«Если», 2008 № 11 - Страница 7

— Слухи, — заявляет одна из студенток, Марлин Фитч, и сама удивляется, что у нее вырвалось такое. — Как насчет слухов, что инопланетянам нужны добровольцы?

— Но ради чего? — я пожимаю плечами. — Я слышала, что им нужны колонисты, коллаборационисты, послы, образцы для исследований, переводчики… — Я загибаю пальцы.

— Нет, — возражает Грегори Лин. — Им нужны разуверившиеся, разоренные, нищие, бездомные, отчаявшиеся, смертельно больные…

— Стоп. — прерываю я, — до кого-нибудь дошел слух о том, как записаться в добровольцы?

Молчание.

Мы говорим о похищении жен как форме экзогамии в примитивных обществах, потому что ничто другое мне в голову не приходит. Одна из студенток бледнеет, испугавшись, что я говорю о сексе с инопланетянами.

— Экзогамия — метафора, — объясняю я. — Если инопланетяне похищают людей или берут добровольцев, то, вероятно, ради культурного обмена или чтобы обратить в рабство, но не потому, что намерены вывести полукровок-инопланетян. — И мысленно добавляю: «Надеюсь».

В марте равноденствие придется на 11:46 по Гринвичу, и мне откажут в возобновлении контракта.

Я вернусь домой рано и буду сидеть в темноте, ждать, когда придет Джим. Он запаздывает. Я вспоминаю, как он касается руки Шелби, и мне совсем не нравится то, что я при этом чувствую. Когда он все-таки объявляется, я молчу, потому что не хочу потерять карьеру и мужа в один день. Я вру про место на факультете, говорю, что пока ничего не решено.

Ну вот, теперь мы оба лжем.

В марте инопланетяне сидят тихо. До меня даже слухи не доходят.

В апреле в северном полушарии установится необычно ранняя и теплая весна; исчезнет еще один миллион человек, и по всему миру вспыхнут очаги насилия.

В безопасности Среднего Запада я начинаю подыскивать себе новую работу, мне неинтересно торчать там, где я не могу преподавать и вообще никому не нужна. Поиски работы — нынешний смысл моей жизни, пока не исчезает второй миллион.

На сей раз университет не отменяет занятий, пока не становится ясно: исчез студент. Но мой семинар начинается до отмены, и студенты ко мне приходят оглушенные, подавленные. Это уже не тот рациональный мир, который обещало им либеральное гуманитарное образование.

Все занятие мы говорим про инопланетян, но мне не удается направить разговор в русло антропологии.

— На сей раз до меня слухи не дошли, — говорит Грегори Лин.

— Может, на сей раз добровольцев не было, — шепчет Марлин Фитч.

Тем вечером в центре города вспыхивают беспорядки, ведь утрата обращается в протест, протест — в демонстрацию горя и отчаяния, а демонстрация — в побоище. Я сворачиваюсь калачиком на диване, смотрю новости. Джим возвращается поздно и, делая вид, что все в порядке, вообще со мной не разговаривает.

На следующее утро флаг в кампусе поднят до половины.

Погода не по сезону теплая, я сажусь на траву, чтобы съесть ланч. Подходит Грегори Лин.

— Профессор Нейду?

Подняв голову, я щурюсь на слишком яркое небо, и Грегори садится рядом. Разговор неизбежно переходит на инопланетян, других тем сейчас нет.

Грегори с тоской смотрит на притихших студентов, расходящихся по аудиториям.

— Вот значит, как оно будет? — спрашивает он. — Мы всегда будем жить в страхе, что инопланетяне заберут нас?

— Мы не знаем, вдруг исчезнувшие были добровольцами, Грегори.

Но этого, скорее всего, никто никогда не узнает.

В мае на Среднем Западе начнется засуха, и я установлю контакт.

Но сначала Джим признается, что у него есть любовница. Мог бы не признаваться: от него разит блудом, словно запахом пота. Вместо того, чтобы устроить сцену, как он ожидает, я рассказываю, что недавно потеряла работу, а потом, расплакавшись, ухожу из дома прокатиться на машине в ночи.

