Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Страница 93
Замужем я была дважды. Первый раз — за однокурсником Павлом Ульяновским. Мы познакомились и поженились во ВГИКе. Павел был статным, видным, чем-то на Охлопкова похож. По глупости он не продлил в военкомате бронь и был призван в армию в период финской войны, попал в школу командиров в Коврове. В 1940 году получил лейтенанта и в 1941-м ушел на фронт. Командовал ротой, дослужился до капитана. А потом я получила пачку писем от него... всю в крови... Сестра прислала мне ее в Алма-Ату и рассказала, как он погиб. Павел поднимал роту в бой и, как только поднялся во весь свой огромный рост и крикнул: «За Родину! За Сталина!», немецкий снайпер выстрелил ему прямо в рот. Он даже не успел договорить фамилию вождя.
Со вторым мужем, Борисом Беляковым, я познакомилась в Алма-Ате. Он поступал на курс Бибикова. Очень красивый был мужчина, но флегматичный. При всех данных актер — не его профессия. У нас родилась дочь Лена. В 1958 году мы расстались, после он стал режиссером на телевидении. Больше я замуж не выходила.
Лена закончила Гнесинское училище. Она талантливый концертмейстер, педагог по фортепиано. Внешностью она — в папу, красавица. Когда я ее возила с собой на съемки, от кавалеров отбоя не было. И до сих пор мои коллеги о ней спрашивают, как она, что с ней. В 90-м году Лена уехала по вызову в Германию. Живет и работает в Бонне, у нее очень много учеников, приезжают даже из Кёльна за консультациями и уроками. Меня опекает внук, которым я горжусь как человеком. Он начитан, эрудирован, образован, не пьет, не курит, с юмором. Закончил педагогический институт с красным дипломом, сейчас учится в аспирантуре и занимается бизнесом. Тем, что я выжила после недавней сложнейшей операции, которую перенесла чуть ли не в день своего 80-летия, я обязана прежде всего ему и своей подруге — актрисе Галине Васьковой.
Когда я заканчивала свою работу в театре в Германии, Плотников был уже в Москве, и писал, что ждет меня на роль полоумной генеральши в «Дядюшкином сне», что он даже условие поставил в театре — только Королева. Но, уезжая в Германию, я из театра уволилась. Другие-то поумнее были и оставили за собой места. А мне предложили уволиться, и я согласилась. Поэтому Плотникову не позволили меня взять, и я какое-то время не работала. Года через четыре кто-то посоветовал: «Напиши письмо Хрущеву, что ты обслуживала войска, работала в театре и не можешь устроиться туда, откуда ушла». Я написала, и меня восстановили. Это был 57-й год. Правда, все это время я снималась в кино, а с восстановлением стала сниматься еще больше. «Убийство на улице Данте», «Две жизни», «Полюшко-поле», четыре сказки подряд у Роу. А потом приехал Косовалич из Югославии и стал ставить часовой фильм «Старый автобус». Лучше этой роли я ничего не сыграла. Мою героиню звали тетей Машей, она торговала ягодами и весь фильм — час в автобусе — была на первом сидении. А дальше — замечательные актеры Жеваго, Володя Самойлов, Пицек, Буткевич, Дорофеев, Коля Горлов, Рязанова. И вот мы в одном автобусе, у каждого характер, свои претензии. Тексты были очень хорошие. Изумительная была новелла. Так вот этого режиссера тоже «съели» на Студии Горького.
А потом я же всегда что-то писала: эстрадные монологи, эпиграммы, сценки, стихи... Иногда меня печатали. Если бы я была более настойчивой и занималась пробиванием, ко мне, пожалуй, обращались бы чаще. Однажды мой текст, посвященный Клавдии Ивановне Шульженко, взял Ян Френкель. Но музыку написать не успел. А ему понравилось. Но в основном ко мне обращались актеры. Один из монологов взяли в театр Райкина, а однажды с просьбой написать для него обратился Савелий Крамаров. Я посмотрела на его выступление из зала и поняла, что писать для него бесполезно — только он появляется на сцене, начинается смех и уже никто не слушает, что он там говорит. Выступала я со своими номерами в концертах «Товарищ кино». Это были жизненные зарисовки на различные бытовые темы. Обычно я завершала первое отделение номером «Шла мимо и зашла» в образе тетки с улицы. Принимали этот образ «на ура» — все проблемы, фразочки, все было взято из жизни и так знакомо зрителям, что я вмиг становилась «своей». Со временем это талантливое шоу превратилось в обычный концерт, где шла борьба между народными артистами за право выступить тогда, когда им удобнее. Меня они не сразу восприняли. Был случай, когда к Руднику пришла Зина Кириенко, стукнула кулаком по столу и заявила: «Какая-то Королева выступает, а мне места нет!» Рудник сказал: «Зина, успокойся, на фоне десяти народных СССР надо и какой-то материал выдать».
