«Если», 1996 № 07 - Страница 31

Норман увидел, что клочок бумаги, который выронила Тэнси, провалился в щель между досками платформы. Он осторожно извлек его и подошел к автомобилю, чтобы рассмотреть в свете фар.

— Ну, что теперь? — подозрительно справился Алек.

Норман взглянул на часы. Десять тридцать пять. До полуночи еще почти полтора часа. За столь короткий срок он не сумеет выполнить и десятой доли из того, что задумал. Размышления доставляли Норману чуть ли не физическую боль, словно то существо, которое привиделось ему за спиной Тэнси, каким-то образом повредило его мозг.

Он огляделся по сторонам. На обращенных к морю фонарях кое-где проступали следы черной краски — остатки затемнения, уцелевшие со времен войны. Улочка, которая начиналась от площади, сверкала огнями магазинов.

Норман посмотрел на клочок бумаги, подумал о Тэнси, мысленно сосредоточился на ее образе. Разумеется, ему надо будет обыскать побережье, двигаясь по железнодорожным путям; хотя одному Богу известно, куда увезло ее то проклятое такси. Быть может, он отыщет старый причал, на котором они когда-то целовались. Ждать там? Или попробовать потолковать с водителем такси, когда он вернется? А можно заявить в полицию, что его жена хочет наложить на себя руки, и они тогда прочешут окрестности.

Но вправе ли он забывать об остальном? О том, как Тэнси призналась в колдовстве, о последнем сожженном талисмане, о неожиданных телефонных звонках Теодора Дженнингса и Маргарет Ван Найс, обо всех тех неприятностях, которые обрушились на него в колледже? Покушение Дженнингса на его жизнь, запись звуков, издаваемых трещоткой, фотография дракона, небрежно нарисованные подобия карт таро, смерть Тотема, ветвистая молния, внезапное проявление самоубийственных и саморазрушительных наклонностей, пьяная галлюцинация — нечто, схватившее его за плечо и заткнувшее рот, видение, посетившее его на вокзальной площади…

Норман напряженно думал, изредка поглядывая на клочок бумаги в своей руке.

Наконец он принял решение.

— На главной улице, по идее, должна быть гостиница, — сказал он Алеку. — Отвезите меня туда.

«Гостиница «Орел» — гласили обведенные черным золотые буквы на вывеске из зеркального стекла. Норман рассмотрел не слишком просторный холл, всю обстановку которого составляли стойка портье и с полдюжины кресел.

Попросив Алека подождать, он снял комнату на ночь. Судя по книге записей, гостиница в последние дни отнюдь не страдала от наплыва постояльцев. Норман отнес в номер свой саквояж и снова спустился в холл.

— Я не был в вашем городе десять лет, — сообщил он портье, пожилому человеку в голубой униформе. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, помнится, кварталах в пяти отсюда вниз по улице находится кладбище?

Сонные глазки портье широко раскрылись.

— Бейпортское кладбище? Три квартала прямо, потом полтора налево. Но…

Вопрос, прозвучавший в его голосе, повис в воздухе.

— Благодарю вас, — сказал Норман.

После минутного раздумья он заплатил Алеку. Тот с видимым облегчением взял деньги и завел двигатель. Норман направился вниз по главной улице, прочь от бухты.

Витрины магазинов мало-помалу остались позади. Окна мрачных домов были темными, лишь иногда мелькал робкий огонек. Норман приближался к окраине Бейпорта. Свернув налево, он расстался с освещавшими дорогу фонарями. Ворота кладбища оказались запертыми. Норман двинулся вдоль стены, продираясь сквозь кустарник, пока не набрел на дерево, нижняя ветка которого была достаточно толстой для того чтобы выдержать его вес. Уцепившись за нее, он взобрался на стену, осмотрелся и спрыгнул на землю с другой стороны.

Послышался шорох, словно он спугнул какое-то маленькое животное. Действуя на ощупь, Норман отыскал надгробие. Оно поросло мхом и стояло слегка наклонно. Наверное, его поставили где-нибудь в середине прошлого века. Норман поковырял пальцами землю, набрал пригоршню и ссыпал ее в конверт, который достал из кармана.

