Эмигранты - Страница 17

ХХ. Какие вещи...

АА. Вещи, которых ты жаждешь, которые хочешь иметь. Которые можно купить за деньги. Быть рабом вещей - это неволя еще более абсолютная, чем тюрьма. Такая неволя поистине идеальна, ибо не требует никакого насилия извне, никакого принуждения. Тут уже только сама рабская душа создает для себя неволю, потому что стремится к неволе. У тебя душа раба и только этим ты мне интересен. Только ради моего труда о сущности рабства, который намереваюсь написать...

ХХ. Да я на твой труд...

АА. Мне безразлично, как ты относишься к моим исследованиям. Главное, ты не можешь перестать быть рабом, подобно тому как насекомое не может перестать быть насекомым.

ХХ. Не могу?

АА. Не можешь. Так же, как не можешь изменить свою натуру, не можешь, так как тебе пришлось бы стать кем-то другим, а это невозможно. Не можешь, как не можешь перестать быть скрягой, как не можешь отречься от мечты о возвращении, как не можешь возвратиться...

ХХ. Я ворочусь.

АА. Не вернешься.

ХХ. Ворочусь!

АА. А как же это? (Указывает на стопку банкнот.)

ХХ. Ворочусь, ворочусь, ворочусь! (Рвет банкноты.)

АА. Ты что делаешь! Это же деньги!

ХХ. Я раб... я насекомое...

АА пытается ему помешать, но ХХ отталкивает его. Рвет банкноты на мелкие клочки и разбрасывает их по полу.

АА. Твои деньги!

ХХ. Мои... мои... мои...

Продолжает рвать. АА пытается остановить его, но ХХ отталкивает АА настолько сильно, что тот, покачнувшись, спотыкается и падает на пол. ХХ доводит свое дело до конца.

АА. Тронулся. (Ползая на четвереньках, собирает с пола обрывки денег.) Может, удастся склеить...

ХХ. Удастся?

АА. Нет. (Бросает обрывки на пол, поднимается.)

ХХ. Что же мне теперь делать?

АА. А я откуда знаю... Делай, что хочешь. Теперь ты свободный человек.

ХХ. Что я натворил, что я натворил?

АА. О чем ты горюешь? Ты освободился от своего рабского состояния, взбунтовался против тирании денег. Доказал, что можешь себе позволить роскошь свободы. Так радуйся теперь.

ХХ. Но я же теперь не могу воротиться!

АА. Раньше ты тоже не мог. Какая же разница?

ХХ. Все из-за тебя.

АА. Разве я велел тебе уничтожать деньги? Я всего лишь теоретически рассуждал, а тебе сразу захотелось стать Спартаком.

ХХ. Ничего я не хотел, я хотел только воротиться, только воротиться.

АА. Теперь поздно.

Достает из своего чемодана несколько листов бумаги, покрытых рукописным текстом. Садится за стол, на левый стул. Методично рвет листы

ХХ. Что это?

АА. Планы, этюды, заметки. Я ведь собирался писать мое великое произведение.

ХХ. Зачем тогда рвешь?

АА. Теперь уже не напишу. Выяснилось, что идеальный раб не существует. Если даже для такого каторжника, как ты, наступает свой миг свободы... Ты для меня был образцом, вдохновением, аксиомой и отправным пунктом. Все это ты разрушил в одно мгновение. Отнял у меня плод моих исследований и размышлений. В зародыше уничтожил великое произведение, вандал.

ХХ. И-и-и, чего там...

АА. Конечно, тебе-то наплевать. Тебе абсолютно наплевать, что из-за одного твоего непродуманного жеста человечество понесло невосполнимую утрату. Мой труд мог бы стать ценным вкладом в универсальную культуру, это ты можешь осознать? Причем, одним из самых оригинальных.

ХХ (встает и снимает пиджак. Вешает его на спинку стула. Влезает на стул, со стула - на стол.) Подвинься.

АА. А каким ты был великолепным рабом... И все испортил. Только о себе думаешь. (ХХ снимает галстук и вяжет из него петлю. Привязывает конец галстука к патрону лампочки.) Собираешься вешаться?

ХХ. А что, нельзя мне?

АА. Можно, можно. Самоубийство - священное право свободного человека, последнее свидетельство его свободы.

ХХ. Тогда подвинься.

АА (передвигает бумаги на край стола). Это даже логический результат твоего предшествующего поступка. Раз уж ты начал обретать свободу, тебе ни в чем нельзя теперь отказать. Но, честно говоря, чувство меры тоже не помешало бы.

ХХ (тянет за галстук, проверяя его прочность). Вроде крепко.

АА. Утрировать - это дурной вкус, хотя, правда, дурной вкус типичен для всех выдвиженцев... Может, перестанешь, наконец, возиться с этим своим вешаньем?

ХХ (надевает петлю на шею). Отодвинься.

АА. Зачем?

ХХ. Я сейчас оттолкну стол.

АА. Настаиваешь все же на своем. Вот ненасытный выскочка.

ХХ. Я сказал - отодвинься.

АА. Какая толстокожесть.

ХХ. Ты отодвинешься или нет?

АА. Тебе непременно хочется быть вульгарным?

ХХ. Ладно, как хочешь. Я и так могу оттолкнуть.

АА. Постой. А твое последнее слово?

ХХ. От...

АА. Тссс, не доканчивай. Останься в моей памяти человеком возвышенным, хоть и из простых. Что ты хотел сказать, я знаю, но это было предназначено мне. А что для семьи?

ХХ. Для семьи?

АА. Ты уже забыл, что у тебя есть семья? Неужели она не заслуживает нескольких слов от тебя?

Пауза.

ХХ. Они меня не услышат.

АА. Тогда напиши им.

ХХ. Сейчас?

АА. Именно сейчас. Ты же вешаешься, так что вряд ли представится другой случай.

ХХ. Так я уже завязал...

АА. Ну, тогда продиктуй, я напишу за тебя. (Переворачивает последний целый лист бумаги чистой стороной вверх, достает из кармана авторучку.) Итак, с чего мы начнем?

ХХ. Дорогая жена и вы, любимые дети...

ХХ. В первых строках моего письма сообщаю вам, что я здоров...

АА. Здоров... Хм, ну что ж. (Пишет.) Что дальше?

ХХ. Чего и вам желаю...

АА. Может, все-таки не стоит?

ХХ. Почему?

АА. Не слишком уместно... (Проводит пальцем по горлу и высовывает язык.)

ХХ. И то правда. Тогда лучше не надо.

АА (перечитывает). "Что я здоров". Точка. Что дальше?

ХХ. ...И дела мои идут хорошо.

АА (пишет). На небеси...

ХХ (машинально продолжает). Как и на земле... (Спохватывается.) Почему на небеси?

АА. Ты же отправляешься на небо.

ХХ. Не мешай. Зачеркни.

АА. Зачеркнул. Что дальше?

ХХ. Не знаю.

АА. Хочешь, я напишу за тебя?

ХХ. Пиши.

АА (пишет). Я все-гда пом-ню о те-бе и де-тях...

ХХ. Хорошо.

АА. И потому хочу повеситься.

ХХ. Как?

АА. Повеситься.

ХХ. Я же не потому.

АА. Ну, хорошо. (Пишет.) ...Повеситься, потому что совсем о вас не думаю.

ХХ. Нет!