Эскадрилья вампиров - Страница 3

— Нет! — прорычал шериф, наливаясь багровым румянцем. — Не в моем графстве! — Он отступил в сторону, но револьвер не убрал. К нему вплотную подошли десантники.

— Мистер Вандеен, доктор прав, — кивнул шерифу старший. — Закон на его стороне. Не причиняйте самому себе неприятностей.

— Назад! — закричал шериф.

Внезапно в его ушах что-то лопнуло, и десантники схватили его под руки. Не обращая внимания на боль в груди, Чарли начал вырываться. Когда прибежал доктор Хойланд, шерифа уже опустили на землю. Над ним склонился врач в форме НФТ.

— Что случилось? — спросил Хойланд, вытаскивая стетоскоп. Выслушав объяснения, доктор расстегнул шерифу воротник и начал его выслушивать; потом достал шприц-тюбик и быстро сделал укол.

— Этого давно следовало ожидать, — сказал доктор, пытаясь подняться на ноги. Десантник помог ему. Лицо доктора, все в морщинах, было похоже на морду старой охотничьей собаки, да и выражение глаз такое же задумчивое. Не надо было его волновать. Уже много лет он страдал от грудной жабы. Я много раз просил его не нервничать, но вы сами видите, как он выполнял мои рекомендации.

Начал накрапывать мелкий дождик. Доктор спрятал подбородок в воротник пальто и сделался похожим на древнюю черепаху.

Шерифа осторожно уложили на носилки, сняв с них тело парня, и отнесли в вертолет. За носилками последовали оба доктора. Внутри вертолета между отсеками, изолированными упругим стерильным пластиком, проходил узкий коридор. Шериф пришел в себя, хотя дышал тяжело и хрипло.

— Я уже пять лет уговариваю его сделать пересадку сердца, взволнованно говорил Хойланд, поглаживая шерифа по голове, как младенца. — Его собственное сердце не переносит даже слабого коктейля с содовой.

— И он, конечно, отказывался? — спросил врач из НФТ.

— Да. По поводу НФТ и пересадок у Чарли был пунктик.

— Я заметил, — сухо произнес доктор.

— А вы знаете почему?

Голоса доносились до Чарли как бы издалека, но видел он хорошо, поэтому заметил, как внесли носилки с телом, втолкнули в один из отсеков, а пластиковая стена, как большой алчный рот, приоткрылась и проглотила их.

В маленьком отсеке, куда попало тело, стены были сделаны из такого же пластика. Человек в белом, с лицом в маске, ожидал тело, стоя в позе боксера-победителя на ринге. В доли секунды тело обнажили, и человек в маске обрызгал его каким-то составом из шланга. Мокрое тело въехало в большой внутренний отсек, где его ждали «вампиры». Чарли хотел закрыть глаза, чтобы ничего не видеть, но не смог.

Операционный стол. Один единственный взмах руки с ланцетом, отшлифованный практикой — и тело вскрыто от подбородка до паха.

И началось расчленение. Из кровавой раны что-то быстро вынимали и опускали в контейнер. Чарли застонал: из-за страшной вони у него начались спазмы в желудке.

— Конечно, мне известно, почему Чарли так настроен против НФТ, это ни для кого не секрет, хотя все помалкивают. Это произошло с его маленькой сестренкой, когда он только-только поступил в полицию. Насколько я помню, ей было шестнадцать лет. Она шла домой со школьной вечеринки. Сами понимаете, школьники-сопляки, старый автомобиль, луна, мокрое шоссе и… авария. Вы знаете, как это бывает…

— Да, да, разумеется, — печально качнул головой его коллега. — А где был медальон?

— Дома. В тот вечер она надела свое первое бальное платье с глубоким вырезом… Медальон к нему не подходил…

Глаза шерифа затягивала плотная красная пелена, но и сквозь нее он еще видел, как из тела вынули что-то трепещущее и тоже отправили в контейнер. Не в силах сдерживаться, Вандеен снова застонал.

— Ему становится хуже, — произнес доктор Хойланд. — У вас есть эти новые переносные реанимационные аппараты?

