Если рассказывать эту историю (СИ) - Страница 9

Утро наступило внезапно – Андрей аккуратно пробираясь мимо тел, тихо собрался, так и не отыскав в общем хламе неизвестно когда потерявшийся второй носок. Хотя нет, известно, они сидели на кровати и девчонки жаловались, мол, от чьих-то жутко тхнёт. Было холодно – балкон не закрывался от числа курящих, и Родион предложил компромисс – снять по одному. Ну, они сняли. Но куда он делся потом?..

Забив, студентик вышел на балкон покурить. Там уже смолил хозяин хаты – более мрачный и усталый под утренним светом, с морщинками и залёгшими под глазами тенями и мутноватыми, расширенными зрачками, выдававшими в нём наркомана и алкоголика. Слегка трясущейся рукой он чиркнул зажигалкой, помогая подкурить, и они разговорились.

- Ты, говорят, играешь? – подытожил тот, облокачиваясь худыми руками с немного обвисшей кожей на деревянный подоконник.

- Играю, - не стал отпираться тот.

- А помнишь ту песню, заключительную? Там такой ритм затяжной, аж душу щемит. Сначала будто щекочет так, легко, мягко, трогательно, а потом как взвоет, как схватит – и в клочья! Сможешь так?

Парень зачарованно кивнул. Он бы не смог выразить лучше, что было с ним, когда он услышал ту музыку. Прикинул:

- Да, наверное. Там лёгкая мелодия. Простая. Только в конце трудновато. Но я с собой гитару не взял.

- Не парься, это достану. У меня, помню, где-то валяется. Кто-то давным-давно принёс и забыл. Без дела лежит.

Чудик утопал в недра спальни, привычно переступая через других жертв песенных вечеров, и вскоре вернулся с гитарой наперевес. По ходу за что-то зацепился, и несчастный музыкальный инструмент издал жалобный стон.

Дззынь. Как несправедливо обиженный ребёнок.

Чудик выматерился, буркнул что-то сонно поднявшейся голове, потом ещё одной и те облегчённо грохнулись обратно.

- Держи, - сунул инструмент в руки Андрею.

Тот взял её осторожно, точно чужую жену, и сел прямо на холодный, покрытый потрёпанной дорожкой в разноцветную полоску пол. Подкорректировав звучание – кажется, на ней недавно играл кто-то ещё – коротко прошелся по струнам пальцами.

Гитара запела. Немного неохотно, но вполне послушно – просыпаясь.

Андрей покивал самому себе – неплохо, неплохо, и для пробы наиграл известный мотив:

«Воины света, воины добра,

Охраняют лето с ночи до утра.

Воины добра, воины света,

Джа…»

- Хорошая гитара, - согласился вслух.

- Наверно, - пожал плечами чудик. – Ты играй, играй. Мне это – лучший опохмел с утра.

- Угу. Только минутку дай, вспомнить.

- А ты что хочешь играй. У тебя ловко получается.

- Ну уж нет, раз ты меня раззадорил, так дай вспомнить.

Студентик закрыл глаза и потихоньку, нота за нотой, подбирал звуки, создавая нужную мелодию. Она чётко отпечаталась в памяти, но в конце всё равно вышла немного импровизацией.

Ночные бродяги просыпались и думали, что реальность им снится. Что это за роскошь, просыпаться под звук песни, в которой хочется родиться заново?

И они рождались.

Открывали глаза, долго таращились в потолок, неспособные понять – то ли это ещё один сон, то ли выход в реал. Потом собирались у балкона, окончательно будили друг друга, обнимались, целовались, приводили себя в кое-какой порядок, шли в кухоньку делать растворимый кофе и подмурлыкивать, пока в чайнике кипит вода. Переглядывались – понимающе, одобрительно, с ностальгией, подкреплялись оставшимся алкоголем, энергетиками на дне жестяных банок, щурились от солнечных лучей…

В таких компаниях много пели и мало спали.

Когда Андрею после множественных выходов на бис удалось взглянуть на часы, он понял, что на первую пару точно не успеет. Да и на вторую – тоже, и вообще уже слишком поздно и проще будет совсем забить. Они с Наденькой, чудиком, Тошиком и полудюжиной знакомых вывалились бродить по городу, зашли в боулинг, потом в кинотеатр, супермаркет и… эта ночь мало чем отличалась от предыдущей.

