«Если», 2008 № 11 - Страница 6

— Минуточку! — перебил я. — Но ведь по правде этого сундука у вас нет, а, парни?

— Говорю же: Рейган с Теллером в вашем кабинете читают, — сказал Хайнлайн. — Мы все порылись в этой фуре, забитой рукописями. Надеялись отыскать что-нибудь хоть наполовину читабельное.

— Собственно, тогда миссис Кеннеди и взбрыкнула, — уточнил Кэмпбелл. — Мы-то полагали, что спасаем великую литературу… в общем, и спасли… но при этом потеряли мир, где образованность позволяла оценить ее по достоинству.

— Погодите! — взмолился я. — Как вы получили этот сундук? Где он был?

Кэмпбелл и Хайнлайн походили на маленьких мальчиков, застигнутых на месте преступления. Неловкое молчание нарушил Хайнлайн:

— Как получили — история неприглядная, особенно для секретной службы. Что касается того, где… гм… Вы с женой уснули, а мы разговорились. Доставить сундук Атигон обещал «скрытно» на земной манер. То есть, с точки зрения Макартура, непременно в простой коричневой обертке. И вдруг мы углядели на вашем участке допотопный дряхлый сортир и вспомнили любовь нашего гостя из космоса к хохмам, а отхожее место у вас без затей, коричневая будочка… Миссис Кеннеди божилась, что наш долг перед человечеством — срочно востребовать сундук, ну и…

— Ваша жена очень любила этот нужник? — спросил Кэмпбелл. — Мы наверняка сумеем его восстановить, если…

— Нет, она мечтала его снести, — успокоил я.

— Славно. Тогда остается последний вопрос: девичья фамилия вашей жены. Это она — Агнес Бетелл?

— Да, — ответил я. — Она — ваша незнакомка. Во сне Агнес выглядела намного старше, поэтому не диво, что вы ее не узнали.

— Оставим лирику, — отмахнулся Кэмпбелл. — Сейчас, Эрл, важно другое: она сидела слева от вас. Значит, либо она посмотрела сон первая, либо увидит его последней.

Утвердительно кивая, Хайнлайн спросил:

— Восемь дней назад она не упоминала о странном сновидении?

— Нет, — сознался я.

— Выходит, увидеть сон ей предстоит сегодня! — воскликнул Кэмпбелл. — Ничто не решено! Мир по-прежнему в опасности, а мы бессильны! Давать наставления бесполезно — мы подготовим одну мисс Бетелл, а на встречу отправится другая.

— Спокойно, парни, — усмехнулся я. — Агнес не один десяток лет состояла при мне секретарем. Это она всегда наводит заключительный глянец на мою работу. Мы как за каменной стеной!

Мерри Хаскелл

ДНЕВНИК ВТОРЖЕНИЯ

В январе состоится полное солнечное затмение, тень пройдет над Индийским океаном, над Суматрой и Борнео. Два дня спустя инопланетяне вторгнутся на Землю.

Никакие космические корабли не замерцают в голубом небе, не зависнут над нашими городами. Однако ночью, когда у горизонта мы увидим мигающие световые точки, бледные и мелкие, как звезды, мы примем их за наши собственные самолеты или спутники. Но нет, это будут инопланетные корабли, корабли завоевателей.

Вот и все, что мы увидим. То, что мы услышим, будет расплывчатым и туманным — слухи. Или, точнее, один слух, но настойчивый: инопланетянам нужны добровольцы.

Разумеется, нам с друзьями по факультету потребуется море пива, чтобы обсудить слух в подробностях. Я развиваю теорию розыгрыша.

— Если в ионосфере притаились повелители Вселенной, — говорю я, — а наше правительство неспособно держать оборону, поскольку земное оружие против них бессильно, и наш президент никогда с ними не встречался, потому что мы не знаем, как вступить в контакт, то каким образом им удалось выучить языки Земли настолько хорошо, чтобы распускать слухи?

