«Если», 1996 № 08 - Страница 61
Ко всему еще предписывалось, чтобы творческое лицо соотносило себя с государственной идеологией (обслуживало либо восставало против нее, что практически одно и то же — это работа на «рейтинг» Системы). Не исключено, что в этой формулировке отразилось иное, чем на Западе, отношение к книге на Руси: уважительно-опасливое. Ее воспринимали как нечто среднее между Священным Писанием и Некрономиконом.
Однако рынок медленно превращал книгу в такой же товар, как пиво или колготки, то есть в продукт практически одноразового пользования. Издательства, начавшие свой бизнес с фантастики, быстро сориентировались и стали выпускать все, что было по нраву покупателю. Кто не мог поступиться вкусом — вымер. Надо сказать, выпуск фантастики шел (и сейчас идет) волнами, пик каждой — что-то около полутора-двух лет. Рынок насыщается, издатели переходят на выпуск кулинарных книг или эротики, постепенно экологическая ниша пустеет, и тот, кто вовремя успевает выбросить на прилавки новый блок фантастики, срывает куш. За ним подтягиваются другие и быстро насыщают рынок. Наступает стагнация, издатели переключаются на дамские романы и астрологию. Цикл повторяется. Крупные издательства не сворачивают полностью издание фантастики даже в моменты пресыщения, чтобы в нужный момент быть готовыми. Слабым издательствам это не под силу, хотя они маневреннее…
Сейчас приближается третий всплеск издательской активности. К концу года он должен достигнуть апогея. Идет наступление отечественных авторов, причем, так называемой «четвертой волны». Надо ли говорить, что это в основном «малеевцы»! Куда ни посмотри — на лотках радуют глаз книги Успенского, Лукина, Столярова, Рыбакова, Лазарчука, Иванова, Логинова, Трускиновской, Штерна… Всех не перечислишь! Появляются новые имена — Лукьяненко, Буркин, Васильев, Тюрин, Кудрявцев… Активизировались старшие «братья и сестры» по перу — Михайлов, Ларионова, Мирер, Крапивин, ну а Кир Булычев просто делает книгу за книгой, поражая своей работоспособностью. Словом, полная благодать…
Но и потери за последние десять лет в рядах были немалые. Не дожил до своей первой книги Виктор Жилин, бывший в свое время старостой Питерского семинара, ушел молодой и очень талантливый Сергей Казменко, тоже не увидевший своей книги. Владимир Фирсов, москвич, не дожил буквально считанных месяцев до первой книги. Ушел из жизни прекрасный человек и блестящий литературовед Виталий Бугров. Естественную «творческую убыль» пополнили иные: Измайлов и Руденко ушли в детективщики, Веллер в беллетристику, Покровский — в журналистику, Ютанов в издатели, Пелевин отрекся от фантастики и с головой погрузился в политпсиходелическую прозу, Саломатов стал хорошим детским писателем… Правда, взамен подтянулись другие, но многие из них пока на одно невыразительное лицо, а их литературное творчество все больше стало напоминать производственный процесс. Заработал конвейер.
Критика же впала в депрессию. Вл. Гаков лет пять назад заперся в малогабаритной башне из слоновой кости и на все предложения выйти поговорить брезгливо отплевывался. Впрочем, недавно он издал уникальную во всех отношениях «Энциклопедию фантастики», взяв скандальный реванш за долгие годы молчания. Волны от «Энциклопедии» расходятся до сих пор. А. Кубатиев замолчал. Куда-то исчез К. Рублев. Критик Р. Арбитман ударился в литературные мистификации, но в итоге стал автором политических триллеров. С. Переслегин держится молодцом, но надолго ли его хватит…
Квартира Валуна поразила голыми комнатами. Мебели нет, картонные короба в углу, драные обои и запах нежилого помещения. Дима пояснил, что вдова продала квартиру. В комнате на подоконнике лежали папки с бумагами, на стенах кое-где сохранились плакаты с кинозвездами и цветные вырезки из журналов.
Мы присели на коробки с книгами. Дима сказал, что эта квартира напоминает ему отечественную культуру. Только на миг отвернешься, отлучишься ненадолго, а ситуация изменилась, исчезло все знакомое, где-то жизнь продолжается и бурлит, а ты выпал из потока и остался в захламленном сарае. Кто не успел, тот опоздал. Я возразил ему в том смысле, что культура — это не испытания рысистых и не тараканьи бега, хотя столичные тусовки навевают порой тягостные мысли. Дима не стал спорить и похлопал ладонью по папке с бумагами.
