«Если», 2010 № 04 - Страница 48

— Прибыли, — кричит довольный Пахомов. Ему хорошо. У него есть ватник. И черная вязаная шапочка.

— Т-т-лич-ч-чна! — выжимаю я из себя, натягиваю на негнущиеся пальцы нитяные перчатки и пытаюсь отсчитать Пахомову нужное количество купюр. Боря поправляет ушанку, постоянно спускающуюся ему на глаза, и косится на меня. Наконец не выдерживает и задает прямой вопрос:

— Папа, это деньги?

— Д-д-да, — киваю я. — Д-д-дрянь!

Боря удовлетворен. Я тоже. Это первые его слова с момента отъезда из детдома. И меня радует хотя бы то, что мальчик готов к контакту. Я не хочу постоянно влипать в разные неприятные истории. Одинокий мужчина с маленьким мальчиком и так-то вызывает ненужные вопросы, а с Борей, у которого ко всему прочему нет никаких документов, трудно даже надеяться на поездку без приключений…

К счастью, на вокзале в Таксимо мы долго не ждем. Нас подбирает до Усть-Кута почтовый вагон, где мне удается пристроить Борю подремать на мягких мешках с письмами. От Усть-Кута до Тайшета цепляемся к вагону-ресторану. У директора передвижного пищеблока Севана Арутюновича имеется малолетний внук Севанчик, поэтому с добродушным Севаном мы находим общий язык довольно быстро. Мы с ним даже по рюмке коньяка успеваем опрокинуть за знакомство. Продолжается наше везение и в Тайшете. Мне удается заболтать пожилую кассиршу, и до Красноярска мы отправляемся почти с комфортом — в общем вагоне. Долго пьем чай, разговариваем, смотрим в окно. Боре все в диковинку. И от окна его не оторвать. Он даже соглашается на радостях снять пальто. Но шапку пока не отдает.

— Да, не сладко вам пришлось, — сетует проводница, внимательно разглядывая то Борю, то меня.

Я не возражаю. Нам действительно никто дорогу не сахарил…

В Красноярке мы довольно легко отбиваемся от дежурного лейтенанта на вокзале, которого сильно смущают синяки на Бориной физиономии. Сначала лейтенант пытается вытребовать у меня доверенность на перевозку несовершеннолетнего сына, но в нужный момент Боря так яростно виснет на моей руке и так отчаянно вопит: "Дяденька, не трогайте моего папу", что доблестному сотруднику транспортной милиции не остается ничего другого, как отпустить нас на все четыре стороны. В одной из этих сторон я покупаю дешевую пудру и пытаюсь решить вопрос с синяками кардинально. Боря морщится, но пудру терпит.

— А ты молодчага, парень, — говорю я, когда мы устраиваемся на нижней полке плацкартного вагона пассажирского поезда «Иркутск-Казань». Боря смотрит по-прежнему хмуро, но прижимается ко мне теснее.

Так мы и едем с ним весь день. Вместе истребляем копченую курицу и консервы «Сайра». В промежутках опять пьем чай и смотрим в окно. Ближе к Новосибирску Боря разрешает снять с себя не только шапку, но и зимние ботинки, после чего мгновенно засыпает. Накрывая его чуть влажной простыней, я ловлю себя на странной мысли. Мне уже не первый раз кажется, что какими-то отдельными штрихами, какими-то неуловимыми элементами, случайными и неловкими движениями этот затюканный детдомовский мальчик напоминает меня в далеком детстве. Но такие мысли я прогоняю. Они высверливают мозг не хуже советской бормашины…

В Омск мы прибываем утром и долго прощаемся со всем вагоном. Сердечно машем рукой проводницам. Потом долго машем всему вагону с перрона, а весь вагон — нам в ответ. В Омске установилась какая-то совсем тропическая погода с влажной жарой и плавящимся асфальтом. Я вызываю по телефону такси, и мы, отдуваясь, бредем в сторону привокзальной площади. Боря тащит свое пальто сам. Он плавится от жары вместе с асфальтом, но мужественно терпит.

Таксист оглядывает нас с ног до головы и требует оплату вперед. Я без возражений отдаю последние две сотни, и через двадцать минут мы с Борей уже стоим перед подъездом Вероники. Оба задираем головы и смотрим на два крайних окна.

— Там живет моя мама? — интересуется Боря.

