Если он поддастся - Страница 11

– Сразу после обеда нам нужно отправляться в Лондон, чтобы добраться до наступления темноты, – неожиданно сказала Олимпия.

Брент вздохнул:

– Да, знаю. Я только не знаю, где остановлюсь в городе. Все мои друзья в разъездах.

– У вас нет дома в Лондоне?

– Есть, только в нем живет мать. По завещанию отца она может использовать его как собственный до своей смерти. Но я не смогу жить с ней под одной крышей, хотя это был бы наилучший выход – из-за Агаты по крайней мере.

– И нет никакого маленького особнячка для любовниц?

– Надо же… Как вы хорошо разбираетесь в особенностях мужской натуры, – проворчал граф. – Да, особнячок есть. Но я не могу в нем остановиться, потому что там сейчас живут. Я намеревался какое-то время оставаться в поместье, поэтому решил сдать его, чтобы он не пустовал и приносил хоть какие-то деньги. Тем не менее есть кое-кто, у кого я смогу остановиться, хотя в результате можно будет оказаться повенчанным с чьей-нибудь дочкой, племянницей, кузиной – или с кем-то в этом роде.

– Можете остановиться в Уоррене. Дом стоит пустой, если не считать меня, и довольно большой. Плюс к тому вы остались без слуг, поэтому так сбережете время и деньги – не придется нанимать новый штат.

– Вы ведь знаете, что я не смогу воспользоваться вашим предложением, Олимпия. Это уничтожит вашу репутацию.

– Я из Уорлоков, Брент. Моя репутация, если таковая имеется, весьма сомнительна, и это в лучшем случае.

– Даже сомнительной лишитесь, если я поселюсь с вами под одной крышей.

По решительному тону графа Олимпия поняла, что лучше не спорить с ним на эту тему. Но ей все равно стоило позаботиться о жилье для него, так как у нее было стойкое ощущение: он еще столкнется с тем, что все двери будут закрываться перед его носом. Это станет еще одним ударом, от которого она не сможет его уберечь. Брент так давно погрузился в свои кутежи, что явно перестал прислушиваться к тому, что о нем говорили. Но Олимпия не верила, что он натворил больше, чем любой другой неженатый аристократ. И уж наверняка Брент не был виноват в том, о чем шептались по углам в гостиных и во что все искренне верили.

Покончив с едой, он тут же пошел собираться. Олимпия же осталась в обществе Томаса.

– Разве тебе нечего укладывать в дорогу? – поинтересовалась она.

– Кроме того, что на мне, у меня почти ничего нет. Мэри соберется за нас двоих. Его светлость сказал, что в городе мы с ней ему понадобимся. Он рассчитывает, что через несколько дней подыщет себе другое жилище.

– Тогда Мэри сможет остаться у меня.

– Спасибо, миледи. Но он прав, вы же понимаете…

– Ты о чем?..

– О том, что для вашего доброго имени будет плохо, если граф станет жить у вас. Когда одинокая леди пускает к себе жить мужчину, который вдобавок ей не брат, это никуда не годится.

– Может, ты и прав. Но мне двадцать шесть лет. В моем возрасте можно не беспокоиться о безупречной репутации. Кроме того, я вдова, а нам, вдовам, многое позволяется. Именно поэтому я не очень переживаю по поводу всех глупостей насчет «выхода в тираж» и тому подобного.

Томас нахмурился:

– Ваш муж заболел? Вы слишком молодая для вдовы.

– Я очень-очень рано вышла замуж. Муж умер вскоре после свадьбы. Об этом мало кто помнит. Однако мне частенько приходится напоминать это тем, кто начинает вести себя со мной так, словно я старая дева, которая нуждается в опеке. – Баронесса подмигнула мальчику. – Но я бы не сказала, что таких много.

Томас засмеялся, но тут же снова нахмурился:

– Вам, наверное, нужен мужчина, чтобы быть уверенной, что никакой негодяй не сможет покуситься на вас.

– О, у меня множество мужчин среди родственников. Большинство женщин даже мечтать о таком не могут. Так что мне стоит только бросить клич. Кое с кем из них ты еще познакомишься, потому что, мне кажется, нам потребуется помощь. Полагаю, еще многое может случиться, раз леди Летиция надумала продать свою дочь с наибольшей выгодой.

