Эскорт для чудовища (СИ) - Страница 61

— Так, Смоленский, я хотела с тобой для начала поговорить… — начинаю я, испугавшись, что он сейчас перейдет к той самой проверке, о которой мы говорили днем, но он молча стягивает с меня полотенце, отбрасывая его в сторону и я округляю глаза.

— Когда ты перестанешь называть меня Смоленским, Саша? — хрипло произносит он, снимая с себя футболку, а я отползаю подальше. «Нам надо поговорить. Нам надо поговорить» — повторяю про себя я, чтобы не поддаться искушению. Но он хватает меня за лодыжку и возвращает обратно. Чертов кролик! Только одно на уме!

— Когда ты меня выслушаешь, перестану! Я… мм, — бессвязно мычу я, когда он затыкает меня поцелуем. Тело полностью капитулирует, расслабляясь из-за уверенных движений языка и губ, и я вздыхаю, отвечая на поцелуй и прикасаясь к обнаженному телу Кирилла. Ладно. Поговорить мы можем потом. И впрямь, вдруг Майя проснется, а мы так и не… насладились сегодня друг другом. Сейчас самый спокойный час.

Трогая его тело, которое все еще вызывает у меня приступ бешеного сердцебиения и восхищения, и целуя друг друга, я в какой-то момент понимаю, что сегодня все идет иначе. Судя по его настойчивости и по тому, насколько мы обнажены, Кирилл не собирается идти за защитой.

— Постой-ка, — шепчу я сбивчиво, прерываясь. Он смотрит на меня вопросительно. Его взгляд горит, и я меньше всего хочу сейчас останавливаться, но… — ты серьезно решил на практике проверить, могу ли я иметь детей?

— Ты против? — его безапелляционный вопрос, как огненный хлыст, бьющий по моей коже. Я краснею, представляя, как все это будет, — Если ты против, то, конечно, я не буду этого делать.

Я закусываю в ответ губу.

Конечно, это было бы рано… но ведь все равно ничего не выйдет.

— Боюсь, ты расстроишься от результата, Кирилл.

— Вряд ли ты вообще можешь меня расстроить, Саша. Прекрати об этом думать и просто будь со мной.

Я закрываю глаза, поддаваясь его поцелуям.

Ладно. Пусть. Я переживу, если однажды это станет каким-то камнем преткновения. Но не переживу, если сейчас лишусь его прикосновений, поцелуев и моментов нашей близости.

Четыре месяца спустя

— Хочу еще туда, — тянет меня Майя в сторону, а я устало тащусь за ней. В мои мешки под глазами, появившиеся после бессонных часов в самолете и в отеле, потому что у Майи сбился режим, можно песок насыпать. Но Майя полна энергии и радостно таскает меня по французскому Диснейленду.

Я растерянно оглядываюсь по сторонам. Где Кирилл? Он отошел купить нам напитки, но сейчас я его не вижу.

— Пойдем! Пойдем, Саша!

— Погоди, малыш. Я не могу найти…

— Папу? — заканчивает за меня Майя, а я аж подпрыгиваю. Смоленский!!! Где ты шляешься, когда тут такое событие происходит?! Ребенок назвал тебя впервые папой!

— Ага, — дрожащим голосом говорю я, — папу.

Месяц вредных криков, когда она оставалась со Смоленским, косых взглядов, когда тот обнимал меня ненароком, истерик и плаксивых признаний вечером «хочу домой, не жить с дядей», еще пару месяцев холодной войны — и вот, свершилось. Теперь Смоленский стал папой.

— Тогда надо подождать, — подводит итог Майя, — ты садись туда, — она тыкает на лавочку, — а я поищу.

— Кого? — раздается позади голос Кирилла и я оборачиваюсь. Он стоит с картонными стаканчиками в руках. Один передает мне, другой — Майе. Я с облегчением отпиваю из трубочки прохладную газировку и произношу:

— Мы тебя потеряли. Все, теперь твоя очередь ее водить, а я отдохну, — я сажусь на лавочку, чувствуя, как тянет живот от долгой ходьбы. Скорее всего, завтра придут эти дни. Или же все дело в операции. После нее месячные стали идти как-то иначе.

Кирилл заставил меня сходить к врачу. В отличии от хмурой тетки в государственной поликлинике, добродушная женщина внимательно изучила мои анализы и прошлые записи. После отправила на полное обследование. И потом только прозвучал обнадеживающий вердикт: говорить о полном бесплодии рано, будем лечиться.

