Эскамбрай (СИ) - Страница 44

И решили сделать передышку. Я надеялась, что мы убедили капитана, будто нас больше нет в Вилья-Кларе. Но поверить в то, что его удастся перехитрить так легко, мне было трудно.

Нас не было в паленке около месяца; с нами ездил и Пипо, а в хижине оставалась хозяйничать одна Гриманеса. За время отсутствия в горах стало тише, негрерос пропали, так и не подобравшись близко к нашему ущелью. Не было их слышно и еще месяц, пока мы жили в паленке, а Каники пропадал знаем где и не скажем, и потом, когда сделали еще одну вылазку в окрестности болот, и тогда, когда снова вернулись в свои стены, ставшие до того привычными, что временами казалось - а не это ли дом, о котором мечтали, где в безопасности и уюте можно проводить день за днем в тихих хлопотах, в окружении тех, кого любишь? Уже в разгаре было лето, июньское солнце плавило голову, июль гремел небывалыми грозами изо дня в день.

Когда мы вернулись в очередной раз, в паленке было событие: пришел новый человек. Женщина, мулатка, очень красивая, по имени Сара. Она обратила на себя мое внимание, во-первых, тем, что знаться не желала ни с кем из осаждавших ее мужчин, а во-вторых, тем, что сама начала осаждать Каники. Она крутила перед ним всем, чем можно было крутить - а у нее все крутилось, тело было красивое, упругое, налитое. Конечно, ей сказали, что у Каники своя зазноба где-то на стороне, потому-то так часто и пропадает, но кроме нас, никто не знал, кто была эта зазноба. Куманек на соблазнительные авансы внимания не обращал, улыбался и смотрел сквозь нее словно через пустое место. Потом она стала с ним заговаривать - то да се, а я расспросила Пепе о том, кто была эта Сара. Горничная, хозяйская любовница, хозяйка со свету сживала - похоже, ладно; но только настырность, с какой она добивалась внимания Филомено, коробила и его самого, и нас, и многих. Что-то мне показалось не так, и я расспросила Кандонго и Хосефу, не встречали ли они когда-нибудь раньше эту девчонку. Нет, не встречали. Я и не надеялась на другой ответ: если капитан решит заслать лазутчика, постарается найти кого-то, кто не будет узнан. Откуда у меня возникла такая мысль - сказать не могу, но возникла и не давала покоя. А она приставала и приставала к Филомено, пока ему не надоело. Он сказал красотке:

- У меня есть жена, после которой на тебя смотреть не хочется, не то что...

Вместо того, чтобы назвать его мерином или чем похуже, Сара начала расспрашивать: кто такая, почему не бросила все ради такого мужчины, почему не ушла с ним... Но Каники опять смотрел сквозь нее как сквозь пустое место. Ей-богу, мой бы муж не упустил воспользоваться случаем - зная, что его кусок лучше, попробовать и от этого пирога... Но куманек был не таков - не в упрек никому из двоих будь сказано, не таков, и все.

Что же делала эта дальше? После того, как Каники отшил ее со всеми прелестями и любопытством, а потом и вовсе ушел к своей подруге, она начала заговаривать со мной. Она хитро ко мне подъехала, не к кому-то из мужчин, а именно ко мне, зная, что если в походе командует Каники, то дома слушают меня.

Она просила разрешения жить с нами. Мол, все остальные вне нашей компании - неотесанные мужланы, что она без ума от Каники - готова мыть ему ноги и быть второй женой, поскольку та, первая, никогда не появится в паленке, "и, правда, неужели она такая красивая?"

Я не чувствовала, не видела в ней влюбленности - оттого-то мои подозрения переросли в уверенность, а я привыкла себе доверять. Я сказала:

- Ты хочешь иметь здесь защиту? Вон старик Пепе, он тут старшина, и он смотрит на тебя так, как будто три дня не ел.

- Я не хочу Пепе, я хочу Филомено, - отвечала она. - Он слушает тебя, скажи ему, чтоб он меня не отталкивал. Ведь той, другой, все равно тут нет!

- Хотела бы сначала послушать тебя, - отрезала я ей в ответ. - Кто ты такая, чтобы навязываться нам и ему?

Тут-то у нее и мелькнул страх первый раз - словно серая мышка пробежала по лицу и скрылась. Она была не из робких.

- Не хуже, чем все, - заявила она. - Ты что, делиться не хочешь?

