Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Страница 80

Безумной доброты, безумной трагичности человек.

Но это был небольшой период, который, к сожалению, кончился. Не знаю даже, по чьей вине, наверное, по моей.

— Лиля, а как строилась ваша сценическая жизнь? Насколько я знаю, вы поменяли много театров.

— Самые первые шаги на сцене произошли в Таллине. Я окончила Ленинградский театральный институт им. Островского в классе мастеров Бориса Павловича Петровых и Августы Иосифовны Авербух. В тот год у меня умер отец, и я поехала к своей семье в Таллин, где проработала в театре 5 лет. Мне безумно повезло. Моим режиссером стала Наталья Николаевна Паркалаб, ученица Берсенева. Она пришла в наш театр, где я играла одну-единственную роль в сказке «Кольца Альманзора». Она посмотрела все спектакли и на худсовете сказала: «...А вот эту девушку я видела только в одном спектакле. Хуже, чем она сыграла, можно только придумать. Я, во всяком случае, такого не видела. Но хочу предупредить весь худсовет, что на этой актрисе я буду строить весь свой репертуар». Что и случилось. И я за пять лет в Таллине сыграла сорок шесть ролей! Если я и стала хоть какой-то артисткой, то это заслуга Натальи Николаевны, которая не боялась давать мне роли всех возрастов и всех характеров.

— Когда же определилось ваше амплуа комедийной характерной актрисы?

— Сразу. Когда я еще поступала в институт. Во-первых, во мне было много килограммов. Во-вторых, у меня была смешная внешность. В-третьих, у меня низкий голос и большая расщелина между зубов. Было сразу понятно, что никогда Джульетту мне не сыграть. На радио меня приглашали только на роль Бабы Яги или еще какой-нибудь ведьмы. А в популярнейшей радиопередаче «Клуб знаменитых капитанов» я играла пирата. На пленке мой голос по-настоящему мужской.

Правда в последние годы я все-таки вышла на трагикомические роли.

— Актрисам вашего амплуа везло нечасто. Даже незабвенную Фаину Георгиевну нельзя было бы назвать счастливой в творческой жизни. Было ли когда-нибудь у вас самой удовлетворение от какой-либо работы?

— С 1965 года я работала в таком антисоветском театре — Московском потешном театре «Скоморох», которым руководил Геннадий Иванович Юденич. Вот сейчас, пересмотрев всю свою жизнь, всю работу, могу совершенно уверенно заявить, что это были самое интересное время. Нас гоняли, Фурцева высылала нас в Иркутск, где мы были полгода. Потом мы уехали в Гомель, откуда нас выгнали в Минск. Из Минска мы приехали опять в Москву. Это было замечательно.

А если говорить о ролях... Наверное, любимой была роль в Таллинском театре в спектакле «Орфей спускается в ад» Теннеси Уильямса, где я в 23 года играла трагедийную роль художницы Ви Толбот. Потом в Ленинградском театре комедии играла министра финансов в «Тележке с яблоками» Бернарда Шоу. Миссис Пайпер в пьесе «Миссис Пайпер ведет следствие» в Театре им. Ленсовета. И последняя роль, пожалуй, в Театре «Эксперимент» — инсценировка одного из рассказов Шолом Алейхема, которая называлась «Алейхем, шалом!» Там я играла две роли — трагическую и комическую. Это, пожалуй, лучшие мои воспоминания. Ну, может быть, еще генеральша Старешникова в спектакле «Что делать?» по Чернышевскому в Московском театре на Таганке. А так, пожалуй, больше ничего.

— Получается, от каждого театра что-то в памяти да осталось. Но что за театр «Скоморох»? Боюсь, что сегодня мало кто о нем знает.

— О «Скоморохе» я могу говорить вечно. Я очень смешно туда попала. Позвонил мой друг Вадим Лобанов, очень хороший ленинградский актер, и сказал: «Главный режиссер стоит рядом, приезжай. Будет у тебя работа, будет квартира, будет у тебя все». Я взяла чемодан и поехала. И так целый год я бегала с зубной щеткой. Никакой квартиры, естественно, не было, никаких денег тоже, а была только работа-работа-работа по 15 часов. Где мы только ни были, куда нас только ни кидала судьба! Кто-то давал нам зал Дома пионеров на Птичьем рынке, кто-то помогал деньгами... Но нам было все очень интересно, мы были молодые и веселые.

