Энерган-22 - Страница 13

Высказывались и другие мнения, их было значительно меньше, зато звучали они особенно грубо. Меня обвиняли ни больше ни меньше в том, будто я призываю к гибели “свободного, демократического строя, который открывает такие просторы для личной инициативы”, будто я хочу разорить нефтяные компании, которым “наше отечество многим обязано”, и выбросить на улицу миллионы честно трудящихся там рабочих… Два-три голоса без обиняков прилепили мне ярлык “красный”, а один брякнул, что я идеолог динамитеросов, которые используют свои террористические акции в тех же предательских целях…

Я благодарил за поздравления, что-то бурчал в ответ на ругань, смеялся шуткам, обещал сделать продолжение еще более увлекательным. И всем, включая теx, кто называл меня “красным”, втолковывал, что в моей повести, как в любом беллетристическом произведении, есть элементы истины, домысла и полного вымысла, но основной ее персонаж – подлинный. Что же касается самого энергана, то, говорил я, “узнаете позже, вам же будет неинтересно, если вы уже сейчас узнаете, чем дело кончится”. И для пущей убедительности напоминал старый анекдот о жулике, который стоял перед кинотеатром и вымогал у всех входящих доллар, угрожая, что в противном случае скажет, кто в этом фильме убийца…

В короткие перерывы между звонками я размышлял о том, что произошло бы, выгляди мой материал не повестью, а чисто журналистским отчетом о подлинном событии, подтвержденным документами, факсимиле, протоколами и заключениями специалистов… Картина, нарисованная многими из моих почитателей, была верна, точнее – вероятна. Они правильно поняли, какие результаты имело бы появление энергана на свободном рынке. И хоть я ни в коей мере не был единомышленником Эль Капитана или агентом “красных”, а всего-навсего газетчиком, который стремился поменьше врать, я со злорадством думал о последствиях, какие может вызвать мой НАСТОЯЩИЙ репортаж.

Около полудня позвонил Лино Баталли и осведомился, доволен ли я тем, как оформлен материал. Я ответил: “Да, все в порядке”. Он спросил, как я смотрю на то, чтобы использовать этот материал для большой повести, которую они опубликуют в нескольких номерах, и успею ли к четвергу сдать десять страниц, а потом остальное. Я сказал: “Конечно, немедленно сажусь и пишу”.

Лино завершил беседу приятным известием, что за этот литературный общественно-полезный труд мне заплатят от трех до пяти тысяч долларов.

Совершенно ошарашенный, я положил трубку. Бог мой, неужто вторая жила окажется доходнее первой? Подбежал к кислородопроводу и отвернул кран до конца. Потом вынул из холодильника бутылку виски, старого, доброго виски, которую берег для особых случаев, и откупорил ее.

Не успел я сделать глоток, как телефон снова зазвонил – долго и пронзительно: так звонит междугородная. Я взглянул на часы: ровно двенадцать – и снял трубку.

– Искров слушает.

– Добрый день, сеньор Искров, как поживаете? – донесся мягкий, дружелюбный голос старого жреца.

Я весь напрягся и прижал трубку плотнее к уху, стараясь не упустить ни слова.

– Сеньор Игл, мне нужно вас видеть! Встретиться с вами! – я заорал так радостно, что Клара вбежала узнать, с кем это я разговариваю. – Мне нужно видеть вас во что бы то ни стало! Где вы находитесь?

Ответ прозвучал более чем уклончиво: – Ваша повесть, сеньор Искров, крайне интересна, примите мои поздравления. Надеюсь, что продолжение будет еще интереснее. Есть, разумеется, кое-какие неточности. Так, например, я не Уайт Игл, меня зовут иначе. Уайт Игл, или Белый Орел, – руководитель группы, работавшей на набережной Кеннеди, но это особого значения не имеет.

– Сеньор! – снова закричал я. – Умоляю, выслушайте меня! Я не знаю, какую цель преследует ваша операция с энерганом, понятия не имею, зачем вы вовлекли в нее и меня, возможно, все это какая-то гигантская рекламная кампания, но даже если бы я захотел и дальше участвовать в ней, я не могу, потому что не в состоянии предъявить никаких доказательств.

