«Если», 1996 № 07 - Страница 47

Волна, неожиданно качнувшая палубу, отклонила подносившую мех руку троянца. Вино выплеснулось на лицо и потекло по впалым щекам. Изрыгнув проклятье, Кондом наклонился за тряпкой… и таран на носу галеры врубился в борт купеческого корабля, пришвартованного в заморазамарианской гавани.

Чтобы оценить ситуацию, Кондому хватило одного взгляда осоловелых глаз.

— Весла назад! — взревел он. Таран высвободился, и купец, в борту которого открылась шестифутовая дыра, начал быстро тонуть. Его экипаж засуетился, словно блохи на тонущей собаке. Истошно вопя и проклиная заморского идиота, моряки принялись прыгать за борт.

— Что тут стряслось? — пискляво крикнул капитан Минс[8], выходя из своей каюты. — Ну как можно спать в таком бардаке? Подумать только, меня вышвырнуло из гамака, и я порвал новые кюлоты. — Он с сожалением потеребил розовый шелк, и тут его внимание привлекли вопли моряков с тонущего корабля. — Ах, Кондом, какой ты неуклюжий! — воскликнул капитан, нежно пошлепывая мускулистые ягодицы варвара.

— Если ты сделаешь это еще раз, капитан, я сломаю тебе руку.

— Ты же знаешь, я не переношу грубого обращения. Давай лучше посмотрим, можем ли мы помочь этим бедняжкам, ладно?

Пока Минс собачился с промокшими до нитки и разъяренными купцами, экипаж его галеры, включая Кондома, с ревом бросился на штурм кабаков и борделей в припортовых трущобах. Очень скоро троянец безнадежно заблудился в кривых переулках Заморазамарии и решил положиться на свои прирожденные варварские инстинкты. Перехватив первого подвернувшегося прохожего, он стиснул сзади его шею согнутой рукой и прорычал:

— А ну, выкладывай, пока я не оторвал тебе башку, где тут поблизости можно выпить!?

Рот несчастного беззвучно распахнулся, пальцы заскребли по бицепсу Кондома. Могучий воин слегка ослабил хватку. Все еще задыхаясь, человек прохрипел:

— «Похотливая вдова» через две двери отсюда. Название написано прямо на двери.

Кондом не умел читать на шести языках.

— Спасибо, приятель, — поблагодарил он своего благодетеля и наградил его пинком, от которого тот, скользнув по мостовой, угодил в сточную канаву. Кондом зашагал дальше, пока его нос, обладающий острым чутьем варвара, не уловил благословенный запах пива.

Стряхнув с тупых голубых глаз копну кое-как подстриженных черных волос, он вошел в таверну и плюхнулся на стул. Тот развалился. Поднявшись, варвар заметил разгневанную владелицу заведения, направляющуюся в его сторону с дубинкой в руке. У нее хватило времени лишь коротко ругнуться, потому что Кондом, всегда грубо обращавшийся с дамами, уложил ее одним ударом правой и прорычал:

— Я хочу пива и тишины. Три проклятых месяца я болтался по волнам с капитаном Минсом, и теперь мне позарез н_у_ж_н_о пиво!

Хозяйка уползла обслуживать посетителя. Кондом уселся на другой, более прочный стул и приготовился от души надраться. Он даже не подозревал (впрочем, такое с ним случалось почти всегда), что за ним издалека наблюдают. Знай, о принц, что с давних времен в Заморазамарии жил пакостный некромант, колдун и языческий жрец Слот-Амок[9]. Подобный пауку в паутине, он обитал в мрачной Башне Летучей Мыши, откуда правил жизнями и судьбами жителей портового города.

Был Слот-Амок высок, неряшлив, с костлявыми плечами и надменным жабьим лицом. Все его тело, от усеянного бородавками черепа до перепончатых ног, покрывала ядовито-зеленая кожа. Его выпученные глаза пристально всматривались в магический котел, наполненный остывшим гороховым супом.

— Хе-хе, — усмехнулся он, слизнув длинным розовым языком севшую на бровь муху. Обернувшись в своему другу и нахлебнику по имени Глот, Слот-Амок заметил:

— Как жаль, что столь выдающийся тупица, как этот Кондом-троянец, должен умереть, но ничего не поделаешь — я прочитал по гуано тысячи скворцов, что он единственный из всех ныне живущих людей, кто может помешать моим замыслам.