Милях в двухстах от дома я обнаруживаю, что в телефоне у меня сел аккумулятор, а зарядки нет. Я останавливаюсь у ночного супермаркета купить одноразовый телефон. По дороге к дверям вижу на фонарном столбе неоново-голубой стикер. АРХЕОЛОГИЯ КОНСУЛОВ — значится на нем, а ниже указан бесплатный номер.

Термин я помню по курсу истории археологии в период колониализма. Один-единственный археолог отвечал за раскопки во всех владениях колониальной державы: на бескрайних просторах Африки, например, которые сегодня заняты четырьмя или шестью современными странами. Все работы шли под эгидой одного человека (ведь в те времена, конечно, археологи были мужчинами). Археолог представлял интересы колониальной державы. Находки, само собой, отправлялись в метрополию, не возникало даже вопроса о том, чтобы оставить их на месте ради сохранения культуры данной страны. Это была археология в духе охоты за сокровищами, разграбления гробниц и Индианы Джонса. Странно подумать, что есть какая-то молодежная группа с таким названием.

Я покупаю одноразовый телефон, но не звоню домой, а набираю бесплатный номер, нацарапанный под словами «Археология консулов». Один гудок, и теплый женский голос спрашивает, как меня зовут. Мне настолько не по себе, что я называю свою фамилию.

— Доктор Нейду? Мы надеялись, что вы позвоните.

И я сразу понимаю, что, сама о том не подозревая, вступила в контакт с инопланетянами.

В июне солнцестояние произойдет в 05:45 по Гринвичу, и я стану коллаборационистом инопланетян.

Мой контакт с инопланетянами остается тайной большую часть недели. Выпускной вечер состоялся. Он прошел в конце мая, перед тем как я в последний раз выставила оценки. Грегори Лин приходит повидать меня, когда я одновременно упаковываю вещи и ставлю оценки за курсовые. Это в первый день июня.

— Профессор Нейду?

— Пожалуйста, зовите меня Элизабет. Я уже не ваш профессор.

Ему не по себе от того, что я разрушила разделявшую нас стену, но он слишком воспитан, чтобы отказать в просьбе. До конца разговора он избегает называть меня по имени.

— Я был… — Он словно мнет воздух в руках — жест, который я помню еще с зимы, когда он комкал шерстяную шапку. — Мне хотелось бы поблагодарить вас за рекомендации, которые вы мне написали.

— Не за что. Надеюсь, вы сможете выбирать, в каком университете учиться.

Он делает глубокий вдох, оглядывает оголенные стены кабинета.

— Вы переезжаете?

— Правду сказать, мой контракт не возобновили. Я собираю вещи.

— Что? — Вид у него ошарашенный. — Вы потрясающий преподаватель, один из лучших, какие у меня были.

— К сожалению, умение преподавать не самое высокое достоинство в исследовательском учреждении вроде этого.

— Что собираетесь делать?

Я мешкаю. Как сказать ему, вообще кому-нибудь, что я уже сделала?

— Я согласилась занять другое место.

— Где?

Я не готова солгать ему, хотя сумела солгать Джиму, родителям, коллегам.

— Вступила в «Синдикат Звездного пути», — увиливаю я. Это код, известный лишь предателям.

Он заливается краской, глаза у него загораются ярче.

— И я! — восклицает он.

Я падаю на стул.

— Я еду, — говорит он. — Я не мог… Мне надо было знать, что они делают. И я узнаю это!

— Ваш статус?

Он пожимает плечами.

— Начальный уровень. Мне пришлось пройти вступительный тест. У меня недостаточно образования, чтобы стать экспертом, но я умный, и у меня есть желание работать. — Он словно цитирует какую-то инструкцию.

— Как они вас нашли?

Он шаркает, мнется и лишь потом выдавливает:

— Я сам их нашел.

— Как? — Мне болезненно интересно. Я даже испытываю облегчение, что отыскала хотя бы кого-то, с кем поделиться.

— Пользовался слухами. Чаще всего от бездомного, который торчит у здания факультета психологии. Помните? «Брось мелочь, мой добрый, добрый друг. Благослови Боже твои дни». — Подражает он великолепно, уловив хрипловатый тембр бродяги. — Только теперь бедолага не просит денег, просто стоит и бормочет. Нужно подойти совсем близко, и тогда услышишь, что он знает выход, что может связать тебя с кем надо, что альтернатива есть.

— Альтернатива?