Эстафета - Страница 3

Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия.

Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно.

– Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно, – начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты.

– Времени мало, – оборвал её гость. – Я пришёл сказать тебе, что подошёл его срок, – кивнул он в сторону Тилона.

Мальчик оставил прыжки и подошёл поближе.

– Неужели срок подошёл?… – пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что голос её слегка дрожит.

Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе желтоватого мрамора, лежавшей слева от входа. Отец Тилона собирался вытесать из неё несколько межевых столбов.

Мать смотрела на гостя умоляющими глазами.

– Что ж, – произнёс пришелец, словно приняв какое-то решение, и резко повернулся к матери. – Если ты настаиваешь на том, что мы ошиблись, и…

– Но ты посмотри, ирен, – перебила мать и указала на Тилона. – Ведь он совсем ребёнок, даром что так подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы ведь сказали об этом совету старейшин…

– Не лей пустопорожние разговоры, особенно с женщинами, бросил незнакомец.

Тилон начал уже догадываться, зачем тот пожаловал к ним.

– Что ж, если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… – Не докончив фразы, гость безжалостно точным щелчком сшиб со своего рукава зеленокрылого кузнечика.

Мать потупилась.

– Полно тебе, ирен, – пробормотала она. – Можешь забирать его.

– Что значит – можешь забирать? – возвысил голос гость. Ты что, одолжение Спарте делаешь?

Мать промолчала.

– Или ты считаешь, что я с арифметикой незнаком? – про– должал, распаляясь, пришелец. – Конечно, я не Пифагор и не Евклид, но до семи сосчитать умею. А спартанцу больше и не нужно. Между прочим, в совете записаны даты рождения всех граждан, которые…

– Ты считаешь как надо, ирен, – примирительно промолвила мать. – Все сходится. Если кто и ошибся, так это я.

– Это другое дело.

– Зайди, ирен, в дом, выпей холодного молока, – предложила мать. – Или вина.

– Некогда мне. Нужно успеть до захода солнца обойти ещё с полтора десятка домов, таких же, как твой… И если в каждом придётся мне вести пустые разговоры… Тебя как зовут? – неожиданно обратился гость к Тилону.

Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.

– Его зовут Тилон, – сказала мать.

– Тилон, – повторил тот, кого мать называла странным словом «ирен». – Ишь какой зверёныш! Ну, ничего, я научу тебя почтительности к старшим.

– Он ещё слаб после болезни… – сказала мать.

– Вот мы и сделаем его сильным. Сильным и отважным, как лев, – с важностью произнёс ирен, видимо, чужую фразу. – Готовь его в дорогу. Завтра на рассвете я приду за ним.

– Я испеку свежих лепёшек…

– С собой можешь дать ему только одну.

– А козью шкуру можно дать ему в дорогу?

– Нет. Тилон все получит на месте. – С этими словами незнакомец удалился.

Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел по каменным ступеням и прижался к матери.

– Вот и кончилось твоё детство, сынок, – грустно произнесла она, погладив мальчика по жёстким курчавым волосам, почти не знавшим гребня.

Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон всё время рвался, словно худой мешок. А когда удавалось забыться, перед глазами проплывали бесформенные клубящиеся химеры – одна страшнее другой.

Под утро Тилона свалил тревожный сон. Его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном. Мальчик с трудом оторвал от свалявшейся шкуры тяжёлую после сна голову. Первое, что поразило Тилона, был отец. Он стоял на коленях близ ложа. Острые, как у рыси, глаза мальчика разобрали, что губы у отца трясутся.

– Прощай, сынок, – негромко проговорил отец и поцеловал мальчика. Оглянувшись на мать, которая возилась близ двери с тяжёлым козьим мехом, он еле слышно добавил: – Храни тебя все олимпийские небожители. Один Зевс ведает, свидимся ли когда-нибудь…

– Эй, пошевеливайтесь! – донёсся с улицы нетерпеливый крик.

Тилон узнал голос вчерашнего гостя.

– Мы готовы, ирен! – крикнула мать, которая справилась наконец с мехом.

Отец сказал:

– Ступай, сынок.

