Эскадрон, сабли наголо! - Страница 1

– А ну тихо ты, а ну не шоволись! – сердито прикрикнул на молодого драгуна полковой лекарь. – Меньше шлындать тебе надо было, Тимоха, так и не разошелся бы тогда шов! А то вот возись тута с ним, вошкайся цельный час, как будто бы у меня и других дел вовсе даже нет! Говорили тебе – полежи месяцок в гарнизонном крепостном гошпитале! Так нет ведь, в эскадрон ему нужно бежать, артель, видишь ли, с лошадью его заждались! А ну тихо теперь сиди!

Гончаров зашипел и, чуть прикусив нижнюю губу, замер.

– Вот так, – удовлетворенно пробурчал пожилой эскулап. – Во-о-т. Ага-а! Теперяча хорошо-о. И петельку еще тут затянем. Сильно полотном зажимать я этот шов не буду, так, сверху его только чуток покрою, пущай уж рану маненько холодит, и воздух к ней свободно подходит. А то ведь ежели ей завернутой жарко будет, так она и мокнуть тогда начнет, кровениться, не дай бог, еще и гниль в ней зародится с того. Смотри только, Тимофей, чтобы туда никакая грязь вовнутрь не попала, это тебе ведь не рука или там нога, чтобы их просто так вот взять да отрезать. И это, не береди ты ее, шолобродный, ну говорил же не раз уже тебе! Я вот Луке Куприяновичу точно теперь нажалуюсь. Виданное ли это дело, чтобы из мушкета да с такой-то вот раной бабахать!

– Да ладно тебе, Акимович, ну вот не надо никому и ничего говори-ить, а-а? – протянул Тимофей просительно. – Обещаю, что непременно теперь я буду беречься. – Вот истинный крест! – стянув с головы колпачную фуражку, размашисто перекрестился молодой драгун. – Ну кто же знать мог, что мы в этом разъезде на дозор эриванцев вдруг наткнемся? С ущелья с ребятами выезжаем, а тут нате вам, пожалуйста, они прямо в ста шагах от нас у самого ручья стоят. Ну, вот и постреляли по ним немного.

– Угу, немного, – нахмурился лекарь. – Вижу я, как немного, синяк-то вон каков от приклада на плече?! А вот коли в гошпитале бы ты сидел, так и не пришлось бы тогда и вовсе даже из мушкета бабахать! Нет, Тимка, точно я на тебя нажалуюсь вахмистру.

– Поликарп Акимович, тут вам это, тут вот от меня и от всей артели за Устима, с благодарностью, – Гончаров застегнул мундир и пододвинул ближе к лекарю небольшую полотняную торбу. – Вы уж не откажите в любезности, за мое и за Устимкино здоровье откушайте.

– Чего это у тебя здесь такое? – нахмурил густые брови пожилой лекарь. – Ничего мне не надобно, и так все есть!

Сам же протянул руку к мешку и, нащупав под грубой тканью кувшин, с лукавым прищуром взглянул на молодого драгуна.

– Арцах это, Поликарп Акимович, из тутовых ягод его гнали, сам-то он о-го-го какой крепкий, однако же и мягонький, – с легкой улыбкой проговорил Гончаров. – У Вагана хромого, что у Тифлисских ворот лавку держит, был он выделан. Ребята, кто его пробовал, говорят, что просто чудо как он хорош! И голова потом с него совсем не болит.

– Ну, ежели у Вагана делан, тогда да-а, тогда ладно, – лекарь вздохнул и задвинул торбу под лавку. – Тем более сам ведь только что сказал: за здоровье это. Тут как бы грех тогда отказываться. Ладно, ступай уже, Гончаров, ступай, мне тут того, мне это самое надо. Дел у меня еще здесь немерено, а тут вон ты над душой стоишь – отвлекаешь. Значится, через день сюда снова придешь и опять свой шов покажешь. И это, ты смотри у меня, Тимофей! Чтобы рану опять не тревожил – а то я ведь точно кому надо нажалуюсь! – и, погрозив вслед уходящему кулаком, полез другой рукой под лавку.

От полкового лазарета до места квартирования отделения было недалеко, и совсем скоро Гончаров нырнул с улицы в калитку обнесенного каменным забором дворика.

– Тимох, подмогни! – кашеварящий на уличном очаге Наум махнул рукой подходящему товарищу. – Пущай этот покамест рядом попреет, а сюда вот, на самый жаркий огонь я лучше сейчас щи поставлю. Там-то они уж больно долго готовятся, а то ведь еще маненько, и уже совсем скоро сама каша поспеет.

Драгуны крякнули, поднатужились и, обхватив руками с двух концов толстую палку, вставленную в дугу, перенесли большой медный артельный котел на соседний очаг.

