Эликсир памяти, или Последние из Арконы - Страница 6
Маленький Пушкин. Рабочий стол с кипой газет и рукописей у окна, а другой - неизменный, праздничный, торжественный - посреди. Высокий, очень высокий порог не дает брату заползти сюда.
Дед усаживает меня к себе на диван. Зажигает бутоны ламп в изголовье. Здесь же на тумбе стоит зеркало. "Таинственный остров"
кто-то взял и не вернул, и теперь я услышу продолжение всей этой истории. В "Витязе" идет другой остров - "Остров сокровищ" с потрясающим Борисом Андреевым в роли Сильвера.
"Другие ему изменили и предали званье свое..."- наизусть, яростно дед читает знаменитый перевод Лермонтова - "Воздушный корабль".
Мы играем в шахматы. Потертая доска. Крупные, приятные на ощупь деревянные фигуры.
- Сдаюсь, сдаюсь! - он явно подсмеивается над внуком.
В доме первый кассетник. Отец ставит знаменитый французский концерт Высоцкого. Для меня это открытие.
- Что? Хрипатого передают? - удивляется дед, заглядывая в комнату.
- Кто ж его передаст?
- И то верно.
Десятки раз переписанная шипящая пленка.
- Папа! Иди. Там по "Маяку" твои "Пароходы не так, как поезда"
крутят! - мама знает пристрастия своего отца.
- Иду, - прихрамывая, он, не спеша, направляется в кухню. На ходу тушит сигарету. Это неизменные "Столичные". С бабушкой шутки плохи. Железная женщина.
Дед часто бывал под хмельком. Я помню, ненавязчиво поддерживал его в метро, чтобы он случайно не соскользнул на рельсы...
Звонок. Еще и еще.
Смахнул рукой неожиданно выступившие слезы. Слезы по безвозвратно ушедшему времени.
- Господи! Иду, иду. Не трезвоньте!
Код и домофон, конечно, не такая серьезная преграда, но вот, железная дверь в общий коридор? Не может такого быть, чтобы все разом кто-то открыл.
- Может, Рогволд! Может. Вы не пугайтесь. Я один. Меня зовут Инегельд.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- Согласен, что способ знакомства, выбранный мной, излишне эффектен. Но речь идет о жизни и смерти. Вашей жизни и смерти.
Поэтому, не держите меня под дверью. Я не рэкетир, я не причиню вам большего вреда, чем вы это сделаете сами. Не дурите, Рогволд! - звучало не то, чтобы убедительно, но как-то загадочно.
- Кто вам дал мой адрес?
- Cтанислав.
- Хорошо, - я щелкнул замком.
На пороге стоял высокий мужчина лет сорока или сорока пяти. У него были чистые голубые глаза, русые, немного с рыжиной, волосы спадали на шею. Хищные черты лица дополнял едва видимый шрам, который бы я не заметил, не будь Инегельд гладко выбрит. Гость опирался на прямую увесистую палку, какую можно срезать в любом орешнике. Это выглядело до того нелепо, что невольно вызвало у меня улыбку.
- Здравствуйте. Вам повезло. Я уже совсем собрался уходить.
- Как вам будет угодно, - он улыбнулся в ответ - Добрый день, Рогволд. Я могу вас так называть?
Незнакомец поставил посох в угол у двери и снял длинный серо-зеленый плащ с широкими рукавами, пристроив его на вешалке.
- Конечно. Проходите в комнату... Кофе? Чай?
- Лучше, квас, - сказал он бесцеремонно, - Люблю с детских лет.
- Сам не прочь, да нету... - удивился я.
- Проверьте еще раз, там, на второй полке сверху.
Действительно, как и предрек Инегельд, на кухне в холодильнике я обнаружил кувшинчик с ароматным пенистым напитком, но внешне ничто не указывало на его присутствие в доме.
Я изумленно посмотрел на гостя. Инегельд невозмутимо, нагло и просто глядел на меня.
- Для вас, Рогволд, человека вполне образованного, бросить жребий означает надеяться на слепой случай, или-или. Вы точно знаете, кваса в доме нет. Я же знаю иное: он или есть, или его действительно нет. Улавливаете разницу? Дверь может оказаться либо открытой, либо закрытой третьего не дано, и нет ничего сверхъестественного в том, что когда я приблизился к вашему дому - кто-то вышел из подъезда мне навстречу. Нет абсолютно ничего необычного и в том, что ваша соседка именно сейчас решила вынести мусор - так я миновал вторую дверь.
