«Если», 1996 № 06 - Страница 12

— Шеф, я вот что подумал! — вскричал Сниффи. — Пока мы ослеплены, они могут легко подобраться ко мне, выхватить пулемет, прикончить всех нас, а затем с помощью оружия проложить себе путь наружу!

— Могут, — подтвердил Рокфеллер. — Особенно после того как ты, приятель, подсказал им такую возможность.

Сниффи обуяла паника. Его колени задрожали мелкой дрожью.

— Они могут наброситься на меня в любую секунду! — Он принялся неистово водить стволом пулемета из стороны в сторону. — Что мне делать?!

— Мне плевать, проживу ли я вечно! — заорал Рокфеллер. — Но будь я проклят, если и им плевать! Жми на всю железку, парень, а там будь что будет!

— По-моему, стрелять пока не стоит, — неуверенно возразил Форбос. — Держи, парень, пулемет покрепче и зови на помощь.

Сниффи сделалось не по себе. Вопреки совершеннейшим технологиям пулемет был для него чертовски тяжел. Его крошечный палец на огромном спусковом крючке уже немел. И что это за звуки? Неужели приглушенные длинным ворсом ковра приближающиеся шаги?

Похоже!

— Даю вам, проклятые европейцы, последний шанс! — завопил Сниффи во всю мощь своих детских легких. — Если вы еще здесь, немедленно сдавайтесь! Иначе — считаю до десяти и открываю огонь! Итак, один… два… три…

Непростое это занятие — ходить по стенам, а уж прогулка по потолку казалась и вовсе невозможной. До тех пор, пока я не сообразил, что выбрал не тот способ. Стоило чуточку пошевелить извилинами, и все прояснилось. Держась руками за потолок, я не мог передвигать ноги, а посему отключил молекусвязные перчатки и свесился макушкой вниз. Теперь только подошвы ботинок притягивали меня к штукатурке. В голову сей же момент с напором хлынула кровь, и сопутствовали ей тошнота и ощущение превеликого неудобства.

Что я тут делаю, зачем свисаю с потолка вниз головой, наблюдая, как станок подо мной штампует монеты в пятьсот тысяч кредитов, и внимая их упоительному позвякиванью при падении в корзины? По-моему, ответ самоочевиден. Я чуть не свалился на станок, когда отключил питание на одном ботинке. Взмахнув ногой в великанском шаге, я снова грохнул подошвой о потолок и тотчас включил питание; поле, испускаемое генератором в ботинке — то самое поле, что соединяет молекулы друг с другом, — превратило мою ногу в часть потолка. Разумеется, на время работы генератора.

Еще несколько огромных шагов — и я над корзинами. Тщетно не замечая головокружения, я ощупал громадный до безобразия пояс и вытянул из пряжки бечеву с фишкой на конце. Сложившись пополам, дотянулся до потолка рукой, прижал фишку к штукатурке, включил. Молекусвязное поле вцепилось в потолок бульдожьей хваткой и позволило мне освободить ногу — чтобы повисеть, качаясь, правым боком вверх, и дождаться, пока от багровой физиономии оттечет кровь.

— Действуй, Джим, — посоветовал я себе, — нечего тут болтаться. В любую секунду может подняться тревога.

Словно уловив намек, засверкали лампы, и стены затряслись от рева сирены, которому позавидовал бы Гаргантюа. Я не объяснял себе, что и как надо делать, — не было времени. Палец сам вдавил кнопку на пряжке, и невероятно прочная, практически невидимая мономолекулярная леска быстро опустила меня к корзине. Как только мои загребущие лапы со звоном утонули в монетах, я застыл в воздухе, распахнул атташе-кейс и зачерпнул им, точно ковшом экскаватора, целую гору кругленьких сияющих милашек. Пока крошечный мотор выбирал леску, поднимая меня к потолку, я захлопнул «дипломат» и щелкнул замком. Наконец моя подошва снова намертво прилипла к штукатурке, и я отключил подъемное устройство. В этот момент внизу отворилась дверь.

— Сюда кто-то совался! — закричал охранник, тыча оружием перед собой. — На двери сигнализация вырублена!

— Может, ты и прав, да только я никого не вижу, — изрек его напарник.