– Вот так оно совсем ладно теперяча будет, – удовлетворенно проворчал дежурный кашевар, покидывая под днище полешки. – Ну что, проведал Устимку? Как он там в лазарете? Чего лекаря́ вообще глаголят, скоро ли они его совсем от себя отпустят?

– Да ничего они там не говорят, – отмахнулся Тимофей. – Огневицы, дескать, больше у него уже нет, рана совсем чистая, и теперь только лишь время нужно, чтобы он совсем излечился.

– Излечится, ничего, Устимка – он мужик крепкий, – сказал со вздохом Наум. – Мы с ним еще с самого начала, с рекрутского депо дружны, с того времени, когда наш полк в Тамбовском наместничестве на квартирах стоял.

Скрипнула дверь, и наружу из занимаемого отделением дома вышли пятеро драгун во главе с младшим унтер-офицером Сошниковым. Ефим Силович глубоко вдохнул в себя февральский холодный воздух и пожевал губами, словно бы пробуя его на вкус.

– Чего, Наумка, небось, еще часок времени тебе надобно, да? А так-то уже скусный дух от варева идет.

– Час – это уж точно нужно подождать, Силович, – подтвердил артельный готовщик. – Щам бы оно, конечно, рановато еще пока до готовки, а вот кашку, ее уже и снимать даже можно, но уж лучше ей маненько на самом слабом жаре, на углях потомиться.

– Ну ладно, ладно, ты это, Наумка, ты давай-ка готовь и не спеши лучше, мы ведь тебя совсем не торопим, – сказал с улыбкой отделенный командир. – А то вдруг опять, как в прошлый раз у Ваньки получится. Только порцион, зараза, перевел. Пойдемте, братцы, лошадей пока обиходим, как раз до самого ужина с этим делом поспеем. Тимох, ты причиндалы из дому забирай и за нами тоже давай двигай, – кивнул он молодому драгуну. – Гостинцы-то все кому надо передал? По душе ли пришлись?

– Передал, Ефим Силович, а как же, – подтвердил Гончаров. – Обоим вручил: и Устиму – айвы с изюмом, и Поликарпу Акимовичу тоже кое-чего. Все там подаркам рады.

– Ну вот и хорошо, – вздохнул удовлетворенно дядька. – Чай, уж и с нас не убудет. Ну все, давай, догоняй, пошли мы!

Драгуны потопали по городской улице Гянджи в сторону ханского дворца, где в его конюшнях содержались полковые лошади, а Тимофей заскочил в дом. В двух его больших комнатах, закрытых наглухо от прочих хозяйских, жило все первое отделение четвертого взвода второго эскадрона Нарвского драгунского полка.

Быт у служивых был совершенно простой: постелями им служили широкие лавки или сундуки, составленные у стен. На самих же этих стенах были развешаны предметы воинской и конской амуниции, часть вещевого обмундирования и оружие. Тускло светил жировой светильник, подвешенный к потолку, похрапывали двое сменившихся с суточного караула, а где-то за стеной слышался плач хозяйского ребенка. Тимофей, подходя к свой лавке, зацепил неловко ногой стул, и тот резко громыхнул. Заспанный Савелий приподнял голову с войлочной подстилки и, буркнув, что-то ругательное, натянул повыше шинель.

– Все-все, извиняйте, братцы, я не нарочно, – пробормотал Тимофей и, сняв с гвоздя небольшою котомку, поспешил скорее выйти на улицу.

До ханских конюшен было недалеко. Выйти с малого переулка на большой, потом пройтись немного по улице, и вот уже он – бывший ханский дворец, а рядом с ним как раз и стояли те самые конюшни.

В отдалении от главной полковой квартиры послышался трубный сигнал, призывающий кавалеристов к уходу за лошадьми. Со всех концов города, с тех мест, где квартировались эскадроны, спешили сейчас в конюшни драгуны. В длинных, разделенных на отдельные стойла помещениях слышались гул множества людских голосов, лошадиное фырканье, звуки шуршания щеток и скребниц.

– Хорошая, хорошая лошадка, – ласково приговаривал Гончаров, зачищая левую лопатку кобыле. – Тихо, тихо ты, стой смирно, – погладил он ее морду. – Застоялась уже, небось, птичка моя? Ничего, завтра обещали нас в разъезд определить, вот и побегаешь там у меня. А ну, тихо, Чайка! Тихо ты! Ноги мне отдавишь! – хлопнул он ее легонько ладонью по крупу. – Вот, лучше еще один сухарик пока примни, – и протянул твердый кирпичик черного посыпанного крупной солью хлеба. – Сейчас тебе буду правую сторону чистить.