После короткого молчания старик вновь заговорил, и на этот раз голос его звучал сухо: – Как это – никаких доказательств? Разве я мало вам предоставил?

– Увы, недостаточно.

– Неужели? – крайне удивленно отозвался он. – В таком случае вы скоро получите еще… На днях… кое-какие дополнительные материалы, которые позволят вам завершить свою повесть. Когда продолжение?

– Просили к четвергу.

– Прекрасно. Пожелаю вам доброго здоровья. И он умолк.

– Алло! – кричал я. – Алло! Алло! Ответа не было. Я с досадой выдернул шнур из розетки: хоть пообедаем спокойно.

Мы быстро поели – синтетические отбивные из нефтепродуктов, пирожные из нефтепродуктов, зато виски было натуральное и бросилось мне в голову. – Почитаем? – убрав посуду, предложила Клара. – Не возражаю.

Она устроилась в кресле и стала читать мою повесть вслух, чуть монотонно, время от времени прерывая чтение возгласами удивления или одобрения. А я сидел, закрыв глаза и потягивая виски, и передо мной, точно на стереоэкране, проходило памятное августовское утро, смог над городом, взрыв на нефтеочистительном заводе, дети в противогазовых масках, затянутая мглой Двадцать вторая улица, жрец и его колдовские манипуляции над пластмассовым ведром, встреча с привратником из дома номер семь, коробки с Белым Орлом со склада на набережной Кеннеди… Голос Клары вдруг умолк. – В чем дело, Кларисса? – спросил я.

– Белый орел… – неуверенно проговорила она. – Я его где-то недавно видела…

– Нигде ты не могла его видеть, разве что в детском учебнике… – сказал я. – Читай дальше, мне очень интересно.

Она возобновила чтение, но навязчивая мысль явно не давала ей покоя.

– Ну конечно! – вдруг воскликнула она. – Твои сигареты!

– Какие сигареты?

– В кармане пиджака, который ты кинул в чулан, чтобы отдать в чистку.

Я онемел. А она метнулась к чулану и принесла коробку из-под сигарет, одну из тех самых коробок! С белым орлом на этикетке.

Коробка была набита зеленоватыми зернами.

И тут же из глубин моего сознания выплыла картина: лавчонка, седовласый индеец, который колдует над ведром с водой, а потом сует мне что-то в карман и говорит: “Вот, сеньор, тут немного горючего про запас…” Не зря он так удивился, когда я потребовал от него новых доказательств. Милый старый жрец! А я-то, дубина, был глух к его словам!

– Клара! – завопил я. – Скорей кувшин воды! Она принесла кувшин, и я безо всяких манипуляций бросил в него одно зернышко. И получил энерган.

Никогда и ничего не пересчитывал я с таким наслаждением:зерен было ровно 1100. Следовательно, я обладал 1100 литрами горючего. А весило оно всего 110 граммов. Я не физик и не знаю, каково соотношение между энергией и материей, при котором одна бомба, взорвавшись, обращает в пепел целый город. Я знаю лишь эйнштейновскую формулу Е=тс2, но мне высвобождающейся из зеленоватых зерен энергии было предостаточно. И для езды, и в качестве доказательства.

Эта находка, как и все другие события дня, начиная с опубликования повести и кончая предложением редактора продолжить ее, вернула мне ту уверенность в себе, которую я потерял за годы безработицы. Вообще-то я по натуре оптимист, работяга и добрый малый, люблю острые анекдоты и общество хорошеньких женщин, не гнушаюсь виски, если оно натуральное, радуюсь жизни, когда она дает для этого повод, а в последние часы она была не так уж плоха, несмотря на то, что ядовитый стайфли за окнами по Индикатору достиг цифры “87”. На глазах изумленной жены я превратил 70 зерен в 70 литров энергана, половину залил в бак моего фордика, а остальными заполнил две канистры, которые положил в багажник. Захватил с собой виски – в бутылке еще оставалось не менее половины, заставил Клару надеть куртку, и мы двинулись в путь.

Панчо мы застали лежащим на диване.

– Подымайся, лежебока! – прикрикнул я и сдернул с него плед.

– Какая муха тебя укусила? – страдальчески пропыхтел он, глядя на меня своими маленькими круглыми глазками.