Еще один баловень судьбы (СИ) - Страница 62

— Ну, все, все, — поглаживал ее Антон, — Теперь вывод однозначен: я жив, здоров и очень хочу с дороги кушать. Мечи на стол все, чем богата.

— У меня есть только молоко — для нашей Флорушки. Я последние дни ничего не ела…

— А где же нянька?

— Я ее рассчитала, — покаянно сказала Констанция. — Она мешала мне плакать.

— Тогда я иду на рынок. Я быстро…

Однако быстро у него не получилось: он шел уже затаренным к выходу с рынка, как вдруг услышал женский оклик: — Мсье Фонтанэ!

Антон обернулся и увидел улыбающуюся ему Франсуазу Тюрро, которую сопровождал дюжий слуга с овощной корзинкой, наполненной наполовину.

— Бонжур, мадам Тюрро, — поклонился попавшийся "попаданец".

— Можете называть меня мадам де Линьер, — важно сообщила Франсуаза. — Прежние панибратские времена во Франции очень скоро закончатся…

— Вы состоите в прямой связи с Директорией, мадам де Линьер?

— Директория на последнем издыхании, милейший Антуан. Совет пятисот уже созрел для приглашения в Париж законного короля, Луи 18-го! Ведь там в большинстве наши люди, которых мы избрали законно…

— Невероятно! — преувеличенно округлил глаза Антон. — Парижских политиков повергли равьерские обыватели! А также авалонские, шомонские, дижонские…

— Совершенно верно, мсье. Вам сейчас смешно, но это так — нам надоели безродные выскочки, и мы дружно выступили против них. Пусть попробуют нам возразить — на нашей стороне избирательный закон, который они сами нам навязали.

— Что ж, мадам, — чуть развел руками Антон. — Чему быть, того не миновать. Надеюсь, король будет не суровее Робеспьера…

— Король обещает явить милость, но ряд голов, конечно, полетит с плеч и не только в Париже, но и по всей Франции.

— И в Равьере тоже? — ужаснулся Антон.

— Ну, я думаю, что королевские власти все же учтут мнение наиболее достойных людей Равьера по этому поводу… Но это все в будущем, а сейчас скажите, Антуан, надолго ли Вы прибыли к нам? И где Вы все-таки служите?

— Разве Констанция Вам ничего не говорила?

— Представьте, нет. На том основании, что служба Ваша очень секретна.

— Bonne tete! (Умница). Все сделала, как я наказал. Знаете, мадам де Линьер, я очень Вас уважаю, а какой-то частью своего существа даже готов обожать, но мое начальство настоятельно просило меня никому не раскрывать характер моей нынешней службы. Надеюсь, Вы простите меня за такого рода невежливость?

— Что ж, Антуан, Вы верны своему образу: явились сюда неизвестно откуда, а теперь уезжаете неизвестно куда… Тем не менее, мы верим, что Вы — человек достойный и в подлых делах не участвуете. Ведь так?

— Несомненно, Франсуаза. Позвольте теперь Вас покинуть: голодное семейство ждет вот этих продуктов…

— Бегите, Антуан. Передайте от меня привет Констанции и пожелание здоровья ей и маленькой Флоре.

— Непременно, мадам, непременно.

В течение нескольких дней слова мадам де Линьер о скорой реставрации монархии не шли у Антона из головы. Он нежничал с Констанцией, тетешкал Флору, благоустраивал быт, поручал адвокату оформление патентов на стальное перо, скрепку и кнопку (ручеек денег из министерства иностранных дел исчез!) — но внутри него неумолчно стучал метроном: вот срок существования республики уменьшился еще на один день… а вот еще на один… еще…

Чуткая Констатнция не выдержала и спросила день на пятый:

— Что тебя гложет, Антуан?

И Антон выложил ей свои страхи.

— Но разве ты можешь остановить колесо Истории?

— Я обязан попробовать! — заявил Антон.

— Что ж, — вздохнула Констанция, — отправляйся в чертов Париж и пробуй. Отговаривать тебя, я знаю, бесполезно. Только не вздумай там погибнуть!

