Эскамбрай (СИ) - Страница 54

Изменить размер шрифта:

В инхенио "Агуа Дульсе" нас ждали. Точнее, там ждали одного желанного гостя, но приветили и остальных. Каники, издали увидев условный знак "Все благополучно" - лампаду в одном из окон, свистнул собакам, знавшим его, и смело постучал в угловую ставню условным стуком.

Открыла Ма Ирене - кто ж еще! Она впустила нас через черный ход и первым делом повела на кухню мыть. Она и бровью не повела, увидев среди перемазанных тиной негров перемазанного тиной белого парнишку. Если он пришел со своими - значит, свой.

Потом пошла наверх будить Марисели, оставив нас ждать в гостиной. Свет от трехсвечника блестел на полированном кедре плотно закрытых ставен. В маленьком доме царила полуночная тишина.

Из нас в этом доме прежде бывал один Пипо. Он, заслышав на лестнице шаги, хотел первым броситься приветствовать хозяйку, но, оглянувшись, остановился, попятился и пропустил вперед крестного.

У Мэшема удивленно полезли вверх брови: он ничего не понимал. Вот прошуршал плотный шелк ночного бата, вот две тени встретились и слились в полумгле... А вот сорвиголова, вожак шайки беглых рабов, держа за руку, ведет к столу хрупкую молодую женщину с рассыпанными по плечам волосами цвета блондового шелка, и она с глазами, полными радостных слез, крепко обнимает и целует всех полуночных гостей.

Нет, не всех. Когда она увидела, что последний гость - белый, она испуганно оглянулась и спросила:

- Кто это? И где Идах? Что со стариком?

- Ничего, - успокоил ее Филомено, - он не мог отлучиться от захворавшей жены. А это свой человек, сеньор Алехандро... А это Марисели, моя жена.

Он произнес эти слова тихо, но так, что мороз продрал по коже. Не одну меня. Мистер Александр Мэшем поцеловал протянутую руку, и по выражению его лица я поняла, что мальчик кое-что понял.

Принесли еще свечей, накрыли поздний ужин. Свет канделябров отражался на хрустале стаканов, блики прыгали по лицам странной компании, собравшейся за столом. Черные и белые. Это и сегодня не сплошь и рядом. А тогда... Каники хотел назвать свою Марсели своей женой перед всем светом. Он имел на это право, потому что любил. Но он мог это сделать только перед нами, - теми, кому верил. Боль и досада жгли его, и он вымещал эту боль на всем постылом мире.

Капля камень долбит: за семьдесят лет с места сдвинулось многое. В этом имеет свою заслугу и Каники. Может быть, пройдет еще семьдесят лет, и другой такой же черный, с жаркой кровью парень возьмет другую нежную, стойкую белокожую девушку за руку и сможет пройти с ней через толпу в большом городе, не встретив ни единого косого взгляда. Отчего бы мне об этом не помечтать? Я надеюсь, что так и будет.

А тогда - что ж, черное и белое, белое и черное, оттенки, переходы цветов, их игра многое определяла в жизни. И если черные и белые собирались за одним столом - это было нечто из ряда вон выходящее. Но мы привыкли уже жить так - из ряда вон; я, по крайней мере, привыкла. И хотя эта жизнь была порой рискованна и всегда нелегка - в ней были свои приятные стороны. Например, чудо такой тайной вечери.

Не знаю, какие ангелы трепетали крылышками под потолком высокой залы - но дух беспокойных скитаний, сопутствовавший нам так долго, отступил в эту августовскую ночь далеко. Дружелюбие и умиротворенность царили за столом, словно предвестник счастья нашего дома, словно просыпалась золотая пыльца его ставен.

Марисели очень изменилась. Видно, много воды утекло с тех пор, как я видела ее впервые. Смягчились черты лица, пропала настороженность, скованность. Я не слышала в ней больше чувства вины, что мучило ее долгое время. Какой вины, за что, о боже?! Она будто даже пополнела немного.

Конечно, разговор шел о бурных событиях предыдущих дней. Не прошло и трех недель с того вечера, как я, гонимая странным предчувствием, прислушивалась к ночным звукам с вершины гряды. А как переменилась за это время судьба! Каники сидел во главе стола и совсем не напоминал безжалостного убийцу, человека, способного зажать в кулаке кучу разношерстного сброда.

