Эпоха перемен 3 (СИ) - Страница 41

По другую сторону Кавказа ещё ощущались отголоски уходящего лета. Было намного теплее.

На месте мы были уже под утро. В рассветных сумерках мы заехали на территорию небольшого поместья в Алазанской долине. Центральный каменный дом с двускатной крышей и большой спутниковой тарелкой утопал среди виноградников. Девушки успели задремать, так что мне пришлось их будить.

Мирослава вскрикнула, открыв глаза, и вцепилась мне в локоть.

— Т-с-с!.. — произнёс я, нежно погладив её по спине, — всё в порядке. Всё хорошо. Мы на месте.

Успокоившись, она немного ослабила свою хватку.

— Нет, Саша… — вдруг сказала она. Тон её голоса перестал быть бесцветным. Правда, теперь в нём появилось столько боли, что мне стало немного не по себе. — Ничего не в порядке.

Я не ответил. Лишь помог девушкам выбраться из УАЗика.

Поместье, по сути, представляло собой маленькую крепость, охраняемую серьёзными силами. Недалеко, у края долины, на границе, находился даже позиционный район ПВО.

Аркадий Шалвович устроил всё это, как только стало понятно, что будет обострение внутриполитической обстановки, по собственной инициативе. И, как выяснилось, был совершенно прав в своей прозорливости.

Мы разместились по гостевым комнатам. Девушки сразу отправились спать. А Борис Абрамович продолжал бегать по дому как заведённый, рассыпая то проклятия, то благословения.

Спустившись в главный зал, где в большом камине тлели угли, он включил большую плазменную панель и как-то очень быстро и ловко начал настраивать стоявший рядом в заводской коробке спутниковый ресивер. Его партнёр лишь наблюдал за этими манипуляциями, спокойно развалившись в большом кожаном кресле и раскуривая сигару.

Бадри Шалвович посмотрел на меня, улыбнулся и спросил:

— Своих успел вывести, да? Лика рассказывала.

— Да, — кивнул я, усаживаясь на соседний диван. — Отца и его жену.

— Ясно, ясно… подожди, у тебя же вроде бы мама жива?

— Жива, — кивнул я. — Она замужем во втором браке.

— Они её достанут, — озабоченно сказал олигарх. — Чтобы давить на тебя. У них нет тормозов.

— Я рассчитываю на это, — ответил я.

Бадри посмотрел на меня из-под своих кустистых бровей, поджал губы. Потом пожевал сигару.

— Ты страшный человек, Саша, — сказал он. — Я думал, что зверьё из Тольятти, это край… ни законов, ни понятий. Ни тоски, ни совести. Но ты смог меня удивить. Не обижайся.

— Я не обижаюсь, — ответил я, пожав плечами.

— У тебя с ней не складывалось, да? — продолжал он.

Поначалу я ощутил раздражение. Потом понял, что он специально меня провоцирует. Тестирует внутреннюю силу. Для чего? А кто же его знает. Но, похоже, его впечатлило то, что я провернул с ним и его партнёром. Уровень партии.

«Да ему же страшно!» — вдруг понял я. Он понимает, против каких сил оказался в оппозиции. И, наконец, разглядел за шустрым пацаном, который всё это время болтался под ногами, нечто большее.

— У меня с ней всё ровно, — ответил я. — Уважение, помощь, поддержка. Всё, как полагается. Я даже с папой их отношения наладил. Они больше не держат друг на друга зла.

— И всё равно используешь её как наживку.

— Я сам себя как наживку использую — ну и что? — я пожал плечами. Потом понизил голос и огляделся, чтобы убедиться, что Мирославы нет рядом. — Я позволил себя схватить своему потенциальному тестю. Для того, чтобы тот мог выдать меня на заклание. Потому что так было надо.

Бадри удивлённо поднял брови.

— Кстати, осторожнее с никотином, — добавил я. — Как только возьмём власть — обязательно проверьте сердце. На томографе. Хорошо? Мне бы не хотелось, чтобы ещё и Лика осталась сиротой.

Я видел, что реплика про здоровье его рассердила. Но и успокоила: я наглядно показал, что не просто держу удар, а всегда перехожу в контратаку.

— Что ж. Если наши захватят власть — я сделаю, как ты скажешь, — кивнул он.