Они глянули под ноги и по сторонам. Но не вверх. Я надеялся на лучшее и готовился к худшему, ощущая, как от подбородка ко лбу струится пот. И с ужасом смотрел, как о шлем охранника разбиваются капли.

— В другой цех! — выкрикнул он, заглушив щелчок очередной капли пота.

Они рванули вон, дверь хлопнула, я прошел по потолку, съехал по стене и обмяк в изнеможении на полу.

— Десять секунд, — предупредил я себя.

Выживание — суровая школа. Идея, показавшаяся мне в свое время недурной, возможно, и впрямь была недурной. В свое время. Но сейчас я испытывал раскаяние — дернула же меня нелегкая посмотреть те новости!

Торжественное открытие нового монетного двора на Пасконжаке — планете, частенько именуемой Монетным Двором… Первые в истории человечества монеты достоинством в полмиллиона кредитов… Приглашены знаменитости и пресса.

На меня это подействовало, как на спринтера — хлопок стартового пистолета. Через неделю я прошел таможенный контроль пасконжакского космодрома с чемоданом в руке и удостоверением репортера ведущего агентства новостей в кармане. Армия вооруженных охранников и уймища защитных устройств не охладили мою психопатическую одержимость. С таким чемоданом я мог не бояться никаких датчиков — чем ты его ни просвечивай, он все равно будет демонстрировать ложное содержимое. Оттого-то поступь моя была воздушна, а улыбка — широка.

Но теперь мое лицо обзавелось пепельным оттенком, а ноги предательски дрожали, когда я заставил себя встать на них.

«Ты должен выглядеть спокойным и собранным, — проговорил я в уме. — И думать о чем-нибудь невинном».

Я проглотил успокаивающе-собирающую таблетку мгновенного действия и направился к двери. Шаг, другой, третий… И вот глаза лучатся самоуверенностью, походка обретает чинность, а сознание — чистоту. Надеваю очки в оправе, густо усаженной «алмазами», и гляжу сквозь дверь. Ультразвуковое изображение идеально четким не назовешь, но можно разглядеть силуэты спешащих мимо людей, а больше ничего и не требуется. Когда промелькнул последний силуэт, я отпер дверь, проскользнул в нее и позволил ей затвориться за моей спиной.

Невдалеке охранники, вопя и размахивая оружием, гнали по коридору толпу моих коллег-журналистов. Я отвернулся и твердым шагом двинулся в противоположном направлении. Свернул за угол…

Постовой опустил ружье, дуло уперлось в пряжку моего пояса.

— La necessejo estas tie? — Я изобразил чарующую улыбку.

— Че ты вякнул? Ты че тут делаешь?

— Вот как? — Я фыркнул распяленными ноздрями. — Весьма низкий уровень образования. В частности, знание эсперанто оставляет желать лучшего. Правильно?

— Пра-ально. А ну, вали отсюдова!

— О, вы так любезны!

Я повернулся и скромненько удалился на три шага, прежде чем смысл ситуации проник в его вялые синапсы.

— Эй, ты! А ну назад!

Я остановился, повернулся и показал мимо него.

— Что, туда?

Газовый баллончик, спрятанный у меня в ладони, коротко прошипел. Охранник закрыл глаза и повалился на пол. Я выхватил ружье из его обессилевших рук… и сразу положил на мерно вздымающуюся грудь. На что оно мне? Я отошел от охранника, открыл дверь на аварийную лестницу, закрыл ее за собой, привалился спиной к створкам и очень глубоко вздохнул. Затем извлек из репортерского бювара карту и водрузил палец на значок, отмечающий лестницу. Так. Теперь вниз, в кладовку… Но внизу кто-то ходит! Значит, вверх. Тихо-тихо, благо подошвы мягкие. Все нормально, в плане есть и такой вариант. Конечно, лучше всего — двигаться к выходу вместе с толпой, но раз уж выбирать не приходится, можно и вверх… на пять или шесть маршей, на последнюю площадку перед дверью с табличкой «КРОВ», что на языке туземцев, вероятно, означает «крыша». Непростая дверка, целых три охранных устройства… Обезвредив их, я раздвинул створки и проскочил между ними. Огляделся. Крыша как крыша, со всем, что положено крыше: резервуарами для воды, вентиляционными шахтами, кондиционерами и солидной дымовой трубой, выдыхающей грязь. Лучше и быть не может.