— Есть, конечно. — Врач НФТ сделал знак ассистенту, и тот тут же вышел. — Сейчас приготовят. Ну а по поводу его ненависти к нам, я могу сказать, что мы не вправе винить его, хотя это и глупо. В семидесятых годах, когда были сломлены общественные предрассудки, почти не было готовых к замене органов, а нуждающихся в срочной пересадке оказалось предостаточно. Таким образом, возникла необходимость в создании таких запасов. Тогда же в конгрессе прошел закон о легализации НФТ. Те, кто не желал расставаться со своими потрохами, чтобы спасти другого, носили медальоны, удостоверяющие это нежелание, и таких не трогали. Отсутствие медальона означало согласие на то, чтобы у него взяли все нужное для другого человека, нуждающегося в пересадке. Это был вполне справедливый закон.

— И тем не менее это очень коварный закон, — ухмыльнулся доктор Хойланд. — Люди нередко теряли медальоны или забывали их одеть…

— И все-таки, закон этот — справедливый и честный. Ну, вот и прибор. А закон никто не обходит. Большинство религий и атеисты едины во мнении, что после смерти тело представляет собой просто набор веществ. А уж если эти биологические соединения и вещества могут послужить человечеству еще раз, то тут и спорить не о чем. Мы, то есть наша служба, забираем лишь тех, у кого нет медальона, и удаляем органы, жизненно необходимые другим. Их замораживают и отправляют во все хранилища страны. Может быть, вы считаете, что было бы лучше, если б этот здоровенный пилот кормил червей, вместо того чтобы продлить жизнь какому-нибудь бедняге?

— Нет не считаю. Я сказал просто, что думает об этом Чарли. Мне же всегда казалось, что любой человек имеет полное право жить и умереть, как ему хочется.

Старый доктор, пыхтя от напряжения, склонился над аппаратом искусственного дыхания — нужно было поддерживать слабые легкие умирающего шерифа.

— Н-е-е-т, — выдохнул Чарли. — Уберите эту…

— Чарли, она нужна, чтобы вас спасти, — мягко сказал Хойланд.

— Эта штука будет вашими легкими до госпиталя, а там вам поставят новые. Через две недели вы будете на ногах и со здоровым сердцем впридачу.

— Нет, — простонал шериф, хотя голос его был тверд. — Это не для меня. Я жил с тем, что мне дал бог, и с этим умру. Разве я смогу жить, зная, что у меня внутри чужие легкие? — Слезы бессилия потекли по его щекам. — Может, вы пересадите мне сердце моей маленькой сестры?

— Нет, Чарли, нет. Ведь прошло столько лет. Но я вас отлично понимаю. — Хойланд сделал жест ассистенту, что принес аппарат. Мне очень хочется вам помочь!

— Лучше… не надо, док. Вы очень хороший человек, добрый друг… только у вас много глупых идей.

Шерифу стало хуже. Правый угол рта приподнялся в неестественной улыбке, правый глаз закрылся.

— Вы не можете так просто отказаться от попытки спасти человека… этого человека, — доктор из НФТ был настойчив.

— У меня не было права выбора, — ответил Хойланд, тщательно прослушав грудь шерифа, и сложил стетоскоп. — К тому же, это уже не в нашей власти. Чарли умер.

— Это ничего не меняет. — Врач из НФТ торопливо подтолкнул к телу шерифа аппарат для реанимации. — Если работать быстро, можно избежать необратимых изменений в мозгу.

— Мне кажется, с этим мы тоже опоздали. Чарли много лет болел, но его сердце — это еще не все. Поглядите на его губы и глаза. Разве вы не видите симптомы паралича?

— Я, конечно, видел эти слабые признаки, но отнес их на счет побочных симптомов грудной жабы. Но мы обязаны спасти жизнь человеку, если есть хоть один, хоть маленький шанс.

— Не тот случай, — возразил Хойланд и встал между телом и аппаратом реанимации. — Как его лечащий врач свидетельствую — cердечная недостаточность и кровоизлияние в мозг. У него есть медальон, следовательно, вам его тело не нужно. Кроме того, его органы в очень плачевном состоянии. А на реанимацию Чарли никогда бы не согласился.

Постояв в нерешительности некоторое время, доктор из НФТ вздохнул:

— Что ж, поступайте, как сочтете нужным, но вся ответственность ляжет на вас. Так будет указано в заключении.

— Очень хорошо, меня никто не побеспокоит. Мир меняется чрезвычайно быстро, но вы должны понять, что некоторые люди не могут к нему приспособиться и шагать в ногу со временем. Единственное, что для них можно сделать, — это дать возможность спокойно умереть.