— За ней присматривают, — добавил я. — Настолько хорошо, насколько это возможно.

Я поднялся с дивана и сходил в прихожую, где стояли неразобранные сумки. Вытащил кейс с ноутбуком и распечатками. Притащил их в гостиную, разложил на журнальном столике.

— Работать собрался? — спросил Борис Абрамович, увидев мои манипуляции. — Молодец! Одобряю!

Он всё ещё возился с ресивером, копаясь в каких-то настройках.

— Надо, — ответил я. — Времени почти нет.

— Что за проект? Опять с Ликой намутили? Молодёжь, блин, и самодеятельность! Рассказывай давай.

— Без Лики, — сухо сказал я. — Её к таким делам я не допускаю.

— Каким таким? — насторожился Бадри.

— Украина, — вздохнул я, доставая листочки и снова устраиваясь на диванчике.

— А что Украина? — Борис Абрамович всплесну руками. — Потише, чем у нас будет. Работать можно и нужно. Твоя сделка держится. Что ещё надо?

— Это ненадолго, — вздохнул я.

— В смысле?

— Вот новости сейчас включим — и посмотрим.

Партнёры переглянулись. Потом Борис Абрамович улыбнулся и подсел ко мне на краешек дивана.

— Новости мы обязательно включим, — улыбаясь, произнёс он. — Как только я настройку закончу. А ты всё-таки в гостях. Поэтому лучше бы не вы…ся, а говорил, как полагается уважающим себя и окружающих людям. Да, Бадри Шалвович?

Борис Абрамович положил мне руку на спину, после чего погладил меня, а затем похлопал.

Я вздохнул, потом ответил примирительным тоном:

— Да не вы…сь я. Просто не каждый день приходится составлять расстрельные списки.

— Так. Давай-ка подробнее. Вот прямо с этого места.

— Да куда уж подробнее… они на повышение сыграют. Взорвут газопроводы. Если уже не взорвали, — ответил я.

Березовский присвистнул.

— Обвинят Россию в энергетическом шантаже, настроят против нас вообще всю Европу, возможно, попробуют повоевать. Плюс международные требования о совместном мировом контроле над ресурсами, — продолжал я. — И знаете, после той зимы, которая предстоит в Европе, особенно восточной, это не будет выглядеть как чрезмерное требование…

— Так… — олигарх побарабанил пальцами по обшивке дивана, — так, так… а при чём тут какие-то расстрельные списки? Ты кого расстреливать собрался?

— Ну не в прямом смысле расстреливать, — вздохнул я. — Но человек двести на Украине и ещё триста по Восточной Европе придётся устранить…

Добыча информации из самого логова врага обходилась дорого. Не только в финансовом смысле, но и в человеческом. Было много жертв среди самых подготовленных и мотивированных, отборных людей. Лёша говорил, что некоторые сходили с ума, когда понимали, что происходит внутри абсолютно закрытых сообществ, представляющих старую элиту.

И всё же эта информация, зафиксированная документально, в большом количестве, была очень важна для моего замысла.

Мало было перекроить финансовый каркас мира. Мало было устранить потенциальных пассионариев, готовых плясать под дудку глобальных кукловодов ради мнимой личной власти и обогащения.

Когда рушится старый мир, надо дать людям какой-то ориентир. Да, неосоциализм это хорошо, и это могло бы сработать, если бы не остающийся груз предательства прошлых элит, обернувшийся разгромом.

Социально-ориентированной экономике и политике нужно было смысловое наполнение.

Но сначала миру предстояло пережить шок от знакомства с реальной жизнью старых элит, которую они держали за семью печатями, внутри информационно непроницаемой клетки, обеспеченной кровавой порукой, ритуалами, психологическими и физиологическими зависимостями, пороками, даже названия для которых не было придумано официальной медициной.

Как я и предполагал, когда некая закрытая общность веками существует среди человечества, обладая ничем не ограниченной властью и бесконечными возможностями, психика её представителей необратимо трансформируется. Они перестают ощущать себя людьми.

Оказавшись вне естественных для человека стимулов, вроде стремления к выживанию или хотя бы к материальному благополучию, они постепенно создавали альтернативную этическую систему, где всё, что могло послужить сохранению ощущения вкуса жизни, было морально и допустимо.