Эпоха харафишей (ЛП) - Страница 4

Мастер Зайн позвал его в тот же день к себе и спросил:

— Ты ведь сын покойного шейха Афры Зайдана, так?

Тот смиренно ответил:

— Да. Да упокоится душа его…

— До меня дошли слухи, что ты отказался присоединиться к членам клана Кансу.

— Нет у меня стремления такого…

Мастер Зайн улыбнулся и предложил ему стать погонщиком осла у него. Ашур тут же согласился; сердце его прыгало от радости в груди.

Он повёл осла работать с воодушевлением, возможно даже со всей своей силой и жизненной энергией. Так проходили дни, и мастер всё больше убеждался в его хорошем поведении, воспитанности и набожности, а сам Ашур доказал, что достоин доверия.

Пока он работал во дворе, тщательно избегал смотреть в ту сторону, где, возможно, могла промелькнуть жена мастера Зайна. Однако он увидел однажды его дочь Зейнаб, когда та выходила на улицу, и на несколько мгновений глаза изменили ему, и он поглядел на неё, но тут же пожалел. Сожаление стало ещё больше, когда в груди его загорелось пламя, перешедшее на внутренние органы и остановившееся в паху, вызвав неукротимое желание.

Опьянённый сильным ненасытным желанием, он пробормотал:

— Да хранит нас Аллах…

Впервые он произнёс имя божье краешком языка, в то время как мысли его витали где-то далеко. То был примитивный сексуальный опыт, ограниченный трепетом изумления, волнения и странности.

Мастер Зайн Ан-Натури был доволен им как надёжным сторожем, и спросил его:

— Где ты живёшь, Ашур?

Тот просто ответил:

— У забора обители или под аркой.

— Тогда, без сомнения, тебе понравится спать в загоне?

Тот радостно ответил:

— Это счастье для меня, спасибо вам, мастер…

Он просыпался на рассвете. Он уже привык к сумеркам, разбавленным улыбками света, гулу голосов набожных и порочных людей, чистому дыханию вселенной, облачённой в сон. Он отогнал подальше от сердца вызывающий образ Зейнаб и молился, поглощая лепёшку с консервированными оливками и зелёным луком. Похлопывал осла по спине, а затем вёл его перед собой на площадь, готовясь к новому дню труда и заработка. Он был переполнен разливающейся по телу жизненной энергией и неограниченной уверенностью в своих силах, выносливости и контроле над неизведанным. Но ещё его постоянно окружало что-то, готовое вырвать его с корнем: перед ним была Зейнаб, берущая верх над ним смутным призывом… Лицо её было бледноватым, с выделяющимся носом и толстыми губами, тело — маленьким и крепким, однако она имела на него чарующее влияние и постоянно влекла его. Иногда он не обращал внимания на осла и его седока.

Во время отдыха он стоял перед домом, наблюдая за потоком прохожих: до чего же много было людей, трудящихся в лавках, развозящих ручные повозки, корзины, ножи! А сколько было тут бродяг-харафишей без определённых занятий! Кто среди всех этих людей был его отцом?… Кто был матерью среди этих женщин?… Покинули ли они этот мир или всё-ещё пребывают в нём?… Знают ли его или нет?… Кто завещал ему эту огромную, переполненную благосклонностью шейха Афры Зайдана вселенную?

Он прогнал из головы эти бесполезные изнуряющие мысли, и их место сразу же занял смутный призыв Зейнаб Ан-Натури. Он сказал себе:

— Всё движется, всё изменяется. Обязательно что-то будет… — И добавил. — Пусть благо будет моим союзником как вознаграждение за чистые намерения.

Тут до него донёсся разъярённый от гнева голос Зайна Ан-Натури: он увидел его во дворе, ввязавшегося в словесную перепалку с одним из покупателей. Он яростно кричал ему:

— Ты вор!.. Не больше и не меньше.

Покупатель воскликнул:

— Попридержи свой грязный язык!

Тут мастер Зайн дал ему пощёчину и схватил за шиворот. Ашур ринулся к ним с криком:

— Остановитесь и помолитесь единому господу!

