Если остаться жить - Страница 39

Илья Львович помолчал, подумал…

— Значит, я ее разлюбил не тогда, а когда она начала заниматься своими подонками, — вдруг сказал он.

Илья Львович даже повеселел от того, что ему удалось наконец вспомнить точную дату, когда он разлюбил Инну Семеновну. Он зажег погасшую папиросу и начал с новой силой:

— Я часто думал об этом: два творческих человека мешают друг другу.

Ира с удовлетворением заметила, что, значит, Галину Илья Львович не считает творческой личностью, хотя она и кандидат физико-математических наук и даже помогала ему в каких-то математических расчетах. Илья Львович словно понял, о чем Ира думает, и тут же сказал, что это не всегда, конечно, верно, что, например, в актерских семьях супруги (о, как мама не любит это слово — «супруги», подумала про себя Ира) помогают друг другу. Но в данном случае у Инны особый талант и особый характер.

— Я еще что-то понимал, — разжигал себя Илья Львович, — когда Инна с утра до вечера занималась делами твоего папы. Все-таки это твой отец и он был невинно осужден. Но ее дальнейшая «благотворительная деятельность»… Ведь твою маму всю жизнь интересовал кто угодно, только не я. И если у тебя есть хоть капля справедливости, ты согласишься со мной.

От Ильи Львовича Ира никогда не слышала «твой папа». Для Ильи Львовича Ирин папа всегда был просто Михаилом. И то, что теперь Илья Львович сказал: «твой папа», означало слишком много. Это означало, что Илья Львович отказывался от нее, что он бросал не только Инну Семеновну, но и Иру, которую всю жизнь считал своей дочерью, а теперь решил передать обратно ее настоящему отцу.

— А в общем, — Илья Львович вдруг вспылил, очевидно решив, что для Иры слишком большая роскошь ставить его в тупик, — это не имеет значения, кого и когда я разлюбил. Главное, что сейчас я люблю Галину.

— Но если ты не любишь тех, кем занималась моя мама, — не сдавалась Ира, — если ты их называешь подонками, почему ты любишь ту, которой мама занималась не меньше, чем другими? А может быть, и больше, и которая в благодарность за все уводит от нее мужа.

Илья Львович, очевидно, ждал этого вопроса и хорошо к нему подготовился. Во всяком случае, морально. Поэтому он очень спокойно объяснил Ире, что Галина к его решению уйти из дома не имеет никакого отношения: она чиста и необыкновенна. Она говорит, что не любит его, но он думает, что она его любит, но не сознает этого. И задача Ильи Львовича в том и заключается: заставить ее осознать свои чувства к нему. И что это очень трудно, потому что Галину против него настраивают ее мать и отец.

— Одна только Томка за меня.

Илья Львович произнес имя Галининой дочери с такой нежностью и любовью, что Ира потеряла самообладание.

— Уходи! — закричала она. — Ты уверен, что я должна просить остаться, а я не буду просить. Уходи! Уходи!

Илья Львович поморщился и двумя пальцами стал поглаживать левый бок. Так он делал всегда, когда у него кололо сердце.

Илья Львович поднялся и вышел из комнаты.

Ира услышала, как он пьет воду. Потом скрипнула дверца шкафа, откуда Илья Львович доставал свое белье. Снова войдя в Ирину комнату, Илья Львович сказал:

— Надеюсь, ты понимаешь, что мне стало плохо не от рюмки водки, которую я выпил шесть часов назад. Поверь, мне было крайне неприятно услышать все то, что ты сказала. Мне кажется, я не заслужил от тебя этого. — Илья Львович помолчал. — И все-таки я должен уйти. Я хочу уйти, пока не вернулась мама, при ней все это будет гораздо тяжелее.

Илья Львович опять помолчал. Потом подошел к Ире и осторожно поцеловал ее в голову. Ира не пошевелилась. Тогда он взял ее за подбородок и, приподняв ее лицо, поцеловал в губы. Ира сидела покорная и безучастная.

— Не надо, заяц, ну не надо, — сказал Илья Львович виновато, — ты думаешь, мне легко?

Слезы текли по Ириным щекам, Илья Львович вытирал их пальцами.

— Я опаздываю в метро, — сказал Илья Львович.

Ира встала, подошла к секретеру и вытащила оттуда деньги, которые у нее лежали на хозяйство.

— Возьми на такси, — сказала Ира.

— Нет, нет, и так мало остается. — Возьми.

— Да не надо мне денег, я успею еще в метро.

