Энские истории - Страница 4

Он спросил меня, что я собираюсь делать дальше. Я махнул рукой:

– Уеду. Что мне здесь делать? В этом городе меня никто и ничто не держит.

– И что, у тебя совсем никого не осталось? – спросил он. Интонация подразумевала: "Ты вспомни хорошенько, может все-таки кто-то есть?"

– Нет, – мрачно отрезал я. – Совсем никого.

Сундук будто повеселел, услышав это.

– Давай помянем, – он призывно наклонил бутылку.

– Давай.

Мы молча выпили еще по одной.

– А я вот тоже, понимаешь, с женой развелся, – кусочком черного хлеба он подцепил пару шпротин и закинул в рот. – Стервой оказалась. Да-а-а! – смачно протянул он. "Да кто ж с тобой согласится жить?" – подумал я, но перебивать не стал. – Нашла себе, понимаешь, богатого… Он ей в отцы годится… Зато богатый! – Сундук махнул рукой. Мы закурили…

– И вот тут, собственно, все и началось. Здесь – начало истории. А то, что я вам до этого рассказывал – неважно. Наверное…

Незнакомец в смокинге выгнул пушистые соболиные брови в крутую дугу:

– Кто знает, что на самом деле важно, а что – нет? Трудно определить. В конце концов, важно все то, что мы сами считаем важным, не правда ли?

Если бы не коньяк, я бы не знал, что и подумать: то ли это – глубокая мысль, то ли – бессмысленная тавтология. Как всегда, алкоголь явился спасительным амортизатором.

– Да, вы правы. Я сейчас маленько выпил, но соображаю четко. А тогда я был пьян, и не почувствовал никакого подвоха… Сундук сказал…

– Ребеночек у нас. Восемь лет ему. Между прочим, твой тезка. Так вот она, – тут Сундук витиевато выругался, – не разрешает мне видеться с мальчиком. А сын меня любит… И я его – тоже, – добавил он, опустив глаза, и, по-моему, даже всхлипнул.

– Ну так… Ты разберись с ней, – неуклюже посоветовал я, не вполне понимая, что имею в виду. Казалось бы, возраст и богатый опыт должны подразумевать некоторое наличие житейской мудрости… (Но скажу вам по секрету – это не так. Ни хрена я не смыслю ни в женах, ни в детях.) – Ну, там… Поговори… Что это такое? Это же твой ребенок…

Сундук скривился:

– Да она меня и близко к дому не подпускает. Ты знаешь, кто ее новый муж? А-а-а, вот то-то и оно! Он – один из самых влиятельных людей в Энске, Илья Ефимович Квасной. Это тебе легко – приехал, уехал… И поминай, как звали. А мне здесь жить. Всю оставшуюся жизнь!

Я тупо уставился в пепельницу, полную окурков, мучительно соображая, чем еще, кроме глупых советов, я могу помочь Сундуку.

– Слышь, Серега! – и поймал себя на мысли, что в первый раз назвал его по имени – наверное, потому, что в нем появилось что-то человеческое… Оказывается, он тоже может любить и страдать. Ведь поди ж ты – у него и сын есть! А у меня и жены-то нет! – Серега! – тут я позорно икнул, но сразу же взял себя в руки. – Серега! Это дело так оставлять нельзя! Сын – это сын! Это мужчина! Наследник! Продолжатель фамилии! Серега, ты должен… – я не знал, чего он должен. Я подыскивал слова, – ты, Серега, обязательно должен…

Зато у Сундука голова работала получше моей:

– Старик! Я один не смогу. Понимаешь? Тяжело одному. Друг нужен!

Одну руку я широко простер перед собой, а второй с размаху ударил в грудь – так, что перехватило дыхание – и снова икнул.

– Ик! Серега! Если тебе нужна моя помощь, я всегда! Ты знаешь, между нами разное бывало, но если такое дело… Я готов!