Глот злобно хихикнул и проскрипел:

— Могу ли я помочь, хозяин? Желает ли хозяин, чтобы бедный уродец Глот ему помог?

— Верно, можешь, мой добрый Глот. И я знаю, как. — Колдун пересек комнату и подошел в столу, на котором проводил большую часть своих дьявольских экспериментов. Его деревянную поверхность усеивали глаза тритонов, жабьи лапки, крылья, шкурки и скелеты летучих мышей, и прочая экзотика. Чародей вручил ему чашу, наполненную рыхлой лиловой массой. — Вот оно, Глот!

— «Оно», хозяин?

— Да, оно. В своих кривых лапах ты держишь погибель для Кондома-троянца!

— По мне, так это обычный сливовый пудинг, ваше злодейство.

— Ошибаешься, добрый Глот — ничего подобного. Ты видишь перед собой шедевр творческой магии: первый в мире взрывающийся сливовый пудинг!

Глот моргнул и нервно проглотил слюну.

— Взрывающийся сливовый пудинг? А он сработает, хозяин?

— Неужели ты сомневаешься в моем мастерстве, жалкий червь в померанце жизни? Конечно, сработает. Он меня никогда еще не подводил.

— Но, хозяин, ты же сам сказал, что это первый в мире…

— Неважно, что я сказал, болван. Пора подготовить тебе жеребца.

Гибкие перепончатые пальцы Слот-Амока зашевелились, выполняя хитроумные пассы заклинания, ведомого лишь ему одному. Глот сжался, ужаснувшись тем зловещим силам, которые великий колдун столь небрежно вызывал. Заклубилось облачко дыма, завоняло тунцом, и на каменный пол шлепнулась тридцатифутовая летучая рыба.

Глот сглотнул.

— Хозяин, ты уверен…

— Быстрее, дурак! — гаркнул Слот-Амок, снова швыряя миску со смертоносным пудингом на вспотевшие ладони своего друга. — Дареной рыбе в хлебало не смотрят. Залезай на нее, пока она не сдохла, и лети в «Похотливую вдову».

Кондом продолжал накачивался пивом, когда в таверну скользнул Глот с перекошенным от испуга лицом. Летучая рыба, уже издыхающая, осталась на улице. Кондом поднял на него осоловелые глаза.

— Эй, — сказал он, — а у тебя знакомая рожа. Ты, случаем, не друг?

— Он самый.

— Тогда выпей пива.

Пока троянец допивал очередную кружку, Глот затолкал смертоносную ношу ему под стул, потом быстро осушил свою посудину и тут же шмыгнул на улицу. Но там его поджидал жестокий удар судьбы — летучую рыбину уже покрыл шевелящийся ковер изголодавшихся портовых котов. Отчаянно вскрикнув, он рванул по улице, возвращаясь в логово Слот-Амока.

Вскоре после его бегства Кондом обнаружил миску с пудингом.

— Чтоб меня разорвало! — воскликнул он. — Наверное, сами боги послали мне этот подарок!

И тут же, безо всякой задней мысли (и даже без передней), он залпом выпил всю миску. Удовлетворенно выдохнув, он откинулся на спинку и уже поднес к губам следующую кружку с пивом, но тут зловещий замысел Слот-Амока сработал. Сливовый пудинг взорвался.

За время плавания на «Расточительной» Кондом приобрел железный желудок (если точнее, то выиграл его в кости). Именно он и спас троянца. Ему предстояло размазаться по стенам «Похотливой вдовы», но кончилось все тем, что его внутренности содрогнулись с чудовищной силой.

Сотрясаясь всем телом, Кондом с трудом встал и открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, но вместо этого рыгнул. По городу разнесся мощный рев. С неба посыпались оглушенные птицы. А Кондом, избавившись от неприятных ощущений, ударил себя в грудь, уселся и высосал еще кружку пива.

Все это Слот-Амок увидел в магическом котле с супом. Завопив от ярости, колдун принялся носиться по комнате, сдирая со лба бородавки и швыряя их на пол. Магический котел извергнул свое содержимое, заляпав горохом его любимый халат.

— Ну, ладно, — проскрипел он, снова вглядываясь в остатки бурлящего супа. — Клянусь ушной серой Хайрама, бога обитателей луж, Кондом от меня не уйдет!

Троянец еще приходил в себя после могучей отрыжки, когда рядом с ним присела таинственная незнакомка, чью фигуру и лицо скрывали темный плащ с капюшоном. Поддавшись прирожденной подозрительности варвара, Кондом прорычал: