"Если", 2010, № 5 - Страница 34

Где же они?

На небесах, конечно. Хорошенько подумайте: это яснее ясного. Кто откажется прохлаждаться в раю, когда дерьмо ударит в вентилятор, а лопасти, брызгая и плюясь, замрут? Горизонт событий, в отличие от вмещающей его Вселенной, вечен. Рано или поздно все догадываются об этом. Собирают манатки (отсюда — отсутствие электромагнитных сигналов в царствии небесном), гасят свет, хлопают дверью…

Прощай, жестокий мир.

Но где-то, когда-то, в дальних далях континуума, при свете последней умирающей звезды, на последнем пепелище галактики случилось нечто чрезвычайно странное. Случится.

Мы, люди, совершили первородный грех.

Ладно, пусть это не вполне вопрос Божьего промысла. Должно существовать объяснение. Но никто точно не знает какое.

Возможно, после десяти миллиардов лет бездействия повернули какой-то рубильник. Полетело реле. В механизм неведомыми дорожками заполз таракан. И без вести пропавший разумный вид внезапно вытряхнуло в студеную последнюю ночь.

Первая мысль: «А, черт».

Вторая: «У-у, холодрыга!».

— Возьми меня, Уильям, — говорит Лу. — Согрей. Я ужасно замерзла. Ну же, Уильям, поддай жару, чтоб я вся горела!

Согреть смерть. Стылую ночь на исходе времен. Вот откуда я родом. Вот откуда родом Лу. Мы — будущее. Ни одна религия не изобретала в наказание грешникам и безбожникам столь холодный, мрачный, тоскливый ад. Мы — пыль, поднятая бессильным дыханием последнего вялого ветерка в пустых покоях на задворках замка.

Мы хотим жить. Захотим. Мы помним, как было в раю, пока нас не вытряхнули оттуда.

Но…

…вот он, большой секрет…

…ради путешествий в прошлое мне пришлось пожертвовать своей… гм…

…человечностью.

Да был ли я человеком? Мне нравится думать, что был. В некотором роде. Ну, знаете: кэш-копией. В общем, тоже бытие. Их архивируют, предоставляют ограниченное рабочее пространство. Но биологическая жизнь гораздо приятнее.

Не то внутри Яйца. Там у нас была вечность, чтобы расширять базы данных. Обрабатывать информацию. Грезить. Или так нам мнилось. Какая разница… В конце концов мы и впрямь получили в свое распоряжение миллиарды лет.

И изменились. Стали не живыми. Не мертвыми. Каждое «я» обросло, точно ракушками, миллионом столетий дум, превратилось в погремушку на хвосте у змеи мемов.[17] Распознать в них людей чрезвычайно трудно.

И все-таки куда легче…

…чем в том, что я теперь…

…чем я учусь…

…гнушаться.

Собой.

Встаю. Натягиваю штаны.

— Прости, Лу. Я женат.

Она оборачивается. Этим ее не уешь. Улыбается.

— Да. На мне.

— Уже нет, — говорю я. — Не здесь.

Я отпускаю ее. Толкаю вперед. Охнув, она приземляется на персидский ковер (симпатичный; мы с Ребеккой вместе выбрали его на планете, объеденной исполинской мутантной овцой), запутавшись в собственных руках и ногах. Лу удивлена, унижена. Враскоряку даже богиня выглядит глупо. Но это ненадолго.

Надо удирать, пока Лу не сказала правильные слова, не сделала правильный ход, чтобы снова завлечь меня.

Подхватываюсь. Выбегаю из кабинета. Ныряю в портал. Вдогонку эхо несет ее смех.

Прыжок наобум. Прибываю куда-то в М5.[18] По крайней мере, судя по номеру станции сопровождения цели, обозначенному на голой стене, в которую я утыкаюсь. Без разницы. Хоть к черту на рога. Назад в портал. Еще прыжок. Еще.

Все зря.

Нельзя сбежать от настоящего. Ты это отлично знаешь.

Ты.

Я.

Переношусь обратно на Старую Землю.

Кажется, я где-то в южном полушарии. От портала открывается ночная панорама рваной цепи гор. Понятия не имею, как они называются.

Но чувствую — я дома.

Наверху полная луна.

Нет — Луна.

Я рассматриваю луну.

Что-то холодит ладонь.

