Эстетика самоубийства - Страница 3

Все это свидетельствует о той огромной значимости, которую имеет самоубийство для истории, науки и искусства.

Итак, объект нашего интереса, уважаемый читатель, объект, на который мы постараемся взглянуть под несколько необычным углом зрения, — самоубийство. Мы будем рассматривать его как чрезвычайно сложное, комплексное проявление бытия человека, понимая всю его многоплановость, но сознательно акцентируя и выделяя одну, интересующую нас плоскость.

Самоубийство, если дать ему краткое определение, есть сознательное, самостоятельное лишение себя жизни. В этих двух основных дефинициях заключается его коренное отличие от убийства, в котором, по понятным соображениям, отсутствует элемент самостоятельности, и от несчастного случая, в котором отсутствует элемент сознательности и доминирует случайность.

Несмотря на широкий интерес к данной проблеме, практически до начала XIX века строго научного изучения самоубийств не предпринималось. Лишь в конце XIX века появляются первые основополагающие работы по суицидологии Morselli, Durkheim'a, Westcott'a.

Дюркгейму, автору первой серьезной научной монографии о самоубийстве, переведенной в 1912 году на русский язык, принадлежит достаточно полное научное определение самоубийства. Дюркгейм относил к самоубийству каждый смертный случай, который непосредственно или опосредованно является результатом положительного или отрицательного поступка, совершенного самим пострадавшим, если этот последний знал об ожидавших его результатах. Огромное значение работы Дюркгейма для суицидологии как науки подтверждается уже тем, что издательство «Мир» в 1992 году, спустя восемьдесят лет после первого выхода в свет русского перевода, собирается вновь переиздать монографию Дюркгейма «Самоубийство».

В последующем интерес к проблеме самоубийства неуклонно возрастает. Различные аспекты самоубийства и суицидального поведения изучали G. Deshais, B. Scheider, E. Ringel, I. Menninger, M. Schachter, W. Stern, N. Farberow, M. Tramer, L. Massingan, D. Zamparo и др.

Не оставались в стороне и русские исследователи. Библиографический указатель только русской дореволюционной литературы о самоубийстве насчитывает более ста пятидесяти авторов. Этой проблемой занимались многие известные русские врачи: Бехтерев, Сикорский, Корсаков, Хорошко, Баженов; русские писатели: Достоевский, Толстой, Куприн, Андреев, Мережковский, Розанов; юристы, педагоги, публицисты от А. Ф. Кони до А. В. Луначарского. В печати появлялись десятки статей, выходили специальные сборники. Последний из них — сборник общественно-философских и критических статей Ю. Айхенвальда, А. Луначарского, Н. Абрамовича, Иванова-Разумника, епископа Михаила, В. Розанова и др. — вышел в Москве в 1911 году.

Разумеется, столь широкий подход к проблеме, попытки рассмотреть самоубийство с самых различных точек зрения самым непосредственным образом готовили почву для последующего становления суицидологии как самостоятельной науки. Исследовались причины самоубийств, их статистика, влияние самых различных социальных, демографических, экономических, политических и других факторов. Имеются даже отдельные исследования, посвященные письмам самоубийц.

Можем ли мы в настоящее время с уверенностью сказать, что все проблемы решены и на все вопросы даны ответы? Конечно, нет. Многие современные авторы подчеркивают, что суицидология — наука молодая, развивающаяся. Во всем мире интерес к этой проблеме не угасает. Ежегодно выпускаются специальные суицидологические журналы, проходят международные симпозиумы, создана международная ассоциация по предупреждению самоубийств.

К сожалению, в нашей стране широкие междисциплинарные исследования в области суицидологии на долгие годы были свернуты вскоре после Октябрьского переворота. В начале тридцатых годов был ликвидирован сектор социальных аномалий при ЦСУ (центральном статистическом управлении). Изучение проблемы самоубийства всецело передали в руки психиатров с настоятельной рекомендацией рассматривать самоубийство почти исключительно в рамках психической патологии.