Из письма Сен-Сира Антон знал, что он находится в штаб-квартире Рейнско-Мозельской армии, то есть в Страсбурге, а другой его товарищ, Бернадот, оказался со своей дивизией в Северной Италии, в армии Массены. Еще в мае эта армия вторглась в пределы Венецианской республики (воспользовавшись кровавой расправой крестьян приграничного селения над французскими мародерами) и свергла многовековую власть дожей. Массена объявил, что отныне аристократическая республика станет республикой народной и велел посадить на площади Сан-Марко "дерево Свободы".

В Париже Антон надеялся застать Моро, на которого Директория возложила общее руководство на Германском театре военных действий (Рейнско-Мозельскую армию перепоручили генералу Гошу, усмирителю Вандеи) и который должен был намечать с Карно возможные варианты ведения кампании. Однако когда Антон явился в Люксембургский дворец (являвшийся резиденцией Директории), то узнал в секретариате, что генерал Моро отбыл на прошлой неделе в Дюссельдорф, к Журдану. На вопрос, возможно ли встретиться с Карно, секретарь сухо сообщил, что время нынешнего главы Директории расписано "по минутам", хотя мсье атташе (Антон предъявил, конечно, свое удостоверение дипломата) может записаться к нему на сентябрь…

В полном разочаровании Антон отказался от этой возможности (переворот, насколько он помнил, был пресечен армией в начале сентября, а Карно, заподозренному в связях с роялистами, пришлось бежать за границу), повернулся и пошел к выходу, как вдруг был остановлен радостным окликом:

— Да это же Фонтанэ!

Он обернулся, заранее улыбаясь (так как узнал этот голос), и увидел еще более улыбающегося Шарля Бернадота, упакованного в шикарный генеральский мундир, а рядом с ним лейтенанта от инфантерии.

— Бог мой, вот это встреча! — быстро сблизился с Антоном Бернадот и обнял его с немалой силой. — Ведь я уже собирался ехать в Версаль, к милой женушке, но теперь, конечно, никуда не поеду. Этот день и вечер я проведу только с тобой!

— А капитана куда денешь? Он, поди, у тебя в адъютантах? — предположил Антон.

— Угадал. Франсуа, само собой, останется при нас. Но с ним проблем не будет: даже если он напьется, то просто упадет под стол. Проверено.

— Ну, тогда веди, — ухмыльнулся "шпак". — Я, к своему стыду, совсем не знаю злачных мест Парижа.

— В злачные мы пока не пойдем, — рассмеялся Бернадот. — Неподалеку, в углу Люксембургского сада, есть уютный ресторан под названьем "Королева Медичи" — вот там мы и посидим в свое удовольствие часа два-три, рассказывая друг другу, чем занимались в эти полгода…

Однако просто насладиться ресторанными услугами друзьям не удалось: Антон очень возбудился, когда узнал, что Бернадот только что побывал у Барраса и передал ему бумаги эмигранта, графа д, Антрега, которого самолично перехватил в Триесте в составе русской миссии Мордвинова, покидавшей гибнущую Венецианскую республику.

— Среди этих бумаг есть компромат на президента Совета Пятисот генерала Пишегрю? — спросил он встревоженно.

— Есть свидетельство о его переговорах в 1795 г с Фош-Борелем, эмиссаром принца Конде, — сказал Бернадот и спросил удивленно: — А тебе откуда известно про шашни Пишегрю?

— Из дипломатических источников, — стемнил Антон и продолжил: — Из них же мне известно, что Пишегрю отверг предложения Конде и кроме самого факта переговоров его обвинить не в чем. Кстати, агенты роялистов подкатывали с аналогичными предложениями и к другим командующим армиями — например, в прошлом году к Бонапарту. Что касается Моро, то его вполне могут обвинить в снисходительном отношении к поверженным германским правителям (курфюрсту Баварии, маркграфу Бадена, герцогу Вюртемберга), из которых можно было выдавить значительно больше денежек, чем выдавил Моро…

— Но Пишегрю после этих переговоров стал очень уж пассивен в военных действиях, что заметил Карно и потребовал его замены на Моро…

— А ты помнишь, что Моро был выдвиженцем того самого Пишегрю и остался его другом? Быть может, Пишегрю решил активно заняться политикой и договорился с Карно на такую рокировку? Решил, кстати, не зря, раз является сейчас президентом Совета Пятисот…