать. Всеми своими мыслями он был в море, вместе с рыбаками. Его потянуло к людям. Увидев, что в окне рыбацкого общежития горит свет, он пошёл туда.

Среди людей он сразу почувствовал себя увереннее. Это чувство было знакомо ему ещё по фронтовым временам.

Общежитие было построено недавно и предназначено для рыбаков, приданных комбинату на время путины, и шахтёров, присланных Висляковым. Оно состояло из двух больших комнат. В первой комнате, куда вошёл Доронин, стояли двадцать кроватей местного производства. Половина их пустовала. Люди были заняты на берегу и в море. На других сидели и лежали свободные от работы рыбаки.

Когда Доронин вошёл, все головы повернулись к нему.

А он вспомнил, как давно-давно, вскоре после своего приезда, прошёлся по затхлым японским лачугам, где ютились небритые, злые, изнывающие от безделья рыбаки.

Теперь люди жили в хороших, чистых, русского типа комнатах. Даже тем рыбакам, которые приехали сюда только на время, комбинат смог предоставить отличное жилье. Что же касается «кадровых» рыбаков, то они уже давно жили не в общежитиях, а в отдельных комнатах, не больше чем по два человека в каждой.

— Ну как, товарищ директор, ушли люди в разведку? — спросил Доронина совсем молодой белокурый парень; он сидел на постели и, видимо, собирался ложиться: один сапог его был снят, другой наполовину стянут.

— Ушли, — ответил Доронин; он мгновенно ощутил, что здесь, так же как и на всём комбинате, люди живут в напряжённом, тревожном ожидании. — Откуда к нам? — спросил он, глядя на парня, но обращаясь ко всем присутствующим.

— С Анивы, — ответил за всех парень. — Да вы присядьте, товарищ директор. — Он подвинулся, давая Доронину место на кровати.

Доронин сел.

Рыбаки с Анивы были направлены сюда по инициативе Русанова. На восточном берегу путина начиналась позже, и это давало возможность маневрировать людьми и техникой. «Великое дело — единый государственный план», — подумал Доронин.

— А с материка давно? — спросил он.

— Да мы уже местные, — отозвался парень, — считай, второй год здесь воюем.

Доронину понравилось это слово.

«Да, именно „воюем“, — подумал он. — С природой, с японской кустарщиной, с отсталыми людьми. На этой земле уже появились первые постоянные жители».

Доронин вспомнил свою первую ночёвку в тайге, под брезентом, бок о бок с рыбаками, которых он тогда назвал пионерами. Как изменились люди с тех пор!..

Сейнер Дмитрия Весельчакова — один из тех, что вышли на поиски косяков, — бороздил неспокойное ночное море.

Было очень темно. Дул восточный ветер. Медленно надвигался туман. Сейнер шёл на юг. Волны расходились за ним двумя расширяющимися полосами. В них то вспыхивали, то гасли голубые и зелёные огоньки. Казалось, что где-то в глубине зажигаются крошечные лампочки и горят холодным, меркнущим светом.

На корме разговаривали два рыбака: молодой парень и старик.

Перегнувшись через борт, парень зачарованно смотрел на подводные огни.

— Вот чудо какое! Сказали бы раньше — не поверил! — поволжски окая, тихо проговорил он.

— Никакого нет чуда, — равнодушно ответил старик. — Фосфорное свечение от мелких рачков.

— Вот бы выловить, а? Должно, вроде наших светлячков?

— Не сделано ещё такого крючка, чтобы этого рака поймать, — снисходительно ответил старик, — инфузория он, понял? Рак-черноглазка, называется «эуфазида». Ясно?

Сейнер мелко вздрагивал и покачивался на ходу. Иногда откуда-то из темноты налетала невидимая шипящая волна, и тогда туча брызг обрушивалась на палубу.

— Трудное дело в такую темь судно водить, — боязливо сказал парень, — то ли дело река! Фарватер известен, берега видать, все тебе ясно как на ладони.

— Река! — с пренебрежением повторил старик. — Детская забава! Настоящий рыбак на реке жить не может. На реке люди без размаха живут.

— Ну, это ты брось! — неожиданно оборвал его парень. — Размах от человека зависит, а не от… воды. Мы на Волге такие путины проводили… Я, правду сказать, реку больше люблю. Река — определённое дело. Всё понятно, куда течёт и откуда. А в море разума нет. Разлилось вот так миллионы лет назад и лежит, переваливается…

— Это ты про море!.. — возмущённо начал старик.

— Эй, на корме, разговорчики! — крикнул из рубки Весельчаков. — Смотреть надо!

Дмитрий стоял у штурвала. Тускло светила укреплённая на потолке маленькая лампочка. Он внимательно вглядывался в темноту. Справа по борту ещё были видны далёкие огоньки комбината, а слева и впереди простиралась непроницаемая ночная тьма.

Сельди не было. Ветер переменился. Теперь он дул с юга. Огни комбината удалялись. А сельди всё не было.

Дмитрий напряжённо всмотрелся в темноту. Может быть, они рано вышли на разведку? Может быть, сельдь кочует ещё на большой глубине или медленно идёт где-нибудь в сотне километров от берега?

Он взглянул на компас и повернул штурвал, уходя мористее.

И вдруг ему показалось… Он перегнулся через штурвал, высунулся в смотровое окно. Может быть, ему только показалось?

Но впереди в самом деле появилось нечто смутно-белесое, похожее на Млечный Путь в далёком безлунном небе.

Дмитрий почувствовал, как дрожь прошла по всему его телу. Теперь он уже не сомневался, что видит косяк сельди.

Прижав рот к переговорной трубе и едва сдерживаясь, чтобы не закричать, Дмитрий сказал:

— Вижу косяк. На корме, приготовиться! Ход самый полный!

Содрогаясь и вздымая за собой водопад брызг, сейнер ринулся навстречу косяку. Но в этот момент Дмитрий увидел справа по борту ещё один косяк сельди.

Колесо штурвала тотчас завертелось в противоположную сторону.

Теперь нужно было сманеврировать и соединить косяки друг с другом. Сейнер, словно хищный ястреб, стал описывать круги, в центре которых находилась рыба. С каждым разом круги все сужались. Когда сейнер слишком близко подходил к косяку и задевал его край, в воде вспыхивали тысячи отблесков.

— Приготовить шлюпку! — скомандовал Дмитрий.

На корме сразу засуетились люди, что-то загремело, и шлюпка тяжело опустилась в невидимую воду.

Вскоре косяки сомкнулись. Чуть фосфоресцировал след погружающегося в море невода.

— Стоп! — скомандовал Весельчаков.

Мгновенно всё стихло. Сейнер перестал вздрагивать. Качка усилилась. Рыбаки с баграми в руках бежали к носу. Застучала лебёдка.