Вот он снял с шеи маленький кожаный мешочек - я знала, что в нем. Сверкнули разноцветные огоньки в ожерелье, которого не постыдилась бы и королева. Марисели с испугом в глазах закрылась от снопа бьющих искр и упрекающе воскликнула:

- Ах, нет, ты же знаешь...

Но тут неожиданно для всех вмешался Санди. Он сказал:

- Леди, не отвергайте этого подарка. Он честно заслужен, это его награда за спасение моего корабля.

Марисели поняла и ответила на плохом английском:

- Но это должна быть ее награда! - и попыталась отодвинуть сияющую грудку мне.

- Не волнуйтесь, леди Марисели, - сказал Мэшем, - для всех, кто помог мне в деле справедливости, достанет благодарности.

Нинья улыбнулась и, расправив ожерелье, приложила к шее. Факундо толкнул меня ногой под столом, что означало примерно: "Сопляк, а сообразил!"

Поздний ужин заканчивался. Филомено предупредил нинью, что сеньор Алехандро несколько дней проведет гостем в ее усадьбе, подождать, пока остальные закончат свои дела. А нам к завтрашней ночи нужны оседланные кони. Нинья выслушала без вздоха и ропота, - она, кажется, ко всему привыкла. Она даже переменилась в движениях, стала плавнее, осторожнее... или мне это померещилось? Да нет, не померещилось.

Когда Ма Ирене провожала нас во флигель, где нам отвели место для ночлега, я спросила:

- Давно это она?

Старуха покосилась:

- Что, очень заметно?

- Только если глаз наметан.

- Да наметан-то он у многих, вот беда!

- Так сколько?

- Почти два месяца, по моим подсчетам.

- А Филомено знает?

- Вот сейчас и узнает, прохвост!

- Что собираетесь делать?

- Что, что! Она не первая и не последняя. Сообразим, что делать. Ах, лишь бы все было хорошо: она такая слабенькая!

- Ма, - сказала я ей, - ты знаешь, что мы собрались уезжать в Африку?

Старуха замерла со свечкой в руке:

- Это как?

- С тем молоденьким инглезом. Мы приехали собрать еще людей, чтобы корабль не шел полупустым.

Ма Ирене не раздумывала.

- Мне там нечего делать. Кому нужна дряхлая карга, которую давно позабыли за столько лет? На кого я оставлю этих сумасшедших, кто будет оберегать нинью с ребенком? Нет, нет. Я рада за вас, но для меня возвращаться поздно.

- Значит, Каники остается, - полуутвердительно, полувопросительно сказал Факундо.

- Разве ты в этом сомневался?

- Пожалуй, нет, - задумчиво ответил он. - Тем более теперь - посмотришь, от эдакой новости глаза у него станут круглые. Ах, черт! Я бы дал себе палец отрубить, чтоб посмотреть, какой у них будет ребенок. Я много перевидал мулатов, но у всех были белые отцы и черные матери. А если случай наоборот - будет какая-нибудь разница?

Он долго не мог успокоиться, но вдруг оборвал себя на полуслове:

- Ах, дружок, - сказал он мне, - а может, тебя тоже задор возьмет и ты подаришь мне еще одного ребятенка?

Что было отвечать? Мы перепробовали все травы и все средства. Благодарение судьбе, у нас уже был Пипо, и благодарение судьбе, что она его хранила.

На другой день Каники зашел к нам во флигель - рожа как маска, но мы-то его знали... Глаза не округлились, но читалось в них явственное: будь что будет, но сегодня я король.

- Я не поеду с вами сегодня вечером, - сказал он.

- Будешь готовить линьяо? - спросил с подковыркою в голосе Гром.

- Все-то вы, забодай вас дьявол, знаете раньше меня самого.

- Кум, твоя бабка не захотела ехать в Африку.

- Что ей там делать и что там делать мне? Скажи, кума, на милость, куда я поеду? В страну мандингов? Я на мандинга не свяжу двух слов. Я не знаю языка, я не знаю обычаев, я не оттуда родом, та земля мне не мать и не мачеха - так... Я здешний, я креол. Тут, на этом проклятом острове, все, чем я живу и от чего помру. Тут остается моя кровь, тут будет жить мое потомство. Единственное, чего мне будет не хватать - это вас. Ясно?

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com