У него как-то залоснились глаза. Сундук крепко обхватил меня за шею и прижался своим лбом к моему:

– Спасибо, старик! Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Если ты и вправду хочешь помочь, то давай сделаем так… – он отодвинулся от меня, подцепил вилкой розовый кружок докторской колбасы и положил на хлеб: тонкая полоска шкурки, свисая, болталась, когда он принимался оживленно жестикулировать. Я, как завороженный, уставился на эту шкурку и уже не отводил от нее взгляд. Видимо, она была последним предметом, на котором могли улечься остатки моего внимания. Сундук бубнил, словно через подушку, – давай сделаем так. Сейчас, один хрен, лето, – я послушно кивал. – Все равно ведь – каникулы, – я снова соглашался. – Он в школу не ходит. Гуляет рядом с домом – мать его далеко не отпускает. Завтра я все подготовлю. Куплю билеты, и поедем мы с ним в круиз. По Волге. Прям до Астрахани, а? Здорово? А ты – ты ведь и так и так уезжаешь, правда? – я с коротким мычанием боднул воздух перед собой. – Ты послезавтра, с утречка – подъедешь и заберешь его. Привезешь ко мне. Согласен?

– Как это – подъеду? – и хотя я еще не до конца утратил способность мыслить, но мыслил явно не в том направлении, размениваясь на никчемные подробности. – На чем?

– Я тебе дам машину. У меня есть – "копейка", – отвечал Сундук. – Старая, но ездит. Ты подъедешь к дому, он тебя увидит, сядет в машину. А ты – привезешь его ко мне. И все. А мне там появляться нельзя. Вилы! – Сундук состроил из пальцев "козу" и ткнул себя в горло. Это меня окончательно убедило.

– Конечно! – с готовностью подтвердил я. – Вилы! – и тоже ткнул его в горло. Он закашлялся.

И ничего мне не показалось странным, кроме одного: почему мы выпили вроде поровну, а он соображает куда лучше меня? А я, соответственно – куда хуже его? Поэтому я снова налил – в тщетной надежде уравнять градус – и предложил:

– Давай! За здоровье твоего сына!

Я не помню, как уснул…

Но помню, как проснулся. Сундука в квартире не оказалось, зато в холодильнике я нашел пиво: и то и другое было приятно. Я принялся восстанавливать из отдельных обрывков цельную картину нашего вчерашнего разговора – и не смог. Не получалось. Правда, общий настрой был понятен – сработала эмоциональная память. Наконец мне удалось сформулировать несколько частных положений: 1)Сундук – тоже человек, 2)Сундук – глубоко несчастный человек, 3)я могу чем-то помочь Сундуку.

Напившись пива, я снова уснул и проспал до самого вечера…

– Готов с вами согласиться: человек, дважды просыпающийся в течение одного и того же дня – лентяй и бездельник. Но то было вчера! А сегодня? Сегодня я потерял счет своим пробуждениям! Но это ладно, полбеды. Просыпаться – не так уж и страшно. Но тот ужас, который предшествует засыпанию… Это и не засыпание вовсе! То есть, не то, чтобы постепенно, мягко, с нежными фантазиями… А все, знаете, с кровью, с кошмарами… Я хочу от этого избавиться – и не могу! Ничего не получается. Что же делать?

Незнакомец озабоченно покачал красивой головой и выстукал на крышке стола какой-то стремительный марш. Он был похож на героя-любовника из классического немого кино: этакий псевдоиспанский тип – бездонные миндалевидные глаза, тонкий нос с благородной горбинкой, пухлые чувственные губы, тоненькие острые усики и черные густые волосы, зачесанные назад и щедро набриолиненные. И наряд был соответствующим: сидящий по фигуре смокинг, ослепительно белый пластрон, изящная бабочка и в петлице – алая роза, источающая слабый аромат восточных пряностей.

Честно говоря, незнакомец выглядел несколько странно. Если бы он вздумал ходить по улицам Энска совершенно голым, то привлекал бы куда меньше внимания. И все же в его облике не было ничего надуманного или фальшивого: все настоящее и отличного качества, начиная от негромко похрустывающих крахмальных манжет и заканчивая чистейшей воды голубоватым бриллиантом на мизинце.

– Не торопитесь. Продолжайте свой рассказ. Уверяю вас, мы найдем выход! – мне понравился тот мягкий, даже немного ласковый тон, которым он произнес эти слова. Это подействовало не хуже коньяка.

– Вечером меня разбудил Сундук. Он долго звонил в дверь, затем с грохотом ввалился в квартиру и, размахивая руками, стал громко говорить:

– Старик, ты не забыл, о чем мы с тобой вчера договорились? А? Помнишь? Права у тебя есть, вот доверенность, – он помахал перед моим носом форменным бланком, сложенным вдвое, – машина стоит во дворе, – подвел меня к окну и ткнул пальцем в помятую крышу красной "копейки", – видишь?