- Но мне кажется странным другое, - возразил я ему. - Обычно подозрительная соседка на этот раз пропустила вас мимо себя, внутрь нашего коридора, не сказав ни слова.
- Может, моя внешность располагает?
Я еще раз взглянул на него и снова натолкнулся на пронзительный ответный взгляд. Передо мной на секунду возникло жестокое, непроницаемое холодное лицо Хауэра. Но в нем и в самом деле мелькало что-то неуловимо притягательное.
- Овладев математической теорией вероятностей, вы, однако, все равно не сумеете абсолютно верно предсказать - есть проход или нет.
Вы не сможете никаким образом повлиять на результат собственного гадания.
Он пригубил квасу, вдруг похвалил мою маму и продолжил:
- Cогласитесь, Рогволд, что ваше представление о случае не идет ни в какое сравнение с тем, как понимали его ваши предки.
- Вероятно, они объясняли это сверхъестественными причинами? предположил я.
- Как раз "сверхъестественным" и называют то, что не могут объяснить, поправил меня Инегельд, - Скажем, Эликсир Памяти, который либо оказывает действие, либо нет.
- Даже лекарства действуют далеко не на каждого.
- Правильно. Но если здесь все связано с восприимчивостью человеческого организма, то в случае с Эликсиром речь идет о гораздо более глубокой субъективной зависимости, нежели биохимическая. Не стоит, Рогволд, тратить реактивы - для Станислава в этой фляге, действительно, подслащенная вода, но для покойного М., который не слушался моих советов - то было, в самом деле, магическое варево.
Мифы и сказки в глазах избранных, которых вы, просвещенные люди, именуете то волшебниками, то шарлатанами, являются фактами истории, событиями не требующими доказательств. Я твердо знаю, что именно эта дверь будет открыта - и ее отпирают. Я верю, что во фляге содержится Эликсир - и я погружаюсь в прошлое.
- Готов допустить, что увидев страшный сон, можно получить чудовищный ожог, который сведет в могилу. Психика тесно связана с биологией, рассудок, охваченный губительной фантазией, дает указание организму провести те или иные химические реакции. Это я еще могу понять. Но откуда вы, Инегельд, проведали, что у меня в холодильнике есть квас? - продолжил я, стараясь вызвать собеседника на откровенность. - За завтраком я его не заметил.
- Браво! - похвалил Инегельд. - Мы делаем успехи. Вы его не заметили, но он там уже мог быть. Скажем, квас приготовила ваша мама. Вчера, пока вы гостили у друзей. У нее, ведь, есть запасной ключ?
Решительно, от моего собеседника ничто не укрылось, и это разражало. Вваливается какой-то незнакомый тип, разыгрывает из себя ясновидящего. Вот, только, к чему? Зачем?
- Существует, по меньшей мере, с десяток объяснений моей осведомленности. Я занимался с ребятами фехтованием на лесной поляне у Лысой горы. Вы с друзьями проходили мимо, сжимая флягу с Эликсиром в руке. Или, например, ваш приятель М. перед смертью успел написать мне, кому он отдал напиток, а Станислав направил меня сюда?
Правдоподобно? А между тем, приняв эти доводы на веру, вы ошибетесь, улыбнулся мне Инегельд.
- Почему?
- Все могло происходить так, как я вам описал, но произошло совсем иначе. Вы пили Эликсир после моего предупреждения? Впрочем, не лгите. Это написано у вас на лбу, - и он указал двумя перстами туда, где по его представлению имелось явное свидетельство моего непослушания. И учтите, продолжил он - если это вижу я, то вас, Рогволд, сумеет приметить и кто-нибудь другой, настроенный не так дружелюбно.
Инегельд встал и мягким, кошачьим шагом прошелся по комнате. Он остановился у полки с философской литературой. Затем мой гость вытащил оттуда какую-то книгу и протянул мне:
- Откройте и читайте!
- А номер страницы?
- Как откроете, так и читайте, - последовал ответ.
- "Как бы недоверчиво не относилась к аналогии наука за обманчивые ее результаты, именно аналогия остается нашим главным орудием, а на более ранних ступенях культуры влияние ее было почти безграничным. Аналогии, которые для нас не что иное, как вымысел, были действительностью с точки зрения людей прошлого. Они могли видеть огненные языки пламени, пожиравшего свою жертву. Они могли видеть змею, которая при взмахе меча скользила по нему от рукояти до острия и жалила в самое сердце. Они могли чувствовать в своей утробе живое существо, которое грызло их во время мучений голода. Они слышали голоса горных карлов, отвечавших им в виде эхо, и колесницу небесного бога, громыхавшую по небесной тверди..."