Ещё рано поднимать тревогу (СИ) - Страница 10
— А израильтяне летят нам в помощь?
— Корпорация-то хоть и военная, но коммерческая, Прокопыч. Перекупили парней, гады.
— Сашко, возьми карандаш и запиши радиограмму командованию нашей базы Хургада_03 на всякий вонючий случай, если кому-то вздумается спасти наших фригилов со стороны запада, «Командиру БЧ-3 от Игона. Если на лестнице-стремянке обломится ступенька, травма неизбежна».
— А чо то значит?
— Саудовские небоскрёбы наши «Вихри» из Хургады перетрут в пляжный песок. Эмираты тоже сгодятся под пляжи.
— Это будет месть?
— Это будет кое-кому наука.
— Ну и ладненько. Умный человек на песке дом не строит. Вздремните минут десять, Прокопыч, я вас подстрахую. Сам я в полной безопасности… Ключ к моему боксу только у начтехчасти бункера, ну, коменданта, а с ним я учился в одном учебном взводе в военном училище. Свой в доску парень!
9
— Это утро будет нашим?
— И день, — ответил он.
— И ночь?
Он снова улыбнулся. В тот приезд из командировки он часто улыбался. Город был вызолочен осенней листвой. Ясное небо было чистым и свежим. Его отмыли частые моросящие дожди. Последняя листва трепетала под лёгким ветерком и пускала солнечные зайчики по белой стене. Было слишком много света, потому что в тот день солнце расщедрилось, но на этот блеск бабьего лета можно было смотреть не щурясь.
— Пошли в парк, — предложила она.
— Пошли, — в этот день он часто соглашался.
— Ма, возьми меня на ручки! — заупрямилась Наташка.
— Что ли ты маленькая? — Она всегда разговаривала с дочкой в её манере. Голос у неё был высокий и слабый. Голос дочери громкий и басовитый. — тебе уже пять лет, наверное. Ты ужасно длинная стала. Скоро подниму тебя, а ноги по земле волочиться будут, а ты всё — на ручки.
— Иди ко мне, — позвал он.
— К тебе не хочу.
— Вот видишь, она отвыкла от тебя из-за твоих бесконечных командировок. Мог бы перевестись на службу ближе к дому. Наташенька, это же твой родной папочка!
— Как бы мы выплачивали взносы за квартиру и машину?
— Другие же как-то выплачивают.
— Другие и миллионы в свой карман из бюджета выкачивают, но кому-то ведь надо и честно служить, чтобы мир не рассыпался, как карточный домик.
— Скажи прямо, что не умеешь ловчить. Твой удел — век куковать «взводеным Ванькой».
— Полковники не командуют взводом.
— Я тебя ни разу не видела в форме полковника.
— Дома мы ходим в штатском и или в форме других родов войск. В командировке носим форму других стран.
— Откажись от командировок! Живи, как нормальные люди.
— Скажу прямо — не могу сломать себя. Я солдат и всё тут. Больше ничего не умею.
— Скажи прямо, что не любишь нас с дочкой.
Он притянул её, хрупкую, к себе и поцеловал нежно, почти бережно… В парке на газонах ещё ярко зеленела трава. Шатры ив у пруда оставались густыми и зелёными. Чуть почервонели берёзки Наполовину обагрились клёны. Каштаны почти облетели. Ветер шевелил опавшие листья под ногами. Казалось, кто-то незримо ворошит догорающий костёр. На ветках каштана оставались только самые большие семилопастные листья. Ему они казались похожими на поникшие винты зачехлённых вертолётов на запасном аэродроме. Ветер раскачивал ветви и осторожно снимал с них лист за листом. На голых ветках оставались длинные черешки. Прямые и длинные, как спицы. Они отливали золотом и топорщились во все стороны. От их металлического блеска дерево становилось похожим на антенну дальней космической связи. Деревья будто бы от дают листву зябнущей земле. Раздеваются, их наряды уходят куда-то вслед за летом. Первыми уйдут каштаны в золоте, за ними клёны в багрянце, потом ивы и берёзки в скромной желтизне. От них останутся чёрные стволы и омертвевшие сучья. Земля покроется снегом, а эта маленькая ёлочка в углу парковой ограды станется хранить зелень до будущей весны, как стойкий часовой.
Она потрогала колкие голубоватые иголки и обернулась на голос дочурки. Та издалека показывала ей игрушечное ведёрко, полное каштанов… Киноафиша на двери закрытого тира вымокла, выцвела и оборвалась по углам. Раньше, когда листва зеленела, а небо было ясное, в летнем кинотеатре показывали кино. Теперь только в большом кинозале под крышей.
— Сто лет не была в кино. Одной скучной.
— Ходи с подружками.
— Подружки ходят в кино с кавалерами.
Она отвернулась и подумала, что он так за все эти годы ничего и не понял. На отсыревшей афише по углам пухлой корочкой выступила соль. Она потрогала её пальцем.
— Прям как снег… А правда, что женщинам разрешили служить в армии наравне с мужиками?
— Их не так много, как ты думаешь.
— А правда, что женщины военнослужащие живут в общежитиях с офицерами?
— Это смотря по полевой обстановке. Могут размещаться и отдельно.
— А обычно — к тебе под бочок? То-то возвращаешься сытый и довольный, как кот.
— Одни глупости тебе в голову лезут.
— Я же всё-таки женщина.
— Пойдём в кафе «Ласточка». Там кинозал. Там куплю тебе конфет, а Наташке пирожное.
- Ты всем своим женщинам конфеты покупаешь?
— Что? — не расслышал он, разговаривая с кассиршей.
— Можно я возьму тебя под руку. Боюсь потерять тебя… в толпе.
— Мы с тобой ошиблись.
— Я так и знала, что ты скажешь.
— Это не наш ряд.
— Наташка уже большая.
— Угу.
— А что ты скажешь, если я рожу тебе ещё одного ребёнка?
— С ума сойду от радости.
— Тогда я рожу сразу двух. Мы с сестрой двойняшки.
10
Маршал вышел из забытья ровно через десять минут рывком поднялся из эргономичного кресла, сидя в котором якобы никто не устаёт. Хотя спину разогнуть невозможно.
— Сеанс радиомолчания!.. Сашко, ты где?
Вместо изображения его персонального связиста-кодировщика на экране дрожала серенькая муть. Маршал рывком оттянул лестницу-стремянку от стены. Секретным ключом отворил и сдвинул потайной люк. Старший лейтенант Задорожко лежал с простреленным лбом в луже крови. Забытьё маршала продлилось всего лишь минуту.