Я все равно не верила.

Я просто уже привыкла даже не надеяться подержать на руках своего ребенка. Я не считала, что стану одной из тех женщин, кому удастся вылечиться. Миллионы женщин годами пытаются забеременеть, ходят по врачам, делают ЭКО… я думала, что меня ждет такая же судьба.

Конечно, я не хотела расстраиваться сама, и расстраивать Кирилла. У нас было все отлично. Будет печально, если мои проблемы со здоровьем омрачат наше совместное будущее.

Даже родители Смоленского приняли меня хорошо… что удивительно. Я общалась с ними периодически по телефону, рассказывая про Майю и отсылая им фотографии. Они приезжали домой к Кириллу и играли с Майей, заодно общаясь со мной и обсуждая последние новости. Тогда я окончателньо верила, что в моей жизни, наконец, наступила белая полоса.

Хотя, когда я впервые шла знакомиться с отцом Смоленского, то у меня подкашивались ноги от волнения, и я ждала худшего.

Это случилось еще когда Владимир лежал в больнице после покушения.

— Привет, Саша, — произносит он, когда я захожу в палату. Тот самый грузный мужчина, которого я увидела в день встречи с Кириллом, здорово похудел. Я едва смогла узнать его. Осторожно кивнув, я присаживаюсь рядом, чувствуя его внимательный взгляд, — Спасибо за то, что пришла. Я хотел увидеться с тобой.

— Рада с вами встретиться.

— Не буду лгать — не могу назвать себя радостным, — хмыкает Владимир, а я вздыхаю, — узнал я о тебе не самые лучшие вещи, и до сих пор вспоминаю твою сестру, когда твое имя слышу, но это уже проблемы Кирилла. Я вас разводить не стану. Но присматриваться к тебе пристально буду.

Ох, Кирилл, прости. Я стискиваю челюсти от обиды, а потом медленно набираю воздух в грудь.

— Знаете, я тоже была не лучшего мнения о вашем сыне и о вас. Такое случается, когда до тебя доходят только сплетни и слухи. Я не делала ничего, за то, что мне стоит стыдиться, поэтому даже не понимаю, о каких вещах вы говорите.

Владимир хмыкает.

— Ты языкастая. Хорошо, потому что в тихом омуте, говорят, черти водятся. После Дарины теперь знаю.

— Поэтому не надо обо мне судить раньше времени, — подвожу итог я. — я бы хотела ради Кирилла и Майи избежать ссор и напряжения.

— Не собираюсь я с тобой ссориться, Саша, — Владимир внимательно рассматривает меня с ног до головы, — будем жить мирно и присматриваться друг к другу. Ты, главное, не чуди, как твоя сестра. Если есть проблемы — скажи мне. Я решу их, если боишься, что он них узнает Кирилл.

Я грустно усмехаюсь в ответ. Каким бы этот человек строгим не был, все-таки он желает счастья своему сыну.

— Я знаю, на что вы намекаете, но у меня все в порядке. Правда. Спасибо вам большое за предложение.

— Не за что. Помни о нем. Случится что-то — иди ко мне. Все, ступай, я тебя не буду задерживать. Он там заждался уже, наверное.

— Поправляйтесь скорее, — произношу я, поднимаясь со стула и отворачиваясь, чтобы отец Кирилла не заметил на глазах выступившие слезы, — всего вам доброго и до встречи.

— До встречи, Саш. К матери зайдите тоже, познакомьтесь. Она добрее, чем я.

— Обязательно, — киваю я и выхожу из палаты.

К матери Кирилла мы тогда тоже зашли. Невысокая, тихая женщина напомнила мне мою маму и сразу расположила меня. С ней знакомство прошло легче: она действительно была мягче, чем отец Смоленского и этим меня подкупила.

Живот снова неприятно тянет, пока я вспоминаю обо всем, и я, не выдержав, ухожу с лавочки в ближайший туалет, прихватив с собой сумку в которой лежат средства гигиены. Там снимаю нижнее белье и со вздохом констатирую: начались критические дни. Еще один месяц пролета. Я же говорила. Стоит, наверное, отпустить ситуацию и жить, пока вопрос о детях не станет ребром.

Когда я возвращаюсь, Майя, хмурая, сидит на коленях у Кирилла.

— Что случилось? — спрашиваю обеспокоенно я. Смоленский приподнимает ей платье, и я ахаю. Все колготки на бедрах мокрые!