«Если», 1996 № 06 - Страница 59
Мы окопались на совесть у подножия длинного пологого холма, на гребене которого, довольно далеко друг от друга, торчали шесть виповских бункеров. Дело было незадолго до конца войны, когда все уже понимали, что випам скоро конец, но начальство еще раскрыло перед штатскими причину наших успехов. Мы знали, что эти бункеры — фактически последний заслон между нами и их последней крупной группой в этой части страны, и что утром нам приказано перевалить через гребень холма. К этому времени до тупых мозгов начальства наконец дошло, что гнать нас в ночные атаки — слишком большое свинство.
Так вот, этот парнишка, присланный на замену Баркеру, добрался до меня по траншее как раз в тот момент, когда випы на гребне решили оказать нам честь, угостив несколькими рвотными бомбами. Парнишка увидел, как на наши позиции неторопливо опускаются четыре толстых ракеты, и тут же собразил что к чему — по крайней мере, так ему показалось. Ни тебе «здрасьте», ни тебе «Привет, сержант», так сразу и плюхнулся в грязь рядом со мной лицом вниз. Ветер дул в нашу сторону, випы, разумеется, положили ракеты рядом в траншеями, и теперь к нам медленно ползли клубы зеленого газа. Через минуту, от силы через две, нас накроет.
Тут парнишка выдирает из грязи лицо, глядит на меня и спрашивает:
— Сержант, они что — промахнулись?
— Ты уже поужинал, сынок?
— Да. Спасибо, что спросили, сержант. Я…
— Тогда плохо дело, — успел я ответить, когда нас окутала зеленая гадость. Она впитывается через кожу, так что противогазы не спасают, и вскоре из-за кашля и рвоты нам стало не до разговоров.
Несколько парней в моем взводе упорно продолжают стрелять в ответ, когда Братцы Кролики нас чем-то потчуют, да только что толку в стрельбе, раз они сидят глубоко под землей, так что когда газ рассеялся и я перестал кашлять, я сразу устроил им выволочку за напрасно потраченные боеприпасы. Правда, они наверняка поступят так же и в следующий раз, понюхав рвотного газа. Кое-кто из парней воспринимает все как личное оскорбление.
Так вот, парнишка встал, почистился насколько смог, и по его виду сразу стало ясно, что он себя считает настоящим профи.
— А когда мы пойдем прикончить парочку-другую випов? — спрашивает он, надеясь произвести на меня впечатление.
— Сперва можешь попробовать доложить, солдат, — намекаю я. Мне эти Микки-маусы надоели до чертиков, и на полноценную сержантскую работу сил попросту не осталось.
Он докладывает, что его зовут рядовой Толан, а я в ответ сообщаю, насколько счастлив его видеть. Почти все пополнение в последнее время приходит к нам прямо со школьной скамьи, и этот парнишка, как и большинство штатских, почтти ничего не знает о войне, идущей у них под носом. Все они знают практичести только то, что почти два года назад к нам из местечка под названием тау Кита в самых что ни на есть настоящих летающих тарелках явились эти зеленые создания. Настоящее вторжение из космоса, ну прямо как в кино. Начали они с того, что исколошматили все армии Земли добрую половину суши. Мы стали использовать серьезное оружие, даже водородные бомбы, и тогда начались настоящие неприятности. Всякий раз, когда мы выпускали хотя бы атомный снаряд из гаубицы, три города сразу получали щедрую порцию рвотного газа. Наконец до генералов дошло: Братцы Кролики оставят гражданских в покое, если они отложат в сторону ядерные игрушки. Вот так и вышло, что мы зарылись в землю, как в старом фильме про вторую мировую, спасая нежные желудки горожан. Политика!
И что, гражданские хотя бы сказали нас спасибо? Дудки! Они знают лишь, что випы оставили и_х в покое, а теперь мы начали колошматить их. Почему все изменилось, им никто толком не сказал. Гражданские зовут Братцев Кроликов «випами», но хорошо, если один из десяти знает, что это слово пошло от аббревиатуры «ВП», а генералы уж постарались, чтобы ни один гражданский, кроме Секретаря по обороне, не узнал, что означает «ВП». Это единственный факт, не укладывающийся в мою любимую теорию о том, что любой, кто по чину выше старшего сержанта, на самом деле есть шимпанзе.