На следующий день по дороге домой студентик поймал себя на мысли, что решимость его увяла, и он не слишком хочет заводить разговор… даже не так – ему страшно его заводить. Отчаянье ушло, сменившись сомнениями.

Он терпеть не мог терять. Больше – боялся и ненавидел. А Игорь… то тёплое, трепетное… красная нить, перетянутая между двумя кораблями по разные стороны мирового океана. Запутанная лабиринтом Минотавра и, тем не менее, – протянутая. Такая тонкая и изящная, словно тоже – работы Дедала…

Почему чувствам необходимы маркировки, шаблоны, упрощения? Любовь, ненависть, дружба, вражда, благодарность, зависть, алчность. Намотанные на бобины клубки ниток. А чувство – оно как цвет, только шире – тёмно-красный, светло-красный, алый, багровый, коралловый. Гранатовый, терракотовый, амарантовый, киноварь. И даже так – мало. Как назвать тёмно-тёмно-тёмно-красный, если это всё-таки красный, но на такой грани, где цвета тускнеют, выцветают и обретают совершенно новый, невиданно-красный цвет?

Слишком просто.

А если у этого чувства нет цвета? Так же – как нет будущего. Нет оправдания?

Андрей раздраженно тряхнул головой. То, что чувствует он… Светящийся жесткий ком в мягком кресле, среди подушек и пуфиков, в маленькой комнатке, в самом сердце бури, в дыре, которая могла бы называться черной, если бы кто-нибудь таки потребовал дать ей название. И когда Игорь – рядом, комок пульсировал, дергая за струны – то ли гитары, то ли нервов. Струны издавали звуки – хаотичные… на первый взгляд. Но если прислушаться – звуки складывались в мелодию. Ту самую, которую Андрей вспоминал недавним холодным утром.

И день за днём Андрей откладывал разговор «на завтра», хотя и не в его натуре было – юлить, но – только бы не делать себе больно. «Поберечься», - как постоянно твердила мать.

А Игорь писал СМС. Постоянно. Сначала.

А потом стоял у дверей универа – прекрасно зная, когда у студентика заканчиваются пары, и, завидев его впервые, Андрей застыл, как вкопанный. Буря вскипела, перевернула комнатку вместе с креслом и потревоженный ком света со скрипением когтей по оконному стеклу, попытался удержаться за свисающие струны.

Однокурсница Лиза нетерпеливо дёрнула его за рукав, выводя из ступора, и он, запинаясь, объяснил, что ему… он вспомнил, ему нужно в библиотеку, отнести одно… или взять… в общем, ждать его не нужно и не обязательно, и можно идти без него…

Лиза, подивившись лёгкой невменяемости товарища, списала это на контузию после бомбардировки сурового препода, кивнула, посоветовала лечиться плюшками, чаем, чем покрепче и юркнула в лифт.

А Андрей просидел у окна в холле до самого вечера, пока Игорь не глянул на часы и ушел. И так повторилось не единожды. Непонятно только, где мужчина находил время? Взял отпуск, больничный, уволился?

«Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца».

Если бы только – прекрасно. А так – одна голая ирония.

Письма приходили мегабайтами. Заблокировать их он не решался, впрочем, прочитать – тоже.

На исходе третьей недели они пересеклись. Это и без того было неизбежно, но произошло неожиданно и совершенно по воле случая. Андрей с компанией зашел в университетскую столовку, а Игорь выходил оттуда, судя по всему, подкрепившись и намереваясь опять целый день провести у дверей универа.

Встретившись взглядами, оба застыли как завороженные. Первым очнулся Игорь. Мило улыбнувшись сомнительным дружкам студентика, он подошел к ним широким шагом, крепко схватил того за локоть и бросив что-то вроде: «Я займу вашего товарища ненадолго», непреклонно потащил свою жертву за ближайший угол. Тот, вяло сопротивляясь, меланхолично подумал, что, действительно, неминуемого не минуешь, а затем, вырвав руку, резко спросил:

- Что тебе нужно?

Тот не ответил:

- Ты избегаешь меня, - нечто среднее между вопросом и утверждением.

Андрей раздраженно – больше наигранно, чем действительно – передёрнул плечами:

- Ну, допустим. Тебя это колышет? – и, наконец, перестал отворачиваться от взгляда.