Перелезая через стену обратно, он наделал много шума, который, похоже, не привлек ничьего внимания.

По пути в гостиницу Норман высмотрел на небе Полярную звезду и с ее помощью определил местоположение своего номера.

Портье проводил его недоверчивым взглядом.

В номере было темно. В открытое окно вливался холодный и соленый воздух. Норман запер дверь, затворил окно, опустил штору и включил свет; слепящее сияние лампочки беспощадно подчеркивало убогость обстановки. Тихонько звякнул телефон.

Норман вынул из кармана конверт и взвесил на ладони. Губы его искривились в горькой усмешке. Он в очередной раз перечел записку, которую уронила Тэнси:

…небольшое количество земли с кладбища. Заверни все в лоскут фланели, обязательно против солнца. Вели ему остановить меня. Вели привести меня к тебе.

Земля с кладбища. То, что он обнаружил в туалетном столике Тэнси. То, с чего все началось. Теперь он сам собирает ее.

Норман взглянул на часы. Одиннадцать двадцать.

Поставив имевшийся в номере стол посреди комнаты, он перочинным ножом процарапал на его поверхности метку, которая должна была обозначать восток. «Против солнца» значит с запада на восток.

Разложив на столе все свое добро, он отрезал от полы купального халата полоску фланели, а затем попробовал соединить в единое целое четыре послания. Вот что у него вышло:

Возьми четыре белые четырехдюймовые бечевки, отрезок лесы, кусочек платины или иридия, осколок магнетита, иглу проигрывателя, на котором только что отзвучала Девятая соната Скрябина. Потом свяжи бечевки так, чтобы получились «бабий узел», «риф», «кошачьи лапки» и «плоский штык».

Заплети лесу в беседочный узел. Добавь небольшое количество земли с кладбища. Заверни все в лоскут фланели, обязательно против солнца. Вели ему остановить меня. Вели привести меня к тебе.

Магическая формула, весьма типичная для негритянского колдовства. А игла проигрывателя, узлы и прочие «современности» явно привнесены белыми.

Часы в коридоре прозвонили половину двенадцатого.

Норман рассматривал предметы на столе. Он не мог найти в себе сил, чтобы приступить к делу. Наконец он взял первую бечевку и связал «бабий узел».

Дойдя до «кошачьих лапок», Норман вынужден был взглянуть на иллюстрацию, которую вырвал из словаря. После пары неудачных попыток он добился желаемого.

Но вот «плоский штык» упорно сопротивлялся. Норман вертел бечевку в руках, завязывал ее то так, то сяк, однако упрямый узел никак не хотел соответствовать изображению. Норман отер со лба пот.

— Как душно, — пробормотал он. — Задохнуться можно.

Одиннадцать сорок одна. Игла проигрывателя покатилась к краю стола. Норман бросил бечевку, поймал иглу и придавил ее авторучкой, чтобы она не укатилась снова. Потом вновь взялся за узел.

Наконец, не сводя глаз с картинки и повторяя ее шаг за шагом, он ухитрился завязать «плоский штык». Ощущение того, что он пропускает меж пальцев вовсе не бечевку, а что-то гораздо более неподатливое, не покидало его ни на секунду. Вывязав узел, он почувствовал легкий озноб, этакий предвестник лихорадки; свет лампочки словно потускнел. Должно быть, глаза устали.

Игла проигрывателя выкатилась из-под ручки и устремилась к противоположному краю стола. Норман прихлопнул ее ладонью, промахнулся, хлопнул второй раз. Ага, есть!

Ни дать ни взять, спиритический сеанс, хмыкнул он про себя. Кладешь Руки на планшетку, пытаясь удержать их в неподвижности. Естественно, Накапливается мышечное напряжение, которое постепенно возрастает до Критической величины. Неожиданно, как бы отнюдь не по твоей воле, Планшетка начинает кружиться на трех своих ножках, подпрыгивать и метаться от буквы к букве. То же самое и здесь. Причина непонятного онемения пальцев заключается в нервном и мышечном напряжении. А он приписал возникшие затруднения злонамеренности бечевки. С иглой и того проще: то надавливая на стол локтем, то упираясь в него коленкой, он наклонял его, а игла катилась по наклонной плоскости.