Он добросовестно, по листику, изучил все записи Валуна и пришел к выводу, что тот немного перебрал с китайской классикой, перечитывая каждый год практически все, что у нас переводилось и было издано. Обчитавшись, Валун решил, что произошло переселение государственных душ. Что-что произошло, не понял я, каких душ? Государственных, повторил Дима. Речь идет не о классической персональной инкарнации и реинкарнации, а именно о государственной душе или, если угодно, душе государства, этноса, народа. Расхожие выражения «душа народа», «дух нации» это не просто образные словосочетания. Ага, сообразил я, речь идет о юнгианском коллективном бессознательном. Нет, возразил Дима, гораздо сложнее, это хитрая структура, напоминающая соты, где каждая персональная душа имеет коллективный ингредиент, а индивидуальная составляющая отдельной души включена в целокупность. В зависимости от исторического ландшафта и биофизического предопределения развивается та или иная сторона, и тогда говорят о склонности к коллективизму, общинности либо же к индивидуальности, эгоцентризму.
Весь этот бред я выслушал невозмутимо, только в конце не выдержал и спросил, при чем тут китайцы. При том, ответил Дима: с ними и произошла рокировка государственных душ. Милое дело, усмехнулся я, когда же произошло сие прискорбное событие?
Оказалось, что Валун именно это пытался выяснить. Он отождествил Великую Китайскую стену с «железным занавесом» и предположил, что инкарнационным отражением императора Цинь Шихуана был Сталин. Оба они были крутыми ребятами, быстрыми на расправу с врагами внешними и внутренними. Но это решение лежало на поверхности, было слишком очевидным, а значит, неверным. Тогда он предположил, что на эту роль годится Ленин. Предание гласит, что после смерти грозного императора 60 лет боялись объявить народу о его кончине, опасаясь смуты. И наш почти столько же пролежал без захоронения и посейчас лежит. Стоило усомниться в том, что он «живее всех живых», как все посыпалось. Тут Валун нащупал одну тонкость — имя императора вовсе не было именем, оно просто означало Первый циньский император, за ним должен был следовать Эр (то бишь Второй) и так далее. Ко всему еще законы магической контаминации не допускали прямого подобия! Если в первом варианте имело место ограждение, изоляция, то во втором следовало нечто противоположное. Всплыла фигура Петра Первого. Действительно, он «прорубил окно», то есть совершил обратное действие, всячески стремился вывести Россию из изоляции, не полагал соседей варварами, а наоборот, ездил к ним учиться, и так далее… При этом нравами они были схожи, здесь как раз должное совпадение индивидуальной составляющей: один, например, спалил конфуцианские книги вместе с мудрецами, второй порушил «древнее благочестие», а уж старообрядцы принялись сами себя палить вместе с книгами. Да и по времени вроде бы выходило складно — ежели до той поры заезжие гости в силу своей неблагодарности просто поносили местные обычаи, то с той поры стали уже поговаривать о загадочности России. Дима пояснил, что подобные рокировки — самое обычное дело в истории человечества. Общий баланс не меняется. Другое — метафизический аспект этих событий. Так, Петр, «прорубив окно», открыл прямую дорогу для демонов, которые, как известно, не ходят кривыми путями. Ну да, нетерпеливо согласился я, потому китайцы и делают коньки крыш закругленными. Но разговор-то не об архитектуре и не об астральном сквозняке, а о фантастике! Однако Дима гнул свою линию. Он стал доказывать мне, что вот уже почти три века, как Россия превратилась в поле битвы между демонами Востока и Запада, рассуждал о таких тонких материях, что я перестал что-либо понимать. Один фрагмент, правда, был забавен. Речь шла о самоотождествлении тех или иных социальных групп с библейскими персонажами. В свое время истинными иудеями себя считали английские пуритане, затем американские сектанты. В итоге же Дима сказал, что истинные китайцы, коими мы являемся, должны выполнить свою историческую миссию в великой битве демонических сил. Мне все эти бредни изрядно надоели. Я прямо спросил его, что нового он может сказать об исчезновении Валуна?