Так что сами понимаете, какой второй вопрос задал парнишка:
— В чем наш секрет?
— Сдаюсь, парень. Скажи мне сам.
— Ну, наше Секретное Оружие. С прошлого года, когда мы начали побеждать, все говорят, что у нас появилось Секретное Оружие. Какое оно, сержант?
Я постарался не стонать слишком громко, потом указал на его автоматическую винтовку.
— Ты держишь его в руках, сынок. Завтра утром мы пойдем в атаку на эту высоту. И заруби себе на носу: что бы ни происходило — ты меня хорошо понял? — так вот, что бы ни происходило, ты будешь бежать вперед и не посмеешь повернуть обратно. Это и есть наше Секретное Оружие: две ноги, две руки, и в них винтовка. И не смей оборачиваться к випам спиной. Если ты это сделаешь, я тебе мозги вышибу, понял?
Кажется, до него дошло. Разумеется, я не пристреливаю каждого поджавшего хвост труса. Поступай я так, пришлось бы перестрелять взвода два в неделю. Первая атака обычно страшнее и хуже остальных, но именно она делает из штатского солдата. И я рассудил, что если новички станут бояться меня больше того, что их ждет, у них окажется больше шансов выдержать. Иногда это даже срабатывает.
В атаку мы пошли на рассвете. Завтракать, разумеется, не стали, и как можно тщательнее освободили желудки и все прочее. Парнишке я велел держаться поближе, а на себя напустил как можно более грозный вид.
Не прошли мы и двадцати ярдов, как випы проснулись и принялись осыпать нас рвотными бомбами. Большинство парней уже более или менее привыкли к сухой рвоте, так что мы спотыкались, хватались за животы, но в целом достаточно быстро преодолели облако газа. Парнишке пришлось несладко, но он держался и даже вреям от времени стрелял, стараясь выглядеть настоящим солдатом. Я собрался было приказать ему не тратить зря патроны, но передумал — пусть пальнет разок-другой, если это помогает ему идти вперед.
Рвотный газ, конечно, был лишь разминкой, и когда мы вышли из его облака, випы взялись за нас всерьез. Сперва у парней не выдерживал мочевой пузырь, потом прямая кишка. Нас обрабатывали чесоточными, затем морозильными лучами — короче, все, кроме крупного калибра. Кто-то из парней уже не выдержал, в основном те, кто пробыл здесь слишком долго и стал сильнее уявзим.
Я обернулся взглянуть на парнишку — заметил ли он, что я не пристреливаю повернувших обратно? — но ему было не до меня: он одновременно корчился, чесался и дрожал, зато продолжал бежать в нужном направлении и непрерывно стрелял. Крепкий парень.
Когда мы поднялись до середины склона я обнаружил, что потери не столь уж и велики — более половины взвода продолжали наступать. Мы уже видели колпаки виповских бункеров — стальные блоки с амбразурами для запуска ракет, газовыми трубками и щелями для лучевых установок. В каждом колпаке есть один большой люк. Механизмы и аппаратура укрыты под землей.
Тут они пустили в ход Главное Оружие.
Сперва афрогаз. Никогда не пробовали сражаться, когда все мысли и чувства заняты женщинами, словно ты приехал в мексиканский приграничный городок после десяти лет одиночного заключения? Так вот, афрогаз, а затем лучи паники.
Я чесался, вопил и видел вокруг чудовищ, словно в запущенном случае белой горячки, но я к этому привык. Видите ли, я на войне уже шесть месяцев. А вот мой взвод начал таять на глазах. Нас назначили атаковать бункер номер два, и парни, как обычно, не выдерживали один за другим. Вперед еще шли я, Андерс, Браун, Маккаллен и Джентри. И парнишка. Ничего себе, подумал я. Вот уж действительно крепкий парень.
Ярдах в пятидесяти от бункера началась зона лучей самоубйства. Разумеется, нас под завязку накачали гипновнушениями, и едва мы ощутили знакомое стремление перерезать себе горло, в крови подскочил уровень адреналина и мы впали в состояние, которое психиатры называют «карусель». Мы штурмовали холм, а в голове вертелось единственное слово: «Убей! Убей! Убей!» Или так, или удирать во весь дух, как перепуганный кролик.