– Я тоже так думаю, миледи. Впереди неприятности, да? Я еще думаю, что граф будет тяжело переживать все это. Очень тяжело. Он понимает, что его мать дурной человек, но мне кажется, он пока не понимает насколько…

– Да, я согласна с тобой. И от всего сердца надеюсь, что самого плохого не произойдет, но, боюсь, проблема не сразу разрешится, так что его ждут тяжелые испытания.

– Я о нем позабочусь, миледи. И другие – тоже. Он ведь наш брат, пусть даже ему об этом раньше не говорили. Милорд хорошо с нами обращался, а братья должны присматривать друг за другом.

Олимпия кивнула и понадеялась, что Брент что-нибудь сделает для Томаса, – не оставаться же ему слугой до конца своих дней. В мальчике чувствовалась сила, и сердце у него было доброе. В его пользу говорило еще и то, что в душе его не было даже намека на злобу или чувство обиды на графа, получившего все, в то время как он, Томас, – ничего. Только за одно это мальчик должен был получить вознаграждение.

Прошло два часа, когда они наконец тронулись в путь. Удобно разместившись в своей карете, Олимпия облегченно вздохнула и сделала вид, что не замечает упорных взглядов своей горничной. Брент и Томас поехали в отдельном экипаже, предоставив Мэри путешествовать вместе с баронессой и Энид. «Он решил оберегать ее репутацию тоже», – с улыбкой подумала Олимпия. Такое стремление ей было хорошо знакомо. Мужчины в ее семье годами занимались этим – даже после той жуткой ночи тринадцать лет назад. Она уже давно пыталась убедить себя в том, что это была не их вина.

– Он ведь даже не догадывается, что про него говорят, – сказала Энид.

– Не догадывается, – согласилась Олимпия, бросив взгляд на Мэри. По выражению лица девушки стало понятно: какие-то слухи о графе до нее дошли. – Ты считаешь, что мне нужно рассказать ему об этом?

– Нет, я думаю, ему и без того хватило потрясений. Требуется небольшая передышка. Он сам все скоро узнает. Но вам нельзя оставлять его жить в Уоррене.

– Энид, кто здесь баронесса?

– Ой, только не начинайте!.. Вы же знаете, что я права. Если вы будете жить с ним под одной крышей, от вашей репутации ничего не останется до конца недели, а может, и раньше.

– Сомневаюсь, что у меня она вообще имеется. Я такая, какая есть. Плюс к тому я из Уорлоков, а репутация у нас не бог весть какая.

– Однако достаточно хорошая для того, чтобы вас приглашали на разные вечера в лучшие дома. – Энид подняла руку, останавливая заговорившую было хозяйку. – И не говорите, что вам все равно. Вы не трясетесь над своей репутацией, как другие благородные дамы, но случись что – вам станет очень неприятно. И я не поверю, если сейчас вы станете утверждать обратное.

– Что ж, ты права. Это зависит от того, кто толкнет. Может быть и больно. Но главное – больно будет членам моей семьи. Тем не менее граф вот-вот обнаружит, что все двери перед ним закрыты. И что ему тогда делать? Не может же он остаться на улице или поселиться на каком-нибудь постоялом дворе на то время, которое потребуется, чтобы решить вопрос с Агатой.

– Тогда нужно придумать что-нибудь сейчас, пока мы находимся в пути. Решение-то есть, его просто надо найти.

– Я вижу, у тебя поменялось к нему отношение.

– В известной степени. Мэри рассказала, что он никогда не подличал, хоть и напивался до чертиков… В нем есть… ощущение печали. И душевной боли. И он пытается отвлечь себя женщинами и утопить боль в вине. Глупый! – Энид сокрушенно покачала головой. – Никогда не понимала, почему мужчины думают, что это им поможет.

– Это помогает забыться и на время облегчить страдания. Иногда этого вполне достаточно. Если все, что рассказала Пенелопа, правда, тогда он страдает еще и от ощущения собственной вины. Временами я чувствую это. Боюсь, что проблемы с Агатой плюс новость о том, что незаконные сыновья его отца слуги у него в доме, лишь добавили переживаний. А теперь он столкнется лицом к лицу и с последствиями того, как пытался заглушить душевную боль.