Эти местные сплетни я знала давно: мне приписывали Филомено в любовники едва ли не с первого дня. Ни я, ни муж на это не обращали внимания, так с чего бы это должно волновать не влюбленную и испуганную мулатку? Если она хотела защиты - чем ей был плох Пепе? На своем шестом десятке конга был мужчина хоть куда.

Тут-то вдруг и всплыли строчки давно прочитанного доверительного послания: "Эта женщина слишком бестолкова для столь важной миссии..." Это про Хосефу. Но Сара? Ушлая такая полукровка, пригодная для исполнения самых тонких дел. Догадка требовала немедленной проверки. Я послала мальчишку за Пепе и позвала своих. А потом спросила прямо в лоб:

- Что обещал тебе капитан Суарес за наши головы?

Она попыталась было запираться:

- Если с кем и имел тут дело капитан, так это с тобой.

- А чего ты тогда испугалась? Ладно, молчи. Ничего не говори. Отсюда вон до того дерева - сорок шагов. Пройди их и вернись назад. Если ты вернешься и ни разу не упадешь - я прошу у тебя прощения. Если нет - ты врешь.

Она поднялась, попыталась было шагнуть и села: не держали ноги, так она испугалась, и лицо побледнело от страха.

- Рассказывай, - хмуро сказал Пепе.

Рассказ был ошеломляюще прост. Красивая мулатка-отпущенница работала в борделе на улице Офисиос, где заприметил ее капитан. Он пообещал ей все наградные - пятизначная цифра! - что сулило за наши головы начальство. Он рассказал ей, что делать, и в начале апреля (шустро же развернулся мой приятель!) ушлая эта бабенка с хорошо уложенной котомкой пробиралась вверх по реке Каунао, долина которой отстояла от долины Аримао не более чем на десять миль в самом узком месте. Там-то и нашел ее один из наших, Данда, - она к тому времени пообтрепалась, спала с тела и стала похожа на настоящую симаррону. Данда и привел ее в паленке - это было в нашу последнюю отлучку. Расспрашивали ее, как водится - но она ни разу не сбилась и не запуталась.

Вот так!

Мы сидели и думали. Сара поскуливала от страха и все спрашивала, что с ней будет.

- Молчи себе, - сказал Факундо. - Тут не знаешь, что с нами будет, - о тебе, что ли, думать?

- Что делать, старик? - спросила я Пепе. - Это ведь из-за нас и Каники. Решай, ты тут старший.

Решать было трудно. Он знал, что полагалось делать в таких случаях, но делать этого не хотел.

- Оставь ее мне, - молвил он наконец. - Она не уйдет отсюда, это я говорю.

- На твое усмотрение, Пепе, - отвечала ему я. Что ж, если мужчина в нем пересилил вождя, это случалось со многими. - Но только боюсь, паленке придется отсюда перекочевывать.

- Нет, - покачал головой конга, - ее скоро не хватятся, а хватятся, не смогут найти. Давно все следы остыли.

Суд и совет на этом окончился. Пепе увел шельму в юбке в свою хижину - надо думать, она не стала воротить от старика нос. А мы остались встревоженные донельзя, потому что происшествие сулило мало хорошего. И как назло, не было Филомено. Идти за ним в Тринидад? Посовещались и решили, что не стоит. Пепе прав: скоро лазутчицы не хватятся.

А тут еще пропал фула, Деметрио, наш неисправимый воришка. Он пропадал часто, но, по заведенному порядку, предупреждал, куда и насколько идет. Он отправился во Флор Бланко за табаком, а это могло занять самое большее дня четыре. Прошла неделя, другая, третья - есть, отчего забеспокоиться. Не то что его было жаль, но мысль у всех была одна: не иначе попался, бродяга. А такое не беспокоить не может, особенно когда человек ненадежный и все пошло валиться одно к одному.

Посылать кого-то за Каники мы все же не стали. У нас было условлено место для встречи на всякий случай, если придется оставлять насиженное место и уходить. Пещера в западных отрогах за Каунао, как раз по дороге на Сапату. Если бы планы изменились, тот, кто окажется в ней раньше, должен оставить послание на известняковой стенке в одном из тупиков - нацарапать углем два-три слова. Мы со дня на день собирались уходить, если не на Сапату, то в пещерный городок выше по течению, но все откладывали, потому что со дня на день ожидали возвращения куманька. А беспокойство росло, и однажды вечером мне стало вовсе не по себе.