— Надеюсь, что да, — вздыхаю я. — Давай мы с тобой присядем на пару минут. Смотри, какая лавочка удобная!

Теперь вздыхает Боря, но послушно пристраивается рядом.

Пауза мне нужна как воздух. Я еще не уверен в том, что все сделал правильно. Но при этом я прекрасно понимаю, что иначе поступить не мог…

В кармане оживает телефон.

— Привет, — говорю я в трубку. — Извини, Гера, совсем забыл тебе позвонить.

— И ты называешься друг? — смеется он в ответ. — Ты получил свой новый паспорт?

— Упс, — говорю я. — Паспорт… Совершенно вылетело из головы…

— А что ты сейчас делаешь?

— Культурно отдыхаю. У нас в Омске тоже имеются места, где можно отдохнуть. Есть даже целый Парк культуры и отдыха… Гера, извини, я сейчас немного занят. Я тебе позже перезвоню…

— Погоди, не отключайся. Я тебя вчера во сне видел. Вроде мы были вместе на каких-то похоронах. А кладбище под горой. Все спускаются по дороге, а внизу река. Очень странная река. Вода в ней ледяная, почти черная. Я веду за руку какого-то мальчика. А ты в одиночку гроб несешь… Евгений, ты меня слышишь? Ты когда в Берлин возвращаешься?

Но на этот вопрос у меня пока нет ответа. Я делаю вид, что связь прервалась, и отключаю мобильник…

— Папа, смотри — это деньги? — задумчиво интересуется Боря, демонстрируя мне грязную сотку.

— Ты где это взял? — удивляюсь я.

— Под лавочкой, — признается Боря.

— Вот и положи обратно, — требую я. — И не хватай всякую гадость. А лучше кинь эту бумажку в урну. Понял?

— Понял, — говорит Боря и послушно избавляется от купюры.

— Ну что, потопали домой? А то наша мама уже заждалась, наверное…

Удивленная Вероника застывает в двери. У нее за плечом я вижу свою не менее удивленную дочь Ксюшу. Немая сцена длится не меньше минуты. Все это время Боря переминается с ноги на ногу рядом со мной, но потом не выдерживает и прячется у меня за спиной.

— Титов, ты что?.. — вздыхает Вероника. — У меня даже слов никаких нет, одни звуки. Это, конечно, не твой сын?

Я отрицательно мотаю головой.

— И тебя не смущает, что вы похожи?

Я опять мотаю головой и вытаскиваю Борю из-за спины.

— Вика, посмотри внимательнее. Разве мы похожи?.. А можно мы зайдем? Мы очень устали. Как-то все сумбурно вышло… Ксюша, отомри. Поздоровайся с папой и, если тебе не трудно, помоги этому бойцу раздеться.

Недоумение на лице дочери сменяется любопытством. Первую часть моей просьбы она игнорирует, но на вторую откликается: забирает у поникшего Бори пальто и быстро уводит его в комнату.

— Вот и славно, — оживляюсь я. — Вика, это действительно не мой сын. Клянусь! Это просто мальчик из детского дома. Мне пришлось его выкрасть.

— Зачем? — ошарашенно спрашивает Вероника. Глаза у нее становятся большими, как две мишени игры "Дартс".

— Ты не поверишь: я хочу, чтобы мы его усыновили.

— А кто его родители? Вдруг они алкоголики?

— Нет, они точно не алкоголики, — успокаиваю я жену. — С родителями у него запутанная история, но об этом чуть позже. В двух словах не расскажешь.

— Титов, я тебе честно скажу: от твоих выходок я в шоке. Я даже не знаю, что в таких случаях следует делать…

— В таких случаях следует жить, — уверенно говорю я. — Шить сарафаны и светлые платья из ситца…

— Вы полагаете, все это будет носиться? — слегка подыгрывает мне Вероника.

— Я полагаю, что все это следует шить. Проблемы, конечно, могут возникнуть, поскольку у мальчика нет документов. То есть вообще никаких. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Если ты, конечно, дашь мне еще один шанс…

Я улыбаюсь.

Мне удается наконец ухватить за хвост мысль, которая изводит меня уже вторые сутки. И теперь я отчетливо понимаю, что смогу многое. И справиться с Борей я тоже смогу. Справились же как-то с Зародышем мои родители. Значит, смогу и я.