Если бы Гитлер взял Москву - Страница 101

Антифриза всем также не хватило. Поэтому в систему водоохлаждения двигателя опять пришлось залить воду, но каждый раз на ночь эту воду нужно было сливать, а утром греть ее на костре и вновь заливать в радиатор. А еще на каждый танк выдали по банке белой краски. И хотя на мерзлую броню она ложилась какими‑то неровными полосами, уже через день все танки их роты, да и других тоже, на фоне снега стало уже не разглядеть!

Наконец бригаду перебросили к новому месту дислокации. По всем солдатским приметам речь шла о готовящемся наступлении. Лейтенант Блинов и механик‑водитель танка «102» теперь все чаще и чаще ездили вместе с другими на рекогносцировки, а с радистами проводили чуть ли не ежедневные учения.

Вечером 18 ноября по бригаде передали приказ о выступлении. Задача была предельно ясной: взаимодействуя с пехотой, форсировать Волгу по льду и выдвинуться как можно дальше на запад, уничтожая живую силу и технику противника. Завоеванный плацдарм, как и всегда, требовалось удерживать во что бы то ни стало!

Выдвижение танков началось перед рассветом, еще до окончания артподготовки. Чего‑либо особо интересного Кириченко через амбразуру своего пулемета так и не увидел, однако было очевидно, что замерзшую поверхность реки танк преодолел очень быстро. Судя по слуховым ощущениям, огонь противника был не слишком силен, так же как и ответный огонь его собственного танка. Лишь только будучи уже на правом берегу, лейтенанту Блинову с заряжающим Толей удалось заметить немецкие огневые точки, и они открыли по ним шквальный огонь из орудия, так что выстрелы следовали один за другим, и в танке стало резко пахнуть гарью. Нашлась работа и для Кириченко, который принялся стрелять по разбегавшимся из окопов фрицам, которые, однако, и в плен не сдавались, и оружия не бросали. Тут‑то по ним и ударил его пулемет, и те из них, кто не упал под выстрелами, тотчас же дисциплинированно подняли руки вверх. Всех пленных оставили на попечение идущей следом пехоты и поскорее направились дальше.

Танки легко шли по снежной целине. Их пути постепенно расходились, и тут их танк на полной скорости залетел в припорошенный снегом ручей с довольно крутыми берегами.

Сколько Кутдуз ни пытался их вызволить, танк дергался, но дно было илистым, и он погружался все глубже и глубже, пока не застрял уже намертво. Вода вокруг танка, достигшая надгусеничных полок, замерзла и превратилась в лед. И хорошо еще, что днище танка оказалось достаточно герметичным, и она не попала внутрь машины, а то где бы там тогда находился ее экипаж?

Неожиданно неподалеку показались немецкий танк и целых три бронетранспортера с пехотой. По‑видимому – разведка. Блинов колебался, открывать ли ему огонь, обнаруживая этим себя, или затаиться, надеясь на то, что немцы их не заметят. Однако позиция танка была такой выгодной, что грех было ее упускать, и Блинов решил стрелять.

– Бронебойным заряжай! – прозвучала его команда, и тут же лязгнул клин затвора и последовал выстрел. Радостный крик Толи засвидетельствовал, что снаряд попал в цель.

– Осколочным заряжай!

По отрывочным командам Блинова и чередованию пушечных и пулеметных очередей Кириченко понял, что немецкая пехота спешилась и движется в сторону их танка. Однако в свою амбразуру он кроме снега вокруг так ничего и не увидел и поэтому ничем и не мог помочь своим товарищам.

Вскоре стрельба затихла, и стало ясно, что немецкая атака против них захлебнулась. Командир и заряжающий принялись делиться впечатлениями. Из их реплик следовало, что танк и один БТР они сумели подбить, а два других улизнули. Однако немецкая пехота рассредоточилась и залегла. Командир не исключал возможности, что в темноте немцы предпримут еще одну атаку, а так как радиостанция в танке испортилась уже в первые минуты боя и связи со своими у них не было, предложил идти ему, Кириченко, к своим и передать комбату донесение о положении, в котором оказался их экипаж.

– Скажи, что снаряды есть, что до утра мы продержимся, а там дальше пускай выручают!