Он бросился между ними, и покупатель пнул его ногой, выругав. Ашур с силой прижал его к своей груди, пока тот не закричал от боли, а потом отпустил со словами:

— Убирайся отсюда подобру-поздорову…

Тот быстро покинул двор. Женщины столпились у окна, и мать Зейнаб закричала:

— Осталось только, чтобы он набросился на нас в нашем же доме!

Зайн Ан-Натури благодарно поглядел на Ашура, и скрывая своё смущение, сказал:

— Да вознаградит тебя Аллах…

Мастер прошёл в дом. У окна осталась одна Зейнаб. Ашур вернулся на своё место у дверей, говоря сам себе:

— Нам осталось лишь обменяться взглядами…

Он прислонился к стене и заметил кошку, приготовившуюся для устрашения напасть на чёрную собаку, отошедшую в сторону, дабы избежать драки.

— Будь осторожен, Ашур! Это наставление от твоих родителей.

И он отдался приятным мечтам, пока их не сожгли лучи летнего солнца…

Адалат Ан-Натури спросила мужа:

— Ты уверен, что он заслуживает доверия?!

— Конечно. Он стал мне как сын.

Теряя терпение, она произнесла:

— Отлично. Выдай за него Зейнаб…

Зайн Ан-Натури задумчиво нахмурился:

— Я надеялся выдать её за кого-то получше.

— Мы уже слишком долго ждём. Каждый раз, как кто-то приходит свататься к одной из её сестёр, ты отказываешься из-за того, что она самая старшая.

Он с досадой ответил:

— Если бы она была твоей плотью и кровью, ты бы так не говорила…

— Она стала камнем преткновения на пути моих дочерей. Ей уже двадцать пять, она не красива, а её нрав портится день ото дня…

Он угрюмо повторил:

— Если бы она была твоей плотью и кровью, ты бы так не говорила…

— Разве тебе не достаточно, что ты ему доверяешь?… Тебе ведь нужен кто-то, кому можно доверять в старости?

— А как же Зейнаб?

— Она будет рада. Спаси её от отчаяния…

Ашур услышал, как мастер Зайн зовёт его из гостиной. Когда он подошёл, тот усадил его подле себя на деревянном диване, покрытом ковриком из овечьей шкуры. Ашур несколько поколебался, затем сел. Тогда мастер ласково спросил его:

— Ашур, почему бы тебе не подумать о женитьбе — половине твоей веры?

Радость и свет: когда мечты становятся блаженством, поющим в ушах и в сердце, когда лица рабов божьих сияют светом прощения, то даже насекомые перестают досаждать.

Ашур отправился в султанские бани, где побрился и смыл с себя пот, причесал волосы и подстриг усы. Он также опрыскал себя розовой эссенцией и почистил зубы палочкой-мисваком. Горделиво накинул на себя белый джильбаб и обувь, сшитую специально для его огромных ступней.

Свадьбу они справили соответствующую в доме Ан-Натури, а затем новобрачные поселились в полуподвальном этаже, состоящем из одной комнаты и коридора в доме, что стоял как раз напротив дома Ан-Натури. Ашур был переполнен любовью, бьющей через край. Отдельные люди, что погрязли в разврате, покинув во второй половине ночи — самой тёмной — курильни опиума, усаживались на корточках близ окон подвала Ашура в темноте, где подслушивали и видели сновидения.

Со временем у Ашура родились сыновья — Хасбулла, Ризкулла и Хибатулла, а мастер Зайн и его жена скончались, в то время как их дочери вышли замуж.

Ашур наслаждался счастьем семейной жизни. Он по-прежнему работал погонщиком осла, который теперь принадлежал ему — то был свадебный подарок от мастера Ан-Натури. А Зейнаб разводила кур и продавала яйца. Жизнь стала легче. В коридоре у них стояли запахи приправ.

Дети подросли и к отрочеству выучились различным ремёслам. Хасбулла работал подмастерьем у плотника, Ризкулла — лудильщиком, Хибатулла — помогал гладильщику. Ни одному из них не достался гигантский рост отца, однако они обладали достаточной силой, чтобы вызывать уважение к себе в родном квартале.

Несмотря на то, что Ашур был известен своим кротким нравом, ни один бандит из клана Кансу не задевал его. Зейнаб же не была склонна к подобной кротости. Она была нервозной, подозрительной и язвительной, однако лучшим примером усердия, трудолюбия и верности.