Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи - Страница 17
Поэтому по ободному молчаливому согласию мы замяли это дело. Хотя я трижды пыталась допросить с особым пристрастием Занука, что это был за речитатив и чем там полыхнуло. Занук смотрел на меня, как на слабоумную дурочку, и откровенно недоумевал. Устав от бесцельных расспросов, я пришла к выводу: померещилось. И впрямь, мало ли что почудится под мешком в такой ситуации?
Все последующие дни походили один на другой. Подъем, завтрак, долгое прилежное одевание придворной сбруи – и бесконечная зубрежка и муштра. Дошло до того, что я просыпалась среди ночи и с закрытыми глазами шла танцевать или двигала в столовую учить этикет.
Судите сами, что с моей головой творилось!
…Ригодон – произошел от бранля, исполняется по кругу (хоровод) или по линии в быстром темпе и веселом, темпераментном характере…
…Закусочный прибор – подают к холодным блюдам и закускам всех видов и некоторым горячим закускам…
…Граф не может идти впереди герцога…
…Аллеманда – относится к массовым «низким», беспрыжковым танцам…
…Рыбный прибор – используют при употреблении горячих рыбных блюд…
…Герцогская корона насчитывает одиннадцать зубцов…
…Мореска – непременный атрибут любого значительного придворного празднества…
…Длина столового ножа примерно равна диаметру столовой тарелки, длина вилки и ложки несколько меньше…
…Никто не может притронуться к королю и королеве без их разрешения…
Теперь я точно знала, что при мазурке нельзя ткнуть герцога в мягкое место рыбным ножом по причине тупости последнего! А ложка для яиц не годится для отношений с графом при прыжках в сарабанде, гораздо проще достать ногой. И виконты прекрасно отличают вилки для крабов от вилок для устриц, танцуя па-де-де втроем…
Безусловно, присутствовали и отдельные положительные моменты. Например, граф самоустранился и под ногами не путался. Первые дни я видела его лишь издали, а потом он вообще скрылся с глаз подальше. Очевидно, решал какие-то хитрые подковерные дела, отчаянно интригуя и подыскивая, кому бы еще подложить огромную свинью в кровать. Так что я могла сосредоточиться на обучении и не отвлекаться на партизанские действия.
Лара поддалась на мои уговоры и расставила платья в боках. Теперь мой корсет не был так сильно затянут, и я даже могла дышать через раз и что-то кушать, не дожидаясь, пока снимут парадную одежду.
Господин Шалусь получил великолепный и незабываемый опыт от новых танцев. Два дня учитель провалялся в постели с холодной тряпкой на лбу после красочного исполнения мной ламбады.
Да, а потом еще его неделю отпаивали сердечными и успокоительными каплями, когда я уселась на шпагат и осчастливила его пикантным видом своих кружевных панталон. Потому что юбка выгнулась «парашютом» вверх и скрыла от обзора все неосновное. Пришлось несчастному звать на помощь домомучительницу и выковыривать меня обратно, хватая за недозволенные места. Ожил бедолага лишь после моих заверений – мол, я не чувствую себя опозоренной и заживо кожу с него сдирать за оскорбление не собираюсь!
А! И еще после ядовитых заверений мадам Люлю, что он мне не пара и жениться, прикрывая грех, не придется!
Грымза тоже морально пострадала, когда я подралась с лакеем. Подумаешь, забрала у того нетронутое блюдо и нахально лопала рыбу с ножа, помогая себе руками?! И что такого? Здесь же все свои… Но мадам закатила глаза и свалилась в обморок, специально подгадав момент, чтобы упасть на руки пришедшему за мной профессору.
Господин Занук долго рассматривал через монокль доставшееся ему нежданно-негаданно богатство, пока я не посоветовала ему сдать мусор в утильсырье. Мадам тут же немедленно очнулась и, высказав мне много чего интересного насчет непочтительности и жуткого воспитания, ускакала пережевывать оскорбление, громко хлопнув дверью на прощание.