Опускаю взгляд.

Рука сжимает пистолет.

Его туда вложила, конечно, Лу.

«Сто один совет путешествующим во времени»: как вернуться в прошлое.

Никак.

Ну ладно, ладно. В определенном смысле можно. Главное — избавиться от своего «я». Отдать швартовы. И никак иначе. Нужно слиться со Вселенной, стать постоянным элементом мироздания.

Нечто подобное происходит с наладчиками, когда те отбывают срок договорной службы, но, повторяю, это не одно и то же.

Нет, поскольку вы навсегда вымарываете себя из бытия.

Как?

Классический способ: убейте родного дедушку. Или проделайте нечто в том же духе. Выпустите свою неповторимость в бездну. Уцелеет та единственная часть вашего «я», которая не зависит от времени. Тень. Фантом. Морок.

Назовите ее по примеру наладчиков «типом». Но наладчики — теоретически — могут получить свою человеческую природу обратно.

Путешественники во времени — теоретически — не могут.

Механика проста. Вы — обычно в обличье огненного ангела, или демона, или чего-нибудь этакого с поправкой на эпоху — являетесь предку. Он (или, может статься, она) нехотя подчиняется логике оружия в вашей руке.

Вероятно, вы с меньшими нравственными угрызениями прикончили бы какого-нибудь своего малоразумного пращура из рода Homo habilis,[19] но чересчур далеко забираться в прошлое нельзя, не то впридачу вы истребите половину человечества.

Убивая деда, вы фактически убиваете себя. А еще отца или мать. Всех братьев и сестер. И это лишь верхушка пространственно-временного айсберга. Заодно вы уничтожаете и все грядущие поколения.

Своих детей. Детей детей. И детей их детей.

Тысячи. Миллионы.

Ведь это не так, как если бы вы постановили не обзаводиться потомством. Нет, вы навсегда изгоняете возможное из царства вероятного, а это все меняет. Потому что любое ваше возможное когда-то было действительным.

Остаются отголоски.

И неотступно преследуют вас, заразы.

Такие дела.

Итак, сновать по тропинкам времени я волен благодаря тому, что грохнул некоего Томаса Лэнгерна. Аж из поколения Великого Кочевья. Но впереди Тома ждали не загрузка в буфер и не переселение в Собор. Всего через десять лет после моего прибытия Тому предстояло погибнуть в чрезвычайно неприятной аварии портала, связанной с несоответствием данных.

Проклятье! Ему все равно суждено было умереть, не оставив копии в кэше. Просто сперва он успел бы завести детей.

Когда я встретил Ребекку, между нами тотчас вспыхнуло взаимное влечение. Тяга друг к другу, почти такая же неодолимая, как у нас с Лу.

Я давно отчужден от генов своих предков, но во мне хранятся тени их личностей. Душа. Так я это назвал.

Удивительно ли, что мне понравилась женщина из тех, какие нравились моему далекому дедушке Томасу?

Женщина, которая вдобавок приходилась мне далекой бабушкой.

Ладно, не берите в голову.

В будущем я был женат. И вовсе не бросал Лу. Такая же, как я, путешественница во времени — и куда более активная, — она регулярно наведывалась в мой кабинет озвучить распоряжения из прекрасного далека. Но Лу — конструкт, обобщенный образ, химера. Я тоже. По крайней мере, когда-то был.

Лу — не настоящая.

Ребекка — настоящая.

Осознав, что влюбился в Ребекку, я и сам впервые за долгое время почувствовал себя настоящим. Ребекка что-то пробудила во мне. Генетика тут ни при чем. Скрытые или изолированные данные — тоже. Шлепнув Томаса Лэнгерна, я все это уничтожил. Стер.

Догадываюсь: тут полагалось бы сказать, что в известной мере, некоторым образом произошла встреча сердец. Я этих тонкостей не понимаю. Знаю только, что мы сидели в каком-то ресторане где-то на просторах длинного рукава Галактики, лакомились чем-то вроде улиток, запивали их красным вином, и я вдруг посмотрел через столик и перехватил ее взгляд. Я проглотил улитку, или что уж это было, и скривился. Но тотчас улыбнулся, желая показать Ребекке: все в порядке, слизняком меня не отвадишь. Мне очень хорошо сидеть тут с ней. Несказанно хорошо.