Конечно, можно было взять диплом, потрясти им перед чьим-нибудь носом, добиться звания... Но я не такая. И не жалуюсь. Мне достаточно того, что я дружу с актерами, режиссерами. Слава Тихонов выбил для меня категорию, Боря Андреев помог поставить телефон. Много лет рядом со мной был Коля Крючков, и когда он приехал ко мне на новоселье в Текстильщики, выходя из машины, прохрипел: «Полковник, ты никак в Челябинск переехала?!» Дружила с Мусей Виноградовой еще со студенческой скамьи, с Верочкой Алтайской, Людмилой Семеновой. А сейчас уж никого не осталось. Перезваниваемся с Шурой Даниловой да с Галей Васьковой.
Многое в моей жизни связано с голосом. Он, как и я, острохарактерный. Как кто-то заметил, не мужской, но и не женский. В фильме «Мой нежно любимый детектив» я играла Даму в тумане. Причем ни разу не появляясь в кадре. Вячеслав Невинный спрашивал у меня, как пройти на Бейкер-стрит, я объясняла ему, и он благодарил: «Спасибо, сэр». Я отвечала: «Пожалуйста, но вообще-то я леди». В жизни, конечно, таких ситуаций со мной не происходило, но в кино — сколько угодно. В мультипликацию, например, меня вообще вызывали в экстренных случаях, когда какой-нибудь мультипликационный образ не представлял из себя ничего человеческого. Как-то меня попросили: «Лидия Георгиевна, нам нужно космическое существо». — «А вы сами как видите этот образ?» — спрашиваю режиссера. — «Мы вас на то и вызвали, что мы его не видим никак». — «Ну тогда давайте рисунок». И всегда меня вызывали на какие-то острые, неординарные голосовые данные. Я на это не обижалась. Я привыкла к тому, что все коровы — мои, что если озвучивать, то каких-то рыбин, крыс, изображать дикий хохот или грубый плач. Самой первой моей встречей с мультипликацией был фильм «Федя Зайцев». Сразу после войны его снимали сестры Брумберг. Роли озвучивали Гарин, Яншин, Сперантова, Мартинсон. Мне предложили озвучить Матрешку. После этого какое-то время было затишье, зато началась работа по дублированию зарубежных фильмов. Вспоминаю, как из Франции пришла картина «Собор Парижской Богоматери». Там около главного героя был помощник — карлик. И режиссер дубляжа Женя Алексеев не знал, как его озвучить. И кто-то ему сказал: «Женя, попросите Королеву». — «Как? Женщину?» — «Да. Увидите, что она подойдет». Я пришла. Он, стесняясь, начинает бурчать: «Лида, это будет необычная работа». — «Ну давай, посмотрим». Он включил изображение, я посмотрела, послушала, и мы записали три варианта. Один из них и вошел в картину. Потом знакомые звонили и говорили: «Здорово! Не мужчина и не женщина!» Проходит десять лет. К этому же режиссеру попадает французская картина «Капитан» с Жаном Маре. И тот же карлик играет большую роль — кого-то травит, интригует. Алексеев восклицает: «О! Это тот же карлик, игравший в „Соборе Парижской Богоматери“! А кто у нас его тогда дублировал? Кажется, Королева». Ассистентка сомневается: «Женя, она же состарилась». — «Но и карлик тоже!»
А однажды мне пришлось озвучить и нашего актера. Случилось это на Студии Горького. Режиссер Геннадий Васильев снимал «Новые приключения капитана Врунгеля». Он пригласил меня к себе и сказал: «Лидия Георгиевна, у меня к вам не совсем обычная просьба». Я думаю: «Опять? Мне уже ничего не страшно». — «Нам надо озвучить Крамарова». Ничего себе! «Всего в одной сцене. Он сам пытался два раза озвучить, вызывали других актеров — никак не получается». А сцена заключалась в следующем: плывет плот, за него цепляется Крамаров, пытаясь выбраться из воды, а находящиеся на плоту герои его не пускают. И Крамаров кричит, умоляя их простить его. Так вот Гене нужен был какой-то особый крик, переходящий с баса на визг. Я попыталась раз-другой, и вроде получилось. Только собралась уходить, Васильев хватает за руку и говорит: «Лидия Георгиевна, есть еще один момент. Может, вы сможете озвучить... гору?» — «Гору?!» — «Да. В этом же эпизоде, когда все взрывается, бурлит и гремит, должна хохотать гора. Она хохочет, хохочет, переходит на стон и затихает...» Я снимаю пальто, возвращаюсь к микрофону и начинаю делать гору...