С этим приказом Кириченко тут же выбрался из танка и, низко пригибаясь, побежал назад по сохранившимся на снегу следам от гусениц своего танка. Ночную темноту то и дело прорезали трассы пулеметных очередей, в небе вспыхивали и гасли осветительные ракеты. Поле тогда освещалось, как днем, и он тогда тут же падал в снег, чтобы его не обнаружили.

В какой‑то момент он совсем близко от себя услышал немецкую речь. При очередной вспышке Кириченко увидел шагах в пятнадцати от себя фигуры двух немецких солдат, которые торчали из окопа словно грудные мишени на стрельбище. Они тоже заметили шедшего прямо на них человека и стали целиться в него из винтовок. У Кириченко была граната, и он, не раздумывая, выдернул из нее чеку и бросил в направлении немецкого окопа, а сам после этого сразу же упал в снег.

Грохнул взрыв, послышались крики, и он, пользуясь возникшей суматохой, перепрыгнул через окоп и что есть мочи побежал в направлении падающих осветительных ракет. По счастью, никто его не преследовал и вслед почему‑то не стрелял.

Только под утро его задержали наши бойцы и, несмотря на все протесты, потащили в какую‑то избушку в особый отдел. Там сидел офицер в распахнутом бараньем полушубке и пил чай.

– Кто такой? Откуда? – голос офицера был грозен и суров, что, впрочем, можно было легко объяснить, учитывая внешний вид самого Кириченко: грязный замасленный ватник, на ногах валенки с погнутыми голенищами, а шея от мороза замотана трофейными немецкими шелковыми кальсонами нежно‑розового цвета.

– А вы кто такой? – набравшись наглости и порядком усталый и замерзший, спросил в ответ Кириченко, чем очень удивил офицера. Видно было, что таким тоном, да еще при подчиненных с ним еще никто не разговаривал, и он даже не сразу нашелся, что сказать. Кириченко это ободрило, и он продолжил:

– Вот это видите? – он показал рукой на танковый шлем. – С передовой иду. Наш танк номер «102» застрял в овраге и осажден фрицами. Меня за выручкой послали.

– А что же ты, милый, одет‑то как босяк? – уже более миролюбивым тоном спросил офицер.

– Так ведь я к вам не с парада явился, а из боя. Когда я в атаку‑то шел, меня, как я одет, не спрашивали…

– Ну, а из какой ты бригады, кто командир?

– Бригады 240‑й отдельной, а кто ею командует, я не знаю, высоко для меня больно, а вот комбат у меня майор Бессчетнов.

Фамилию эту офицер, видимо, знал и тут же распорядился, чтобы Кириченко тут же к нему отвели.

– Чаю‑то выпьешь? – спохватился вдруг офицер. – Замерз весь…

– Некогда. Там ребята ждут помощи.

Майор Бессчетнов, к которому Кириченко доставили через несколько минут, был также очень удивлен его появлением и странным внешним видом, а отсмеявшись, попросил показать на карте место их ледового плена.

– Здесь? – с сомнением переспросил комбат. – А как же тебя вот здесь немцы пропустили?

– А граната на что! – не без некоторого мальчишеского задора ответил ему Илья. – Они в меня, а я в них… Вот так и прошел!

– Ну молодец! – похвалил его комбат. – А как достанем ваш экипаж, то сразу всех и представлю к наградам. Сейчас подготовим ремонтную бригаду, сопровождение из автоматчиков, и можешь их вести, показывать дорогу.

Уже через четверть часа по снежной степи вперед двигалась группа в составе одного танка, танкового тягача и отделения автоматчиков на американском колесно‑гусеничном бронетранспортере. В тягаче стояли термосы с горячей едой и чаем для танкового экипажа, а Кириченко, наполненный сознанием важности своей роли, ехал в нем рядом с командиром и руководил движением этой маленькой колонны.

До места они добрались беспрепятственно. Танк стоял там же, где и стоял. Пехота с бронетранспортера мигом заняла круговую оборону, а Кириченко поспешил к своему танку и простучал по броне их условный сигнал. Сначала ему никто не отвечал, и его охватила тревога, но она оказалась напрасной. В танке все уснули – сказались напряжение боя и бессонная ночь, когда они все, не смыкая глаз, ожидали немецкой атаки. Чувство радости, которое экипаж танка «102» испытал при столь неожиданном пробуждении, оказалось таким переполняющим, что ребята бросились обниматься, а увидевшие это пехотинцы закричали «Ура!».