Илья Львович пошел к дверям и вдруг вернулся обратно.

— Я забыл тебе сказать, по сравнению со всем это, конечно, пустяк, но все-таки: несколько дней тому назад, когда я еще не думал, что все так повернется, я попросил Борю не приходить к нам. Он же ходит к Галине и несколько раз видел меня там, поэтому я боялся, что он проговорится тебе или маме. Ты не подумай, я ничего ему такого не сказал, просто попросил не приходить, даже, кажется, не объяснил почему. Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать.

Илья Львович еще немножко потоптался на пороге Ириной комнаты.

— Так я пойду, — нерешительно проговорил он. — Ты тогда закроешь?

Ира не встала и не закрыла за Ильей Львовичем дверь. Она осталась сидеть на диване. Ира никак не могла привыкнуть к мысли, что Илья Львович действительно ушел от них, что она никогда больше не услышит за стенкой его утренних стонов, кашля. От этого даже страшно было лечь спать. Потому что пока еще она жила сегодняшним утром, когда он и стонал, и кашлял. Потом Ира стала думать о маме. О том, как ей сказать. Конечно же Ира не скажет ей, пока она в больнице, но ее, наверное, послезавтра выпишут. Ведь Илья Львович недаром ушел сегодня, пока Инны Семеновны нет дома. Он считал, что так лучше. А Инне Семеновне, наверное, в тысячу раз будет больнее, что он ушел, когда она была в больнице. Может быть, Илья Львович никуда бы и не ушел, если бы Инна Семеновна была дома. Может быть, во всем виновата Ира. Потому что она скрыла от мамы отношения Ильи Львовича и Галины. Но ведь она ездила к Петру Дмитриевичу, ездила советоваться, и он сказал не говорить. И сказал, что Илья Львович никуда не уйдет. А он ушел. И теперь хочешь или не хочешь, а мама обо всем узнает. Так может быть, лучше, чтобы она узнала об этом в больнице? Там все-таки врачи. Нет, не лучше. Дома, рядом с Ирой, она легче перенесет такой удар. Значит, нужно завтра пойти к ней и сделать все, чтобы она ни о чем не догадалась.

Когда Ира поняла, что завтра она увидит маму, ей захотелось, чтобы это завтра наступило как можно быстрее. А ведь она могла видеть маму хоть каждый день.

Ее мама не уехала в командировку, а была здесь, рядом. Надо было только сесть в автобус, и через сорок пять минут Ира уже могла с ней разговаривать. Как же так случилось, что Ира этого не осознала раньше. Что могло быть важнее? Сейчас Ира этого не понимала. Почему Ира могла ездить всюду, даже в Люблино к Петру Дмитриевичу, и за целых две недели ни разу не поехать к маме? Чего она боялась? Журнала? Ивана Петровича? А теперь надо ждать целую ночь… Ночь, в которую ушел Илья.

Ира встала, открыла сумку и вытащила флакон с лекарством. Когда Ира брала у Тамары лекарство, она не собиралась его принимать. Ведь оно еще не проверено на людях. Ей было смешно, что Тамара ее об этом предупредила. Ира боялась принимать даже те лекарства, которые пьют все и от которых ни с кем ничего не случается. Новое, не прошедшее еще испытание лекарство, должно было лежать в ящике и поддерживать Иру одним тем, что оно существует.

Но сейчас Ире вдруг пришла дикая мысль: а что, если принять его!..

Ира ужаснулась. Она знала, что, придя однажды, эта мысль теперь будет все время точить ее. И, зная свой характер, поняла, что в конце концов уступит ей.

Ира понимала, что сейчас принять лекарство пришло в голову потому, что думать об Илье, о том, что он ушел от них, было для нее невыносимо. Еще невыносимее было думать — что будет с мамой, когда она узнает об этом. А вот если принять лекарство, то она будет думать конечно же о действии лекарства… А если не будет думать, то это будет единственный момент, когда можно принять лекарство и думать при этом о другом.

Ира открыла флакон…

Если разделить таблетку на шестнадцать частей? Одна шестнадцатая, а еще лучше одна шестьдесят четвертая. Сначала вообще можно принять крупицу и посмотреть, что будет. А потом еще крупицу, а потом еще. И так всю ночь можно принимать по крупице. Но Ира знает, если она начнет принимать, пусть крупицы, и ей станет хуже, она уже не сможет правильно оценить свои дальнейшие действия. И будет принимать и принимать, пока совсем не свалится. Так уже было не раз с другими лекарствами, проверенными на людях.