Почти год мы работали над спектаклем «О мужике, корове, короне и бабе во всероссийском масштабе» — это было что-то! И вот наконец, когда он был готов, вся театральная Москва в половине первого ночи пришла его смотреть. Происходило это где-то на окраине, рядом с трамвайным парком. Снег валил хлопьями. У нас не было денег, чтобы взять гардеробщицу принимать дорогие шубы и пальто. И тогда Татьяна Кирилловна Окуневская, с которой меня очень прочно и надолго свела судьба, в свои неюные годы перепрыгнула гардеробную дверцу и стала принимать шубы от зрителей. Потом пришли из КГБ, был скандал. В конце концов с опозданием на час под крики «ура!» и аплодисменты спектакль начался.

А само действо в «Скоморохе» было безумно интересно. Это был синтез танца, пения, музыки, драмы, гротеска, пантомимы. Очень жаль, что молодому поколению это не удалось увидеть.

— Вы упомянули Окуневскую, с которой подружились на долгие годы, Раневскую. Как вы умудрялись находить общий язык с такими, в общем-то, тяжелыми и недоверчивыми людьми?

— Не знаю. Но в разные годы у меня были разные «духовные родители». О Раневской я тебе уже рассказала. А после нее в мою жизнь вошла Анна Григорьевна Лисянская, замечательная характерная актриса кино и ленинградской сцены. Я безумно любила ее и даже не подозревала, что когда-нибудь с ней познакомлюсь. В ее дом я попала случайно и... осталась там на целых четыре года. Она и ее муж поистине заменили мне родителей. Несколько лет назад, когда Анна Григорьевна осталась одна и тяжело заболела, я помогла ей перебраться к родственникам в Израиль. Навещала ее каждый год.

А Татьяна Кирилловна Окуневская вошла в мою жизнь в ту памятную ночь, когда «Скоморох» выступал в Москве. После спектакля она пригласила всю нашу труппу к себе домой. Причем ни продуктов, ни посуды у нее не было, и она бегала по своим друзьям и знакомым, чтобы принести водку и закуску. А наутро ей надо было ехать с какими-то концертами в провинцию, и мы отправились вместе с ней. Наша дружба продолжается по сей день. Я много с ней ездила в эстрадной бригаде и по Сибири, и по Средней Азии, много мы хлеба-соли съели вместе. Часто она мне помогала и материально, и морально. Практически все годы, которые я жила в Москве, я жила у нее. Человек она сложный, но чрезвычайно интересный и умный.

Так что вся моя творческая жизнь — это периоды: Раневская — Лисянская — и вот сейчас Окуневская.

— Лиля, я с удовольствием каждый раз пересматриваю очаровательный, тонкий, ироничный фильм Ролана Быкова «Внимание, черепаха!». Меня всегда восхищала боевая спортивная бабушка в вашем исполнении. Не обидно было начинать кинокарьеру с так называемой возрастной роли?

— Да что ты! Единственное, мне запомнился эпизод, когда одна помрежка подошла ко мне и говорит: «Ну как же так, девочка, вам ведь совсем немного лет, а вы уже такая толстая». Я оправдываюсь: «Ну понимаете, мне сказал Быков, что я молодая для бабушки, и мне надо немного поправиться...» — «Да что вы такое говорите? Нельзя быть такой, девушка! Надо сбросить все эти лишние килограммы!» Разговор слышала Зоя Федорова, которая сразу же меня подозвала и заявила: «Ничего не слушай. Ку-шай!!! Кушай, сколько влезет!»

Быков очень интересный режиссер. Мы с ним встретились в Москве, когда распался «Скоморох». Полтруппы поехало в Ленинград показываться в театры, полтруппы — в Москву. Мы выступили в учебном театре одного из институтов, и после спектакля ко мне подошел Быков: «Можешь спеть „Орлята учатся летать!“?» Я говорю: «Могу. Орля-ята учатся летать!» — «А громче можешь?» Спела громче. «Все, будешь у меня сниматься в роли учительницы пения». Я знала, что режиссеры всегда врут. Тем не менее мне пришла телеграмма в Таллин с вызовом на фильм «Внимание, черепаха!». Правда, на другую роль — бабушки. Это был мой первый фильм, который, кстати, в 71-м году получил золото на Московском кинофестивале как лучшая картина для детей.

После этого я не снималась 8 лет.

— А потом была «Степь» в постановке Бондарчука.