— Может, они выучили английский, пока смотрели телевизор? — встревает Дэвид. Мы все смеемся над несчастным факультетским женатиком, потому что люди мы не самые приятные.

Шелби, наша этнолингвистка, подается вперед, дабы объяснить Дэвиду, насколько «вне» должен быть внепланетный язык и, господи боже, неужели он ни черта не смыслит в межкультурных контактах? Шелби немного пьяна и немного резка, и вскоре Дэвид с женой уходят.

Чтобы разрядить обстановку, я предлагаю выпить за инопланетян.

— Кто, как не они, отвлекает от повседневных проблем, — возвещаю я, прежде чем признаю, что понятия не имею, как может состояться взаимопроникновение культур. Ведь ни одного пришельца мы не видели. У нас и имелось-то лишь размытое изображение с любительского телескопа одного космолета: очертания приземистого, почти квадратного корабля.

— Во Вселенной, наверное, не слишком многолюдно, — задумчиво говорю я.

— С чего это ты взяла? — спрашивает мой муж Джим.

Шелби усмехается и подается к Джиму. Джим даже глазом не ведет. Он хорошо знает Шелби, они закадычные друзья, правда, когда Шелби не слишком пьяна.

— Когда человек вышел из Африки, — говорит Шелби, и все за столом стонут. — Когда человек вышел из Африки, — ревет она, перекрывая стоны, и стучит кулаком по столу, — у него не было ни искусства, ни украшений, и мало что отличало племенную группу в Европе от племенной группы в Азии. Это потому что у племенной группы был размах… — Она широко разводит руки: — Ну, огромные охотничьи территории. О ресурсах речь не шла, понимаешь?

Джим кивает.

— Но потом популяция начинает расти. Твои дети уже не могут образовать новый клан внутри племени, не вторгаясь на территорию другой группы. Возникает конфликт. Людям надо знать, кто враг, а кто друг, с одного только взгляда, и притом на расстоянии. Одни люди, — она подвигает к себе солонку и перечницу, — начинают раскрашивать лица красным. А другие, — она подтягивает к себе стопку подставок под пиво, — принимаются размалевываться белым. Начинается примитивная дифференциация.

Она сталкивает перечницу с подставками, заставляя их сражаться.

— Шелби, — Джим берет ее за руку, чтобы прекратить подставочно-перечные войны. — Шелби, у меня-то лицо не красное.

— Да нет, красное, — говорит она. — А еще белое и синее. — Свободной рукой она указывает на флаг со звездами и полосами, висящий над стойкой. — Вон оно, твое лицо. Прямо там.

— Так ты считаешь, у инопланетного корабля должны быть… полоски? — спрашивает Джим. Мне кажется, его большой палец массирует ей ладонь, но я приписываю это тому, что все уже пьяны.

— Что-то в этом роде, — говорю я, отнимая его руку от ладони Шелби. Я не стану напоминать вслух, что некоторую роль, возможно, играет чуждая нам биология, которая дифференцирует иначе, чем по внешнему виду.

Тем вечером мы много пьем и болтаем без особого смысла.

В феврале сурок увидит собственную тень, и миллион человек ни с того ни с сего исчезнет.

За исключением нескольких истово верующих, никто не посмеет предположить, что это Вознесение, поскольку ни один из исчезнувших не будет принадлежать к какой-либо религиозной группе, его исповедующей.

В день исчезновения лишь половина моих студентов, шаркая, приходит на одиннадцатичасовой семинар, вид у них растрепанный и напуганный. Через двадцать минут заглядывает старшекурсник, чтобы сказать: занятия на сегодняшний день отменены. Студенты все как один вздыхают, но не от облегчения.

Большинство не уходит. Они смотрят на меня большими влажными глазами. Они уверены: я-то объясню, что к чему.

— Я не знаю, как объяснить исчезновение людей, — говорю я. — Помимо того, во что сейчас верят все и каждый: это инопланетяне.