Тилон выбежал со двора. Близ их дома стояло больше десятка мальчишек примерно его возраста. Стоя кучкой, они не без робости поглядывали на ирена, вооружённого палкой. «Словно пастух со стадом», – мелькнуло у Тилона.

Выйдя из калитки, мальчик замешкался. Холодный утренний воздух, напоённый запахами трав, переполнял лёгкие, остывшие за ночь камни обжигали холодом босые ноги – Тилон от волнения позабыл обуться.

Следом за мальчиком вышла мать. В одной руке она держала битком набитый козий мех, в другой – сандалии Тилона.

– Доброе утро, – сказала мать.

– Плох тот птенец, которого слишком опекают, – в ответ протянул насмешливо ирен. – Ступай к нам, Тилон, – протянул он руку мальчику, и тот нерешительно шагнул в сторону мальчиков.

В этот момент мать уронила мех, тот развязался, и на землю выкатились три-четыре лепёшки.

– Хлеб… На дорогу… – пролепетала мать в растерянности, глядя на ирена. – Ведь путь у вас неблизкий и нелёгкий, я думаю…

Ирен не спеша подошёл к матери.

– Плохо ты выучила законы Спарты, женщина, – процедил он. Затем взял у неё из рук сандалии и быстрым движением перебросил их через забор – сначала одну, затем другую.

– Мальчик бос, – сказала мать.

– А чем он лучше других, твой сын? – кивнул ирен в сторону кучки мальчишек. Только теперь Тилон увидел, что все они были босыми.

Глаза матери засверкали. Казалось, ещё мгновение – и она вцепится в ирена.

– А теперь забирай хлеб и ступай в дом, – сказал ирен и приподнял посох. – И радуйся: отныне твой сын будет есть хлеб государственный!

Глаза матери погасли. Плечи сгорбились, будто на них навалилась непосильная тяжесть. Отец так и не вышел проводить его. Возможно, боялся проявить слабость, постыдную для свободного гражданина Спарты.

Ирен легонько толкнул Тилона в затылок, и мальчик очутился среди сверстников.

– Двинулись! – сказал ирен, хлопнув в ладоши, и кучка детей, разбившись попарно, двинулась вдоль улицы.

До самого поворота Тилон оглядывался, но отчётливо разглядеть мать ему мешали слезы, застилавшие глаза. Он только видел её тонкую фигуру, стоявшую у ворот неподвижно, словно изваяние из паросского мрамора, которое возвышается на главной городской площади.

Маленькая группа вскоре миновала селение и вышла на открытую дорогу. Ирен шагал быстро, мальчики за ним еле поспевали. Руководитель группы шёл, беспечно насвистывая и опираясь на длинную, в полтора его роста, суковатую палку, вырезанную из молодого орешника.

Вскоре после того, как они вышли из селения, Тилон немного освоился. Кровь разогрелась от быстрой ходьбы, озноб пропал. Идти босиком было даже приятно: прохладная бархатная пыль слегка холодила ноги.

Рядом с Тилоном в паре шагал худой остролицый мальчик. Тилон незаметно толкнул локтем соседа. Тот ответил.

– Как ты думаешь, а сколько ему лет? – тихонько спросил Тилон.

– Кому? – не понял остролицый.

– Ирену, старшему нашему, – чуть погромче пояснил Тилон.

Остролицый несколько мгновений смотрел на широкую спину и мерно, в такт шагам пошевеливающиеся лопатки ирена, который шагал во главе маленького отряда. Лёгкий рассветный ветерок перебирал иссиня-чёрные непокорные кудри ирена, схваченные узким кожаным ремешком.

– Думаю, ему лет двадцать, – шепнул наконец остролицый.

– Пожалуй, – громко согласился Тилон. – И я думаю, что нашему ирену не больше двадцати.

– Тише, – прошептал остролицый. На них испуганно оглядывались: ведь перед тем как двинуться в путь, ирен настрого приказал соблюдать молчание и «военную дисциплину», как он выразился. Тогда же он пояснил, что «ирен» означает «начальник группы» и все они должны ему беспрекословно подчиняться.