В этих условиях многим психиатрам, несмотря на существующие традиции, пришлось вернуться к старой эскиролевской концепции самоубийства. Великий французский врач и гуманист XVIII века Эскироль — один из основателей современной клинической психиатрии, как известно, жестко связывал самоубийство с душевной болезнью.

Поскольку сторонники идей вульгарного социализма и коммунизма отрицали саму возможность существования в нашей стране социальных корней и психологических мотивов самоубийства, естественно, что оно рассматривалось ими как классово чуждое явление, а самоубийцы — почти как классовые враги или, в лучшем случае, как сумасшедшие. Подобному суждению можно только удивляться, зная значительное количество случаев самоубийств даже среди высшего руководства бывшего советского государства.

Поскольку суицидология — наука молодая и активно развивающаяся, пока еще трудно определить ее границы. Если в обыденной жизни под словом «самоубийство» понимается сознательное прекращение жизни с помощью действий, направленных на создание условий, не совместимых с ней, то дать строго научное определение самоубийства, как это часто бывает, значительно сложнее.

Могут ли, например, быть отнесены к категории самоубийств случаи насильственной смерти, когда посягательство на собственную жизнь заменяется вынужденным или добровольным согласием умереть от руки другого человека?

Как расценивать случаи героического самопожертвования (Н. Гастелло, А. Матросов)? А бесстрашное отстаивание своих идеалов, убеждений, веры, приводящее к неизбежной смерти (первые мученики-христиане, Джордано Бруно и многие-многие другие)? Известны также факты убийств, совершаемых с согласия или по требованию самой жертвы, например, просьбы о смерти тяжело и безнадежно больных людей, или смертельно раненных воинов на поле битвы. Или такие разновидности коллективных самоубийств, когда один человек, по соглашению с остальными, сначала убивает их, а затем лишает жизни себя.

А если человек командует собственным расстрелом? Или приговоренный к смертной казни через повешение сам вышибает у себя из-под ног подставку, не дожидаясь, когда это сделает палач? Можно ли рассматривать все эти случаи как самоубийство?

Некоторые авторы делают попытку рассматривать в рамках суицидального поведения даже такие явления, как чрезмерное злоупотребление табаком, алкоголем, наркотиками и другими веществами, которые вредно влияют на организм человека и таким образом сокращают жизнь, о чем злоупотребляющий заведомо знает и, тем не менее, не оставляет пагубной привычки. Нет смысла оспаривать вредность подобных пристрастий, она очевидна. Однако относить всех этих людей (а их число огромно) к самоубийцам представляется по меньшей мере необоснованным. Ведь у каждого из них нет определенной установки покончить счеты с жизнью, напротив, они по-своему наслаждаются ею. Наслаждаются, не думая или пытаясь не думать о тяжких последствиях, но смерти тем не менее не желают.

И совсем уж странным, почти анекдотичным представляется мнение, что разновидностью суицидального поведения является увлечение такими опасными для жизни видами спорта, как альпинизм, прыжки с парашютом, каскадерство, когда человек сознательно подвергает свою жизнь опасности.

Во-первых, сознательно подвергать себя опасности еще не значит хотеть смерти. Не вернее ли утверждать, что людьми в этих случаях движет совсем иное — жажда первенства, самоутверждения, честолюбие, наконец стремление к славе и почестям? Кто вправе отказать человеку в том, что в значительной степени стимулирует прогресс, продвигает нас по пути познания мира и самих себя? Риск, стремление к нему, преодоление его притягательны для нас, ибо за этим — новое, неразгаданное.

Хороши бы мы сейчас были, если бы предки наши не рисковали жизнью (часто лишаясь ее), отправляясь в первые морские путешествия, переплывая океаны, добираясь до полюсов Земли и уже в наши дни вырываясь в космос!