С господином Умником мы славно подружились на ниве науки. К тому же нас объединяла любовь к пирожным со взбитыми сливками. Так что мы, как два законспирированных сладкоежки, по вечерам пировали – тайком объедались сладким и беседовали обо всем на свете. Наверное, он был единственным человеком в этом мире, которому я была интересна сама по себе, а не мои «титулы» или необычность. По крайней мере, мы проявляли взаимное уважение…
– мурлыкала я себе под нос, когда мне дорогу заступил господин граф с мерзкой ухмылкой на тонких губах и выражением Карабаса Барабаса на холеной физиономии.
– Вижу, вы обретаетесь в прекрасном настроении, принцесса, – гадко захихикал «дядюшка», готовясь достать из бархатного рукава, подобно фокуснику, очередную пакость.
– Обреталась, – кивнула я с достоинством, озираясь по сторонам в поисках запасных путей к бегству. – Пока не встретила вас!
– Тогда прошу пожаловать в мой кабинет! – обрадовал меня «родственничек». – Следуйте за мной!
И что мне оставалось? Нет, чисто теоретически я могла сбежать, предварительно пнув кое-кого под зад и придав ощутимое ускорение. И, возможно, этот «кое-кто» с графским титулом расквасил бы себе аристократический нос. А дальше? Куда бежать? Кому я нужна по большому счету? Да и по маленькому – тоже!
Собственно, я уже про это думала. Меня сейчас охраняют почище золотого запаса России. Со мной постоянно кто-то рядом, ни минуты без присмотра. Комнату на ночь запирают – благо «удобства» в широком доступе – под кроватью!
Кстати, о туалете… Так вот, без посторонней помощи сходить туда, куда цари пешком ходят – просто невозможно! Мне поначалу было ужасно стыдно, но потом, когда уже совсем пригорело, я решила: пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь! И согласилась…
Вай-вай! Проделывать эту сложную операцию нужно втроем (третий – кому приспичило, но можно его и исключить). Одна из горничных держит платье на уровне пояса, а вторая снимает панталончики и регулирует – куда поставить горшок… Кошмар! Научишься, как собака, терпеть, пока не выгуляют, в смысле – пока не затянут в корсет: утром и вечером…
– Ну пошли, Иван Сусанин! – обреченно согласилась я, взирая на него исподлобья и нежным взглядом обещая графу все прелести совместного общения мужчины и женщины, как то: прямое использование молотка для отбивных, душевное фехтование скалкой, пропускание через мясорубку, шинковка помельче тупым ножом, поджаривание на медленном огне и еще кучу милых женскому сердцу способов выражения любви к навязчивому кавалеру.
Граф, видимо, подумал, что мой пламенный взгляд революционерки направлен к нему в виде призыва на ответную симпатию, и радостно воссиял сиятельными частями организма. Я в ответ не менее радостно оскалилась, и «родственничек» сразу потух, как свечка под водой.
– Следуйте за мной, принцесса, – процедил обманутый в светлых чувствах Алфсуслик и, резко развернувшись, бодро потопал вперед по коридору. Пришлось трусить за ним, еле удерживая на кончике языка невинное замечание: «Хочешь большой и чистой любви – помой слона и целуй его в лобик!»
Мы дошли до кабинета, и граф усадил меня в кресло, на краешек; как истинный конспиратор, подкрался на цыпочках к двери, выглянул наружу, в чем-то удостоверился и запер дверь на ключ.
– Листовки будем писать? – удивилась я, пощелкивая веером. Странные ужимки Альфонсуса меня нервировали.
– Что? – взъерошился Альф. Видимо, через пару минут до него дошло – слово не крамольное: – Нет. Нам нужно серьезно поговорить…
– Валяй, ваше сиятельство! – разрешила я приступать к дебатам и подвинулась вместе с креслом к хрустальному графину. Слава Жириновского не давала мне спокойно спать по ночам…
Граф уселся за свой стол, развалился в кресле, красноречиво сложил руки в «замок» и сообщил мне радостную весть: